Патрик Грэхам - Евангелие от Сатаны
Предоставив монахиням готовить тело умершей для похорон, мать Изольда ушла в свою келью, чтобы взглянуть на рукопись. В этой книге должна быть разгадка предупреждений сумасшедшей старухи и таинственных причин резни в монастыре сервинских затворниц. Если только само евангелие не было причиной трагедии: Воры Душ могли совершить свое ужасное преступление для того, чтобы завладеть этой книгой и уничтожить остальные рукописи библиотеки запрещенных сочинений.
Заперев за собой дверь, мать Изольда спрятала в сундук череп, увенчанный колючими ветвями, и положила на свой самшитовый письменный стол книгу затворницы. Она начала с того, что закрыла глаза и стала ощупывать поверхность книги кончиками пальцев. В прошлом она была послушницей в Риме и там уже в очень раннем возрасте научилась хорошо разбираться в кожах. Изольда умела определять, где была написана книга, а при этом вначале надо было слегка коснуться пальцами переплета и выяснить, из чего он сделан.
Она распознавала кожу диких быков, с которых испанские монахи-кожевники сами снимали шкуру; кожу молодых козлят, тонкие душистые куски которой пиренейские переплетчики кладут один на другой, чтобы переплет казался толще; светлую шершавую кожу козлят другой породы, которую братья монахи за Альпами сначала окрашивали, а потом растягивали на досках из ценных пород дерева, чтобы уменьшить яркость цвета; вареную свиную кожу из монастырей на Луаре и золотые нити, которые немецкие кожевники вшивали нагретыми в свои изделия. Каждое из этих цеховых братств имело разрешение применять только один способ обработки кожи. Это ограничение защищало Церковь от омерзительной торговли священными книгами, поскольку гарантировало, что написанные книги останутся в тех монастырях, где появились на свет. По закону любого, кто осмелился бы тайком пронести книгу под своими лохмотьями, в случае поимки ослепляли раскаленным железом, а потом казнили медленной смертью. Но эта рукопись была переплетена в совершенно необычную кожу. Мать Изольда не помнила, чтобы когда-нибудь дотрагивалась до такой.
Еще удивительнее было другое: переплет не был изготовлен ни одним из способов, предписанных Церковью. Или, вернее, его обработали всеми этими способами. Должно быть, это была вершина мастерства лучших переплетчиков христианского мира. Это заставляло предположить, что рукопись после того, как была написана, неоднократно, в разные времена, была улучшена и каждый раз это делали заботливые руки. А для этого она должна была тайно передаваться из одного монастыря в другой как наследство. Или как проклятие. А вернее, рукопись сама выбирала себе дом.
Изольда, дочь моя, ты заблуждаешься…
Поворачивая в руках эту древнюю книгу, настоятельница снова почувствовала исходившее от нее странное тепло. Ее ладонь, касаясь этой кожи, словно гладила животное, с которого содрали шкуру, чтобы одеть рукопись в переплет. Она как будто чувствовала далекие удары его сердца, ощущала вены и артерии животного, его мышцы и блестящую от жира шерсть.
Изольда наклонилась ниже и втянула носом воздух, чтобы уловить запах рукописи. Переплет пах стойлом, заплесневевшим сыром и навозом. На заднем плане ее нос различил запах сырой соломы и еще дальше — зловонную смесь запахов пота, грязи и мочи. Еще был запах спермы, теплой и густой звериной спермы. Изольда вздрогнула, и ее пальцы наконец определили, из чего сделан переплет, которого они касались: из кожи черного козла. Кожа у этого козла была нежная и теплая, как у человека. С той разницей, что ни один кожевник, достойный этого имени, даже не подумал бы о том, чтобы переплести рукопись в человеческую кожу.
Понемногу ласкающие движения морщинистой ладони стали более медленными, легкими и женственными. В них появилось что-то греховное, словно в прикосновениях девушки к животу любовника. Движения становились точнее, и настоятельница монастыря чувствовала, как тепло рукописи постепенно согревает углубление в нижней части ее живота и делает тверже соски. Изольда, старая и высохшая, знала лишь те плотские удовольствия, которые неохотно предоставляла ей рука. Она перестала сопротивляться тому смутному беспокойству, от которого постепенно цепенело ее тело. И в тот момент, когда ее душа сдавалась, она увидела еще одно видение.
9
Сначала пришли запахи — ароматы ладана и сухой листвы, густой дух перегноя и гнили в воздухе. Это лес. Изольда почувствовала нежное прикосновение травы к телу и открыла глаза. Она лежит голая в лунном свете посреди поляны. Она слышит приглушенное ворчанье. Ее лица касается воздух, выдохнутый из чьих-то ноздрей. Зверь с мощными мышцами наклоняется над ней, хватает ее за бедра и погружает свой член в ее детородный орган. Это наполовину мужчина, наполовину козел; от него воняет потом и спермой. Обезумев от страха и отвращения, Изольда чувствует, как его звериный член заполняет собой ее влагалище. Волосы, которые растут на животе зверя, смешались с ее волосами. Кожа его рук и бедер дрожит от напряжения. Эта кожа гладкая и теплая, как та, из которой делают переплеты. Изольда закрывает глаза, и на смену этому видению приходит другое.
Подвалы какой-то крепости. Рыцари-дикари из северных королевств и воины с широким лбом и раскосыми глазами охраняют подземные ходы, которые ведут в комнаты пыток. Их доспехи блестят в мерцании свечей. Северяне имеют кожаные щиты и размахивают большими мечами. У раскосых другое оружие — кинжалы и короткие сабли. Первые — это знатные германцы, вторые — гунны. Изольда застонала: она идет по подземелью крепости, которой владеют варвары, чей род прекратился много столетий назад. Те, кто грабил христианский мир.
Она идет по широкому подземному коридору со сводчатым потолком. Издалека до нее доносятся громкие крики, которые эхом отдаются в подземельях. Она видит статуи, вырубленные в толще стен, — горгулий и гримасничающих демонов. В скалах вырублены и тюремные камеры. Чьи-то руки просовываются между прутьями решетки и пытаются схватить Изольду за волосы, когда она проходит мимо. В коридоре жарко. В его конце дверь, а за ней освещенный факелами зал с рядами колонн. Там на столах лежат прикованные к ним цепями голые мужчины. Палачи наклонились над ними и что-то делают щипцами и ножницами. Узники кричат под пыткой, когда ножницы врезаются в их тела, а щипцы оттягивают кожу, чтобы оторвать ее от мяса. Позади палачей вестготские переплетчики кладут для сушки на решетчатые подставки прямоугольные куски кожи. Эти куски окрашены раствором серы в черный цвет.
Изольда вздрогнула от ужаса: рукопись, которую она только что ласкала в своей келье, сначала имела переплет из человеческой кожи. Лишь потом ее переплели в кожу животного другие руки — руки тех, кто за эти столетия пытался скрыть это мерзкое дело, худшее из преступлений, эту подпись сатанистов.
Зверь склонился над ней. Он пронзает ее женский орган членом, словно кинжалом, и грызет ее груди. И перед ней возникает последнее видение — картина великой чумы.
Полчища крыс разбегаются по миру. Города горят. Миллионы мертвых и открытые рвы, полные трупов. Старая затворница идет среди развалин; ее тело искалечено, лицо закрыто вуалью. Она сжимает под рясой холщовый чехол и кожаный узел. Ее силы на исходе. Скоро она умрет. А где-то монах без лица ходит по разоренному бедствием сельскому краю и ищет ее. Он идет по ее пути в обратном направлении, и мощные струи зловонных запахов не мешают ему чуять ее след. Он убивает всех в тех общинах, которые давали ей приют. Он приближается. Он здесь.
Собрав остатки воли, мать Изольда сумела снять руку с переплета. Пронесся порыв ветра. Он задул свечи. Старая монахиня оказалась в темноте и широко раскрыла глаза от изумления: на обложке рукописи стали видны, словно водяные знаки на бумаге, линии цвета крови. Волокна кожи были каким-то образом уложены так, что образовывали буквы. И эти буквы светились фосфорическим светом.
Это была надпись на латыни; слова дрожали на поверхности переплета. Старая монахиня наклонилась ближе, чтобы их прочесть. И читала вслух, чтобы лучше разобрать. Ее дрожащие губы произнесли:
ЕВАНГЕЛИЕ ОТ САТАНЫ. КНИГА ОБ УЖАСНОЙ БЕДЕ,
О СМЕРТЕЛЬНЫХ РАНАХ И ВЕЛИКИХ КАТАСТРОФАХ.
ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ КОНЕЦ, ЗДЕСЬ ЗАВЕРШАЕТСЯ НАЧАЛО.
ЗДЕСЬ ДРЕМЛЕТ ТАЙНА МОГУЩЕСТВА БОГА.
ДА БУДУТ ПРОКЛЯТЫ ОГНЕМ ГЛАЗА, ВЗГЛЯД КОТОРЫХ ОСТАНОВИТСЯ НА НЕЙ.
Это заклинание. Нет, скорее предупреждение — последнее предостережение. Испуганный переплетчик впечатал его в кожу, чтобы остановить тех, кто попытается открыть рукопись из любопытства или по неосторожности. По этой же причине поколения предусмотрительных мастеров не решились уничтожить эту книгу, а, наоборот, сами трудились над этой вещью из иных времен. Они не украшали книгу, а нанесли на обложку, где нельзя было написать название, эти предостерегающие слова, которые светились лишь в темноте. Потом они заперли страницы толстым генуэзским замком, сталь которого блестела в красном свете рукописи.
