Филипп Делелис - Последняя кантата
— Почему же? — спросила Летисия, побаиваясь, как бы Пьер не перешел границ.
— Но послушай, Летисия, Булез — музыкальный функционер, символ государственного искусства! Булез, после которого Люлли,[24] Гайдн и Бах просто амбициозные любители.
— Остановись, Пьер! Уж не хочешь ли ты сказать мне, что композитор, создавший «Молоток без мастера», «Лицо свадьбы» и «Ответ», ничего не внес в современную музыку? Каким несправедливым ты иногда можешь быть!.. Мы посмотрим относительно Булеза, Паскаль. Я должна уточнить, буду ли свободна. Но сейчас мне в любом случае пора возвращаться.
— Хотите, я вас провожу? Моя машина в двух шагах.
— А это не слишком задержит вас?
— О нет! Он…
Суровый взгляд Летисии заставил Пьера оборвать себя на полуслове. Она помягчела, увидев огорчение на лице друга, расцеловала его в обе щеки и ушла с Паскалем.
Машина Паскаля была припаркована на улице Бозар. Он открыл перед Летисией дверцу. Когда она садилась в машину, ее юбка слишком высоко задралась. Она с удивлением заметила смущение Паскаля.
5. ДУЭТ
Лондон, 14 июня 1764 года
Город выглядел как сплошная строительная площадка. В начале века муниципальные власти обеспокоились видом ветхих домов, стоячей воды на улицах, полной антисанитарией. Были приняты меры, чтобы оздоровить город, реконструировать его, придать ему своеобразие, которого он не должен был больше терять. Лондон расширял свои границы каждый день на север и на восток. Спекулянты с энтузиазмом способствовали разрастанию городской территории, целые кварталы перестали быть пригородами: Мэрилебон-роуд, Сент-Джорджес-филдс, Юстон-роуд, Пентовилл-роуд…
В то же самое время быстро росло и население, и не из-за рождаемости, а из-за притока крестьян. Притянутые жизнью, как им казалось, более легкой, чем в деревне, они вливались в столицу. Уличные торговцы, носильщики, поденщики на всевозможные работы размножались как на дрожжах. Стремительное развитие торговли и промышленности с лихвой обеспечивало потребности растущего города. Цены на продукты падали, и, в общем, работы хватало всем.
Винокуренные заводы процветали. Торговля алкоголем была создана фермерами в то время, когда цена на зерно стала очень низкой. Торговля позволила сосредоточить огромные богатства, которые тем не менее старались не афишировать из-за пуританских предписаний англиканской религии. «Бренди-шопы» множились в бедных кварталах: потребление алкоголя возросло, преступность тоже.
Вот в этот так изменившийся город два месяца назад приехали Леопольд Моцарт, его жена Анна Мария и двое их детей — Марианна, которую все звали Наннерль, и Вольфганг. Леопольд предпринял длительное турне по Европе, чтобы все могли убедиться в гениальности Вольфганга, которому в ту пору едва минуло восемь лет, и, главное, получить вознаграждение по его заслугам. В тот день, уже в третий раз по приезде из Зальцбурга, семья отправилась в Сент-Джеймсский дворец, резиденцию короля Георга III и королевы Шарлотты. Их пригласили участвовать в одном из музыкальных вечеров, которые регулярно устраивали монаршие супруги.
— Нам не следовало нанимать эту коляску, — ворчал Леопольд, — она нам станет в пятьдесят пенсов, а нельзя сказать, что наши хозяева до сих пор проявляли особенную щедрость.
— Успокойся, Леопольд, — воскликнула Анна Мария, — все образуется!
— Ты обратила внимание на эти мощеные улицы с канавками по обеим сторонам, а не с ручьем посередине, таким опасным и зловонным?.. Если бы у нас в Зальцбурге было так же!
— Когда вернемся, подскажи это князю-архиепископу…
Коляска уже подъезжала к Сент-Джеймсскому дворцу, огромному кирпичному сооружению, построенному в стиле тюдор во времена Генриха VIII. Этот король вошел в историю не потому, что он обезглавил двух своих жен из шести, а потому, что сотворил поистине чудо: занял место Бога в церкви Англии.
Кучер остановил лошадей во дворе, и дети поспешили спрыгнуть на землю, пока родители не заставили их воспользоваться ступеньками. Мажордом проводил их до королевских покоев, где несколько гостей собрались вокруг королевской четы, чтобы послушать концерты Баха — Абеля, которые они так любили и которые свели вместе Иоганна Кристиана Баха[25] с одним из последних учеников его отца, виртуозом виолы да гамба Карлом Фридрихом Абелем.[26]
Улыбка озарила лицо королевы.
— А вот и семейство Моцартов в полном составе. Надеюсь, после пьес господина Абеля и господина Баха ваши дети снова доставят нам удовольствие послушать их очаровательный дуэт. Нам теперь это просто необходимо.
После положенных по протоколу поклонов Леопольд ответил:
— Ваше величество оказывает нам слишком большую честь. Мои дети с радостью сыграют перед таким знатным обществом, но не скрою от вас, в этот вечер они очень хотели бы услышать господина Баха.
— В этом нет ничего удивительного, господин Моцарт, но вы сами обладаете огромным талантом, и им нет надобности учиться еще.
При этих словах, которые придворные сочли мудрыми, среди собравшихся пробежал одобрительный шепот, потом все расселись вокруг музыкантов.
Иоганн Кристиан Бах, самый младший сын Иоганна Себастьяна, сел за клавесин. После долгого пребывания в Италии он два года назад приехал в Лондон, чтобы стать учителем музыки королевы. Королева склонилась к герцогине Кентской:
— Знаете, его еще называют «миланским» Бахом… Но пройдет время, и его будут величать только «лондонским» Бахом!
Иоганн Кристиан Бах и его музыканты начали концерт для клавесина, и звуки его, легкие и изящные, разлились по дворцу. Собравшиеся слушали, но их внимание не шло ни в какое сравнение с тем, как слушал маленький Вольфганг.
Когда аплодисменты смолкли, Иоганн Кристиан обратился к монархам:
— Может быть, ваши величества соблаговолят теперь послушать юных Моцартов? У меня есть одна соната для трио, которую я могу им предложить.
— О, разумеется, — произнесла королева. — Если господин Моцарт не возражает… Я понимаю, соната будет исполняться с листа. Это не смущает вас, господин Моцарт?
— Нисколько, ваше величество.
— Прекрасно, — сказал Бах, — я возьму на себя партию клавесина, а дети будут играть скрипичные партии.
Наннерль и Вольфганг достали свои инструменты из футляров и быстро настроили их. Они бросили быстрый взгляд на пюпитры, и Наннерль кивком головы дала знак, что можно начинать. Первые же ноты прозвучали отлично. Затем Иоганн Кристиан заиграл вступление в темпе largo.[27]
И вдруг, сочтя, наверное, что его партия невыразительна, Вольфганг начал импровизировать соло, проявив одновременно и огромное вдохновение, и удивительное мастерство в технике. Его сестра, недовольная тем, что он уже не в первый раз выставил себя напоказ, в то время как она считала первой скрипкой себя, поджала губы, отвернулась и немного охладела к игре.
Леопольд Моцарт нахмурился, глядя на своего мальчика со смешанным чувством осуждения и восхищения. Он разрывался между заботой о соблюдении этикета — они ведь находились у короля и королевы Англии — и гордостью за талант сына, который раскрывался все больше с тех пор, как Вольфганг в пять лет проявил его впервые.
Королева была удивлена, ведь она уже слышана эту сонату, и ей не припоминалось, чтобы там прозвучало это соло, такое чистое и такое легкое. Она попросит своего учителя, чтобы он проиграл его с ней.
Но больше всех был удивлен Иоганн Кристиан. Нет, он не писал эту скрипичную партию. Нет, мальчик никогда раньше не видел эту партитуру. Нет, это невозможно, чтобы в восемь лет так владеть искусством скрипки, и еще менее возможно — такое искусство импровизации. Иоганн Кристиан исполнял свою партию уже автоматически, он со страстью слушал эти волшебные звуки, эти быстрые виртуозные пассажи, легкие и блестящие, пронизанные глубокими чувствами, которые ребенок с легкостью извлекал из своего инструмента.
В конце части вопреки всем правилам многие зааплодировали, но третья и последняя части начались почти сразу же, восстановив тишину. На этот раз юный Вольфганг не отступил от партитуры.
Настоящий триумф вызвал финальный аккорд, а королева даже встала, чтобы поцеловать детей. Потом разнесли прохладительные напитки, и Иоганн Кристиан воспользовался суетой и увлек мальчика на угловой диван у окна.
— Вы прекрасно играете, маэстро, — сказал он ему.
— Спасибо, господин Бах. Я должен еще совершенствоваться.
— Разумеется, разумеется…
Иоганн Кристиан задумался. Его мучили сомнения:
— А ваша манера импровизации… Это соло вы уже разработали раньше, а сейчас внесли в тональность сонаты?
— Вовсе нет, господин Бах, — ответил Вольфганг. — Это импровизация. Мне очень нравится сочинять, я пишу с пяти лет и даже уже здесь, в Лондоне, сочинил свою первую симфонию.
