Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 5. Аннигиляция
«Ну и махина! – крякнул Костя, стараясь удержать рыбину, не стравливая лески. И пока он приноравливался к спиннингу, помощник лихо смотал остальные шесть снастей.
Подбадриваемый советами капитана и помощника, а также легкими ударами дубинки для глушения рыбы по сгорбленной спине, Костя начал вываживание. Время тянулось медленно. Оборот за оборотом Перегуда выбирал леску: пять, десять метров… И тут на его снасть обрушился сильнейший удар. Он согнулся и метров десять нити стравил марлину, а это оборотов сорок катушки. Минуло более часа, пока рыба оказалась в пяти метрах от борта. Костю деликатно попросили отойти в сторону и заняться фотосъемкой, а за дело взялись профессионалы. Марлина забагрили двумя огромными крюками, втащили в лодку через специальное отверстие в днище и успокоили ударом дубинки по темечку.
Через минуту Перегуда уже фотографировался рядом со своим трофеем. Зрелище было потрясающим: огромный марлин на белоснежной палубе катера, рядом с ним Костя, значительно уступающий рыбине в размере. Каталина радовалась вместе с остальными и, целуя своего избранника, говорила, что он самый настоящий герой.
Как и положено, по традиции, поимку марлина отмечают поднятием красного флага по правому борту. Костя с нескрываемой гордостью и величием тянул за шнур, поднимая на топик яркий вымпел.
Пока гости были увлечены парадом, помощник отрезал кусок филе с только что пойманной рыбы, раскроил его на тоненькие ломтики, уложил на поднос, слегка посолил, сбрызнул лимонным соком, сдобрил оливковым маслом и, назвав это блюдо красивым словом «карпаччо», подал гостям. Рыба оказалась не просто съедобной, ее мясо было божественно вкусным.
– Будете еще ловить? – поинтересовался капитан.
– Да! – живо отозвался Савелий.
Помощник вновь подготовил снасти, и опять капитан стал барражировать по кругу. Вдруг одна из снастей пригнулась. Все присутствующие напряглись, задавшись одним и тем же вопросом: это приманку сносит течением или снова поклевка? А вдруг опять такой же здоровенный?.. На сей раз показалось. Опять началось томительное ожидание. Снова качнуло… И опять ничего. Потихоньку начал напоминать о себе голод. И мысли были вовсе не о рыбалке. Каждый думал о своем.
«На борту такой прекрасный фиш, а скряга-помощник приготовил так мало карпаччо… А маленький кусочек тунца на барбекю накормил бы всех досыта…»
«Какие все-таки креолки красивые…»
«Сейчас бы салату из маринованного тунца с ананасом и бананом… Хотя, можно просто в листьях салата и с оливковым маслом…»
Новичкам всегда везет
Прошло несколько томительных часов, прежде чем последовала вторая поклевка. Два огромных марлина одновременно атаковали силиконовую приманку, но наживка досталась одному. В течение нескольких секунд со шпули сошел почти весь запас лески. Капитан поддал газу, чтобы крючки хорошо врезались в тело рыбки, а затем убавил ход. Теперь помощник перенес спиннинг к боевому стульчику. Удодов трясущимися от волнения руками пытался пристегнуть ремень, удерживающий удилище. Остальной народ сорвался со своих мест и засуетился, пытаясь помочь вытащить из воды лишние снасти. За несколько мгновений команда, состоящая из двух профессионалов, одного любителя и трех новичков-рыболовов, превратилась в кучку людей, лихорадочно снующих на корме…
Между тем марлин, вызвавший этот переполох, ушел на глубину, чтобы изменить направление движения. Капитан рванул к штурвалу и снизил скорость настолько, чтобы катер оставался управляемым, а рыбаку было удобней сантиметр за сантиметром отвоевывать у рыбы леску. Напуганный тем, что рыба утянет его за борт, Савелий занял свое место на стульчике и пристегнулся на все крючки. Прочувствовав на себе силу тяги голубого марлина, не уступающую хорошей малолитражке, он яснее некуда осознал значение слов «скованы одной цепью». Удилище пока выдерживало, и тормоз катушки безупречно выполнял свою работу, сдавая леску только при отчаянных рывках рыбы. Боевой стульчик, имея твердую опору, позволял рыболову бороться с марлином, и это вселяло надежду. Савелий слегка успокоился. Но тут рыба изменила направление движения, что проявилось в небольшом ослаблении лески. Костя первым почувствовал опасность и прокричал Савелию:
– Ручку! Ручку крути, черт возьми! Рыба идет наверх!
Капитан среагировал молниеносно, и мотор, дико взревев, толкнул винтами катер вперед, накрывая корму черным дымом. Когда выбрали прослабленную леску, судно замедлило ход и стало удаляться от того места, где она уходила под воду. Теперь мононить была натянута, и в месте ее соприкосновения с водой возникала небольшая шипящая волна.
Наконец степень опасности стала понятна и Савелию.
«Если марлин прыгнет и обратным ходом навалится на леску, то все будет кончено. Ни одна леска в мире не выдержит удар такой силы», – подумал он и начал бешено вращать ручку катушки, вкладывая в нее всего себя, как будто от этого зависела его жизнь.
Гребные винты катера врезались в прозрачную синь воды и уносили судно от поднимавшейся вверх рыбы. Леска натянулась, давление на удилище усилилось, и вода словно взорвалась, когда из темной бездны вылетела огромная рыбина. Было видно, что она заметно устала, и Савелию, вошедшему в раж, удалось подмотать леску на катушку. Он подтянул рыбу так, чтобы капитан смог дотянуться до поводка, но пока помощник примерялся багром, марлин, воспользовавшись передышкой, собрал силы и пошел на таран, выпрыгнув из воды прямо на Удодова. Савелий сумел уклониться от удара «копья», и обоюдоострая, зубатая пика прошла мимо, только чиркнув его по шее и вспоров кожу, не задев, однако, сонной артерии. Пролетая мимо, туша весом в два центнера зацепила кресло и, сломав закрепленное удилище, упала на палубу. За спиной Савелия раздался леденящий душу вопль. Когда, с трудом расстегнув окровавленный жилет, он встал с кресла и повернулся, то содрогнулся от увиденного…
Морское чудовище било хвостом, а его окровавленную морду прижимало к палубе тело Каталины, пронзенное зазубренным носом марлина точно в области сердца. Оно не давало рыбе ни подскочить в воздух, ни развернуться для дальнейшего выпада. Двумя ударами дубины капитан утихомирил марлина, но ударов этих никто не слышал: Костя чересчур шумно сходил с ума…
Пока пытались привести в чувство Перегуду, налетел шквал. Скорость ветра достигла шестнадцати метров в секунду и продолжала нарастать. Было видно, как воздушные слои мечутся над водой. Небо потемнело и излилось тропическим ливнем. Волны вздыбились высотой в несколько корпусов катера. Посудину мытарило из стороны в сторону и вверх-вниз.
Перегуду так и не удалось оттащить от бездыханного тела Каталины. Опасаясь быть смытыми в открытое море, пассажиры задраились в трюме, а тем временем капитан, прикладывая невероятные усилия, старался избежать овер-киля. И только Костя, Каталина и две гигантские рыбины скользили от борта к борту. Сначала Перегуда пытался за что-то удерживаться, но когда его швырнуло на привинченный к палубе стул и он услышал хруст собственных ребер, протыкающих легкие, силы покинули его. Он видел, как рыбу, пронзившую Каталину, смыло за борт вместе с девушкой.
– Сейчас, милая. Потерпи, радость моя. Я иду к тебе… Больше никто и ничто нас не разлучит… – простонал Костя, и тело его встрепенулось в последний раз.
«А ведь совершенно не больно…» – отметило угасающее сознание, и он увидел себя, подымающегося вместе со своей единственной, такой поздней и такой короткой любовью выше грозовых облаков…
Трусливый человек мыслит о покое, а смелый о подвиге
В трюме воняло порченой рыбой, соляркой и затхлым тряпьем. Уцепившись руками за шпангоуты, а ногами упершись в трубы и рундуки, люди пытались удержаться на месте. Молодой худощавый кубинец без особых усилий справлялся со своим телом, даже когда судно ложилось на борт. А вот грузным Савелию и Майклу приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не сорваться и не расшибиться о выступы, переборки или двигатель. Кораблик то взлетал на гребень волны, то падал в бездну. Его корпус вибрировал и трещал так, что, казалось, вот-вот рассыплется.
«Придурок! Какой я придурок! На фига мне сдалась эта рыбалка?! – корил себя Удодов. – Бедный Костя! Все крутого из себя корчил… Нью-Сталин хренов! И где ты сейчас? Небось, с подлинником за руку здороваешься и в уста его лобызаешь… На фига ты меня в эту авантюру втянул! А я – старый, тупой идиот. Давно надо было послать его ко всем чертям…»
– Твою мать! – орал швед на чистом русском. Видимо, еще с Полтавы в его кровь закрались русские гены. И чем больше он упражнялся, тем сильнее это бесило Савелия. А когда Андерсен достиг уровня, которому позавидовали бы авторы книги «Крепкое русское слово», а Петр Великий, слывший непревзойденным матерщинником, снял бы шляпу, – Савелий взорвался и обложил шведа во столько этажей, что тот замолк, выпучив и без того крупные глаза…
