Ник Гоуинг - Петля
Раздумывая обо всем этом, Поляков заметил, что установленный в машине телефон подает красные сигналы. Схватив трубку, полковник нажал на кнопку. В аппарате трещало, аккумулятор в машине был, видимо, плохо заряжен.
— Товарищ Ахунов. Товарищ Ахунов…
Вероятно, вызывали либо шофера, либо кого-то из охранников.
— Товарищ Ахунов, это вы? Где вы? Скажите, где находитесь. Очень срочное дело…
Отчаянный голос был у человека, говорившего скорее всего из другого автомобильного телефона.
— Самолет загружен. Ждем только вас и ваш груз. Приказано ждать не более пятнадцати минут. Товарищ Ахунов, товарищ Ахунов?..
Человек помолчал, и снова:
— Товарищ Ахунов? Ответьте, пожалуйста. Ответьте, пожалуйста…
Ночная прохлада и нервное состояние — все вместе вызвало у Полякова дрожь. Он положил трубку и решил, что оставаться здесь было бы неразумно. Раджабовская банда располагала множеством машин и дюжинами боевиков. Поскольку конвой не прибыл в ташкентский аэропорт, неизбежно начнутся его поиски.
Поляков выволок тела шофера и охранника из машины, оставил их у края дороги. Зажигание сначала не сработало, но затем мотор заурчал. Полковник двинул вперед рычаг передач и направился в сторону Ташкента…
…Проезжая по пустым, обсаженным деревьями ташкентским улицам, петляя мимо безлюдных базаров, еще запертых закусочных, освещенных светом печей пекарен, он вспоминал напутствия Марченко: «Скрути Раджабова, Олег Иванович. Пришиби негодяя. Пусть знает, какую цену заплатит, если откажется прекратить свои штучки».
До задыхающегося от жары аэропорта Поляков добрался в три часа утра. Доска объявлений пустовала. Поляков локтями проложил путь к началу очереди из пропотевших толкающихся узбеков и выяснил, что самолет в Ургенч по расписанию отправляется в восемь, но билеты уже распроданы. Однако крупная купюра, всунутая в лапу аэродромного служащего, обеспечила место.
Глава 3
Маленький турбовинтовой «Ан-26» доставил Полякова среди дня в самое пекло Каракумской пустыни. Вместе с ним прибыло сборище узбекских торгашей. Поблескивая сквозь дрожащий от жары над шоссе воздух, на взлетной полосе стоял запыленный «Як-40». На фюзеляже был тот же номер, что и в приказе, найденном в бумажнике Рашидова. Поляков решил, что первые три таинственных груза уже доставлены в Хиву. За немалую сумму Олег Иванович подрядил побитую «Ниву» с четырьмя ведущими колесами. Затем через равнину, залитую водой огромной Амударьи, отправился на юг мимо плантаций люцерны и хлопка. Полковник скоро обнаружил, что сорокапятиградусная жара невыносима. Он утешался только мыслью о том, что если бы не зеленые насаждения по обе стороны дороги, температура оказалась бы смертельной.
Сбоку на сиденье лежал пневматический пистолет. Поляков забрал его из «Волги» после нападения и затем ухитрился пронести мимо охраны в Ташкентском аэропорту. Через разбитое ветровое стекло на горизонте виднелись замечательные архитектурные символы двухтысячелетней культуры Хивы — золотые и голубые купола минаретов, мечетей, исламских религиозных школ. Раджабов выбрал для своего тайного убежища весьма отдаленное, изолированное, но вместе с тем и впечатляющее место в бывшем Советском Союзе на южной границе узкой полосы орошаемых земель, в самом сердце обширной пустыни, распростершейся вдоль границы Узбекистана с Туркменией.
Поляков вел «Ниву» по пыльным площадям мимо фасадов зданий, украшенных великолепной глазурью и чудесной резьбой по камню. Затем и мимо других примечательностей жизни в Хиве: очередей женщин, выстроившихся у колодцев за водой, бездомных собак, роющихся в отбросах, и бездельничающих групп маленьких шалопаев. Приезжему было трудно увидеть за всем этим богатство и крупномасштабный рэкет, управляемый при помощи факсов и японских беспроволочных телефонов, находящихся внутри нищенских саманных домов. Только бесконечно преданный своей земле простой узбек или, напротив, жулик вроде Раджабова, повязанный родовыми узами и традициями, мог выбрать для жительства Хиву. Бледнокожему славянину, каким был Поляков, тяжелый пустынный климат оказался бы невыносимым. Но полковник мог видеть, какое отличное прикрытие для создания и укрепления тайного клана предоставлял Раджабову древний город. Узкие улочки, крытые базары стали теперь районами, куда доступ секретным службам безопасности стран Содружества Независимых Государств оказался намертво закрыт, ибо здесь процветало раджабовское преступное сообщество.
В московском Центре, за два дня до того, Марченко кратко рассказывал о связях Раджабова с Хивой, но не предполагал, что Поляков туда отправится. Потому-то генерал и не сообщил ему подробности, и у полковника не было ни схемы пути к даче Раджабова, ни хотя бы приблизительного описания дороги. Однако, расспросив местных жителей и основательно прочесав город, невольный путешественник узнал то, что ему требовалось.
Поляков остановил машину в тени на узкой улочке, поблизости от огороженного дувалом[5] поместья. Из-за пятиметровой ограды виднелась лишь верхняя часть строения, обширного по размерам и, судя по всему, роскошного. Раджабов был поистине «лох» — весьма богатый человек. В резиденцию вели широкие кованые ворота, где постоянно находилась охрана в специальных, опереточно расшитых золотом мундирах. Раджабов выставлял напоказ свое богатство в Ташкенте; он хвастался и в Хиве, посреди ужасающей нищеты, грязных улочек с вонючими арыками.
Конечно, Поляков понимал нелепость рискованной поездки в Хиву. Он превысил масштабы задания, но считал, что обстоятельства не только допускали, но и обязывали пойти на такое нарушение.
Стук в стекло со стороны шоферского места должен был насторожить Полякова, но, думая о своем, он не придал ему значения, глянув лишь мельком, перед глазами промелькнула тюбетейка — национальная квадратная шапочка, какие обычно носят узбеки. Затем он увидел грязное жалкое личико и протянутую перед самым его лицом руку: «Дай рублик, дай рублик». Мальчишка требовал нахально. Ему было девять или десять лет, и во рту осталась лишь половина зубов: то ли не успели вырасти после молочных, то ли уже выпали, а возможно, были выбиты. Поляков полез в карман за мелочью…
Невидимые руки с обеих сторон распахнули дверцы. Один рванул на заднее сиденье и приставил ствол «Калашникова» к горлу Полякова. Второй с переднего сиденья ухватил за ноги и уложил плашмя. Третий столкнул с сиденья на пол. Мелькали темные узбекские лица, прокаленные жаром пустыни.
Тот, что сел на водительское кресло, запустил мотор и, рванув с места, помчался по запутанным пыльным улицам, обнесенным глухими дувалами. Промелькнула чья-то пышная древняя гробница. Трое свирепых личностей с длинными нечесаными волосами и с бородами сидели молча, и нельзя было догадаться об их намерениях. Но по их поведению Поляков понял, что это не простые грабители, решившие обобрать русского. Так же как и те, кто устроил засаду в горах, они соблюдали дисциплину и организованность. За их действиями просматривалась серьезная и нетривиальная цель. С другой стороны, они, возможно, служили в раджабовской охране и производили патрульный объезд района вблизи дачи, куда вход посторонним запрещался. Они могли оказаться и переодетыми в штатское, подгримированными офицерами узбекской тайной полиции — прежнего КГБ, возмущенных появлением явно русского незнакомца в столь запретном месте.
«Нива» проехала не более километра, резко затормозила на узкой аллее между глинобитных дувалов. Двое выскочили из машины. Третий грубо вытащил Полякова и втолкнул через деревянную калитку на раскаленный от жары двор, где разносились запахи наркотиков и пряный аромат тмина и кардамона. Полковник увидел, что его доставили не в тюрьму или полицейский участок: по тому, как вели себя люди, можно было предположить, что дом принадлежал семейству или клану. Аналогичные жилые постройки он видел во время разведывательных операций в горных селениях Афганистана. Мужчины в тюбетейках лениво расположились в тени, перебирая четки, покуривая. Другие чистили стволы полуавтоматов. Женщины в ярких головных платках суетились вокруг, поднося блюда с ломтями арбуза, виноградом, орешками.
Для Полякова это был чуждый мир, воплощение исламизма, который в темные времена кремлевского всесилия всячески стремились уничтожить. При Сталине, Хрущеве и Брежневе Москва опасалась влияния воинствующего мусульманства, оно представлялось опасным для коммунистической партии. Именно с целью сокрушить эту угрозу в Центральной Азии брежневская клика приказала начать интервенцию в Афганистан в 1979 году. Кремлевские вожди полагали, что, как это было[6] с узбеками, туркменами и казахами, афганский сброд окажет слабое сопротивление. Но Советская Армия не имела опыта партизанской войны, и поэтому потерпели неудачу все попытки поставить Афганистан на колени. Теперь, как начал понимать Поляков, новые власти не могли управиться с приверженностью узбеков своей древней религии, ее установлениям и обычаям…
