Петр Разуваев - Синдром гладиатора
Я подошел к дверям. Очень вежливо поинтересовался: какого, мол, черта? Выслушал ответ. И впустил еще одного незваного гостя в номер. Пистолет, правда, я все время держал наготове. Не поворачиваясь спиной к незнакомцу, я проследовал к окну, сел в кресло, закинув ногу на ногу, и придал своему лицу максимально умное выражение. Мы с этим парнем раньше не встречались, пусть думает, что нарвался на интеллектуала. Ему все равно, а мне приятно.
— Чем вы можете подтвердить, что вы и есть господин Дюпре? — довольно агрессивно начал он беседу. Я удивился. От такой идиотской постановки вопроса становилось как-то не по себе. Он что, совсем деревянный?
— Ас чего вы взяли, что я буду вам что-то подтверждать? Вы же меня нашли, а не я вас. Если Стрекалов посылал вас ко мне, он наверное объяснил, как меня узнать? Или я о нем чего-то не знаю?
Он сердито сопел. Повыпендриваться явно не получалось. На вид парню было лет двадцать пять. Приличный костюм, модный галстук, только не с котами, как у меня, а с какими-то медведями. Лицо хорошее, доброе и не особенно приметное, как раз то, что нужно в нашем деле. Я-то со своим живописным шрамом мог только внимание отвлекать. В руках у него ничего не было, а вот под пиджаком явно было, это я заметил сразу. Как и то, что застегнут пиджачок на крайне неудобную пуговицу. До Джона У. Хардина юноша не дотягивал, так что пока у меня была гарантия стопроцентной безопасности.
— Ну ладно, — сдался он наконец. — Виктор Викторович сказал, что вы знаете рецепт его любимого коктейля.
— А вы знаете? — ради интереса спросил я.
— Конечно. — Он даже обиделся.
— Ну, тогда сверяйте. Коктейль «Негрони». Часть джина, часть мартини и часть вермута «Негрони». У вашего шефа весьма экзотический вкус. Он вам, кстати, не сообщил, что я говорю по-русски?
Он сделал большие глаза. Но так неумело, что мне сразу же захотелось узнать, о чем еще успел поведать ему мой бывший шеф. Неужели гадостей наговорил?
Тут юноша наконец-то соизволил заметить легкий бардак, царящий в номере. Сначала его внимание привлекла стреляная гильза, невозмутимо лежавшая прямо перед ним. Он пригляделся, и с огромным удивлением обнаружил, что это не одна гильза, как ему сперва показалось, а одна из многих, валяющихся на полу. Я не стал дожидаться, пока охватившее его изумление выльется в серию дурацких вопросов, и попросту, без особых затей, откинул покрывало, которым до того прикрыл «сладкую парочку». Они, естественно, не отреагировали, так как продолжали витать где-то в заоблачных далях. Основательно же я им приложил. Зато у гостя моего глаза стали большими и широкими до невозможности.
— Что это значит? — спросил он, с некоторым испугом наблюдая за мной.
— Понятия не имею. — Я совершенно искренне пожал плечами. — Тихая пара, вместе летели из Амстердама, в одном самолете. А на ночь глядя вдруг решили меня убить. Впервые в жизни их вижу.
— Нужно было их допросить, — сказал он. Умный мальчик.
— Да? Попробуйте. У меня пока не получается.
— Тогда черт с ними. Я должен вывезти вас отсюда. Мы установили, что о вашем приезде стало известно кому-то еще. Вас сегодня встречали в Пулково.
— С цветами? — на всякий случай поинтересовался я.
Он криво усмехнулся. Первая растерянность прошла, началась работа, и мальчик становился мужем буквально на глазах. Другого я и не ожидал, у Стрекалова дурачков сроду не водилось. Да и переход с английского языка на родной для него русский подействовал явно ободряюще.
— Да нет, без цветов. Мы не знаем, кто это, но стоят они круто, ничего не боятся. По документам — ФСБ, а кто на самом деле, черт их знает. Они вполне могут найти вас и здесь, так что не стоит задерживаться.
— Да, пожалуй… — протянул я.
Повестка дня выглядела на редкость просто и красиво — бежим, пока не поймали. Те несколько слов, которые этот юноша произнес из-за двери в качестве пароля, давали вполне приличную гарантию безопасности. По крайней мере, со Стрекаловым он был знаком. В то, что Виктора Викторовича можно отловить, спеленать и, накачав как следует пентоналом, заставить рассказать о всех наиболее пикантных эпизодах его биографии, я был готов поверить легко и сразу. Но… При всем при том нужно еще очень точно знать, что же именно тебя интересует. Кодовая информация была настолько примитивна, что нормальному человеку, да еще работающему в условиях катастрофической нехватки времени, и в голову не могло прийти спросить что-либо подобное. Так что вряд ли этот казачок «засланный». Поверить в сплоченную группу встречающих, приплясывающую от нетерпения в аэропорту Пулково-2, после недавних метаморфоз, случившихся с моими попутчиками, тоже было несложно. Уж больно глупо все складывается, а в таких случаях одной глупостью больше, одной меньше — все едино. Никакого рояля, как говорил кто-то из моих знакомых. Так что работаем согласно регламенту — берем руки в ноги и мчимся заре навстречу, раздувая щеки от усердия. Причем мчаться лучше зигзагами. Жутко полезно для здоровья. И лишь одна проблема настойчиво маячила на горизонте — вкусно посапывающие на полу моего «люкса» герои-любовники никак не вписывались в стройную картину грядущего.
— Тебя как зовут-то, спасатель? — поинтересовался я у гостя. Сам он представляться, похоже, не собирался.
— Иван Денисыч, — внезапно прорезавшимся басом ответил тот. Судя по голосу и напряженно-каменной физиономии, парень явно пытался мыслить и дело это давалось ему большой ценой. Он, наверное, стреляет хорошо. Отличник Б и ПП, мать его.
— Что с гостями-то делать будем, Ванечка?
Сам я уже давно все понял, но как же мне не хотелось-то… И не передать. Ему, видимо, тоже было неуютно, но по другой причине. В его личном комплексном плане ничего такого не значилось, а принимать решения Иван Денисович пока еще не привык. По сроку службы не положено.
— Что делать, что делать?! — раздраженно повторил он. — Мочить будем, вот что делать! Не с собой же их тащить?
— Очень логично, — довольно кисло согласился я. Ну не было во мне энтузиазма, хоть ты тресни. Ударом на удар — да, это понятно, а вот так, «контрольку» в голову… Противно.
Негромкий звонок прозвучал в номере как гром с ясного неба. Телефон выдержал паузу и разразился следующей трелью. Мы переглянулись. Ни друзей, ни знакомых у меня в гостинице не было. У Ивана Денисовича тем более, это ясно читалось на его лице. Значит…
— Уходим, — почему-то шепотом сказал он.
Отработанным до автоматизма движением распахнув пиджак и вытянув откуда-то из-за спины аккуратную тушку «Вальтера», Ванечка сделал несколько легких, скользящих шагов, приоткрыл дверь, выглянул в коридор. Оставшись, видимо, доволен результатами осмотра, он так же стремительно вернулся в комнату и, остановившись посредине, принялся деловито прилаживать к пистолету глушитель.
Свой, трофейный, «ствол» я по-прежнему держал в правой руке, так что мне оставалось лишь подхватить в левую заранее собранный портплед и бодро зашагать к выходу. Можно было бы, конечно, снять трубку и попытаться выяснить, какого эффекта добиваются на том конце провода, но я буквально кожей чувствовал, что вряд ли это будет хорошо. Тем более что на шестом звонке этот эксперимент как-то сам собою прекратился.
Я поравнялся с Иваном Денисовичем, он как раз в этот момент закончил свои манипуляции с глушителем, а дальше время понеслось вскачь. Все произошло практически одновременно. Неуловимым движением вскинув пистолет, он направил его в сторону лежавших на полу людей. Хлопок — мощный удар подбрасывает голову мужчины и на его высоком, с большими залысинами лбу появляется аккуратная дырочка. На полу стремительно расплывается кровавая слякоть; я толкаю Ивана и злобно шиплю — «Отойди, я сам!»; он удивленно смотрит на меня, но подчиняется и делает шаг в сторону, и тогда я дважды нажимаю на курок, ювелирно укладывая пули в миллиметре от головы девушки, уже плывущей в луже чужой крови. А она смотрит, неимоверно долгую долю секунды смотрит на меня взглядом, в котором одновременно живут ненависть, удивление, понимание, благодарность и еще сотня чувств, не имеющих имени. Потом, закрыв глаза, она утыкается лицом в окровавленное плечо своего напарника.
Ничего не заметивший Ванечка нетерпеливо окликает меня. До конца своей жизни парень будет твердо верить, что видел ДВУХ покойников, рядком лежащих на полу гостиничного номера. Полная, стопроцентная иллюзия. Что же это я учудил-то, а?
Разбираться в сложной мотивации своих поступков у меня времени нет. Должно быть, подцепил вирус гуманизма. Поскольку при моем образе жизни эта штука автоматически приводит к летальному исходу, остается лишь надеяться, что болезнь будет детской.
Коридор прекрасно освещен, чисто убран, тих. Мертв. В хорошем смысле этого слова. Иван Денисович и я грациозно пробираемся по неодушевленному пространству, не забывая, впрочем, пристально изучать окрестности.
