Том Клэнси - Государственные игры
– Пошли, – нетерпеливо скомандовала она.
Обхватив своей ручищей локоть Карин, Манфред повел ее в сторону съемочной площадки. Когда они удалились, Рольф трусцой побежал к шоссе, где должен был ждать их возвращения.
Глава 4
Глядя на небольшую стопку комиксов, что лежала у него на кровати, генерал Майкл Роджерс задавался вопросом: что же, черт возьми, происходит с человеческим добродушием?
Ответ, конечно же, был известен. Как и многое в этом мире, оно отмирает, горько подумал он.
Сорокапятилетний заместитель директора Оперативного центра проснулся в два часа ночи, но так и не смог снова уснуть. С тех пор, как при выполнении задания погиб командир отряда коммандос “Страйкер” подполковник У. Чарлз Скуайрз, Роджерс провел не одну бессонную ночь, раз за разом мысленно восстанавливая их рейд на территорию России. ВВС остались весьма довольны первым боевым вылетом своего вертолета-невидимки “Москито”, изготовленного по технологии “стелз”. Пилотам объявили благодарность за их старания сделать все возможное, чтобы вызволить Скуайрза из горящего поезда. Однако ключевые фразы, прозвучавшие во время разбора операции, никак не выходили из головы генерала.
«…не стоило пропускать поезд на мост…»
«…это был вопрос каких-то двух-трех секунд…»
«…если бы подполковнику не втемяшилось вытаскивать пленного из паровоза…»
Роджерс в двадцать семь лет стал ветераном, отслужив два срока во Вьетнаме, командовал механизированной бригадой в Персидском заливе и имел степень доктора исторических наук. Кто как не он хорошо знал, что “суть войны – это насилие”, если цитировать лорда Маколея, и что в бою погибают люди, иногда – многие тысячи людей. Но переносить потерю каждого отдельного солдата от этого не становилось легче. Особенно, если у этого солдата остались жена и маленький сын. Ведь семья только-только начала в полной мере ощущать ту способность к сопереживанию, то чувство юмора, – Роджерс грустно улыбнулся от воспоминаний, – и тот редкий такт, которые собственно и составляли сущность Чарли Скуайрза.
Чем хандрить и валяться в постели, накануне вечером Роджерс предпочел покинуть свой скромный дом в стиле ранчо и съездил в местный супермаркет. Утром он собирался повидаться с маленьким разбойником Билли Скуайрзом и не хотел являться к тому с пустыми руками. Мелисса Скуайрз была не в восторге, когда сыну дарили сладости или видеоигры, так что комиксы, похоже, будут ему в самый раз. Мальчишке нравились супергерои.
Взгляд светло-карих глаз генерала опять стал невидящим, когда он снова задумался о собственном супергерое. Чарли относился к тем людям, которые умели дорожить своей жизнью, и тем не менее, он не колеблясь с нею расстался, чтобы спасти раненного врага. То, что он совершил, облагородило их всех, не только тесно связанных между собой бойцов “Страйкера” и не только восемьдесят семь сотрудников Оперативного центра, но и всех и каждого представителя нации, которую Чарли любил.
Глаза Роджерса подернулись влагой, и он постарался отвлечься, снова принимаясь перелистывать страницы комиксов.
Он был потрясен, узнав, что сегодня эти журналы стоят в двадцать раз дороже, чем в то время, когда он читал их сам, – два с половиной доллара вместо двенадцати центов. Он выехал буквально с парой баксов в кармане, так что пришлось покупать эти чертовы комиксы в кредит. Но еще больше его расстроило то, что на картинках не так просто было отличить плохих парней от хороших. У Супермена были длинные волосы и никакой выдержки в характере, а у Бэтмена психика вообще находилась в пограничном состоянии. Робин больше не походил на аккуратно подстриженного Дика Грейсона, а скорее смахивал на какое-то непонятное отродье, ну, а вечно смоливший сигареты социопат по имени Вулверайн ловил кайф от того, что вспарывал людей своими когтями.
Если Мелисса не согласится на какое-то лакомство, подумал Роджерс, то с подарками ему придется туго. Генерал бросил комиксы на пол рядом со своими шлепанцами. Дарить ребенку такое чтиво он не намерен.
Может, повременить и подарить парню книгу “Мальчишки Харди”, прикидывал он, хотя вовсе не был уверен, что хотел бы взглянуть, в кого превратились ее герои Фрэнк и Джо. Наверно, у братьев теперь по кольцу в губе, татуировка и отношения с девочками, а их папаша Фентон, как и сам Роджерс, поседел раньше времени и поочередно назначает свидания с женщинами, у которых на уме лишь одно замужество.
Черт с ним, решил Роджерс, заскочу в магазин игрушек и подберу какую-нибудь действующую модель. Модель, может быть, набор шахмат и что-то из учебных видеокассет. Чтобы было для рук и для ума.
Генерал с отсутствующим взглядом потер горбинку носа и потянулся за пультом от телевизора. Устроившись поудобней на подушках, он включил режим “TV” и принялся переключать каналы, перескакивая с новых, но пустых фильмов с живыми красками на старые блеклые и не менее пустые картины. Наконец он остановился на программе с ретро-кино, где крутили что-то очень давнее с Лоном Чейни в роли Оборотня. Чейни умолял молодого человека, одетого в лабораторный халат, чтобы тот его вылечил и избавил от страданий.
– Мне знакомы твои чувства, – пробормотал Роджерс.
Однако Оборотень был по-своему счастливей. Обычно его страдания обрывались серебряной пулей. В случае генерала, да и большинства из тех, кто выжили после войны, насилия или геноцида, боль только затихала, но никогда не проходила до конца. И она была особенно сильной в эти короткие ночные часы, когда можно было отвлечься лишь на негромкое гудение телевизора да на отсветы фар проезжавших мимо автомобилей. Как сэр Фальк Гревилл когда-то написал в своей элегии: “Печаль, умноженная тишиной”.
Роджерс выключил телевизор и погасил свет. Взбив под собой подушки, он перевернулся на живот.
Генерал сознавал, что эти его переживания ему не подвластны. Но он также понимал, что не вправе позволить себе роскошь и сдаться горю. Оставались вдова и ее маленький сын, еще ему предстояло невеселое занятие подыскать нового командира для “Страйкера”, а весь остаток недели, пока Пол Худ не вернется из Европы, ему придется руководить всем Оперативным центром. И сегодняшний день обещал быть не самым приятным, когда, по меткому замечанию их юриста Лоуэлла Коффи младшего, “сенаторшу Фокс «Игра слов: по-английски “фокс” (fox) – лиса, лисица.» запустят в наш крольчатник”. Ночью в тишине всегда кажется, что на тебя разом навалилось слишком уж много всего. Но тут Роджерс подумал о том, что человеческий век не так уж и долог, чтобы сдаваться под натиском жизненных невзгод, и от этого ему стало немного легче.
С мыслью, что он сможет понять, почему великовозрастный Бэтмен или кто там еще иногда должен выглядеть немножко сумасшедшим, Роджерс наконец-то забылся крепким сном.
Глава 5
Забравшись в фургон и заглянув в список реквизита, Джоди в задумчивости закусила губу.
– Потрясающе, – недовольно пробурчала девушка. – Ну просто потрясающе!
Слегка утихшее после разговора с мистером Бубой раздражение теперь уступило место искренней озабоченности. Вещь, которую ей необходимо было достать, висела в крохотной душевой кабине. Чтобы попасть туда, минуя все нагромождения столов и ящиков, требовались хитроумные перемещения. Судя по тому, как неудачно складывался день, Ланкфорд, конечно же, снимет текущую сцену с первого дубля и перейдет к следующей раньше, чем она успеет вернуться обратно.
Положив тяжелую папку на стол, девушка направилась к кабине. Просто проползти под столами вышло бы быстрее, но она была уверена, что стоит ей только попробовать это сделать, как именно в этот момент ее непременно кто-нибудь да застанет. По окончании колледжа, когда профессор Руйц сообщил ей об этой стажировке, он предупредил, что Голливуд по возможности постарается высмеять ее идеи, ее творчество, ее энтузиазм. Правда, он пообещал, что все это излечимо и восстанавливается. Однако при этом профессор предостерег, чтобы она никогда не поступалась собственным достоинством. Однажды потеряв лицо, в этом окружении его уже не восстановишь. Вот поэтому-то она и не поползла, а стала пробираться, пролезая, пригибаясь и извиваясь среди громоздящихся предметов самым неимоверным образом. Согласно сценарному графику ей необходимо было достать двустороннюю зимнюю форму, которую в свое время действительно носил кто-то из моряков с “Тирпица”. Она висела где-то в душевой, потому что туалет был забит старым огнестрельным оружием. Местные власти распорядились, чтобы стволы хранились под замком, а это была единственная комнатка, запиравшаяся на ключ.
Джоди боком преодолела последние несколько футов, отделявших ее от кабины. Рядом с нею расположились тяжеленный сундук и еще более неподъемный стол, и потому дверь открылась не полностью. Девушка с трудом протиснулась внутрь и едва не расчихалась, когда дверь за нею захлопнулась. Запах нафталина был тут даже сильнее, чем в квартире ее бабушки в Бруклине. Дыша ртом, она принялась перебирать бесчисленные чехлы для одежды, стараясь рассмотреть приколотые к ним этикетки. Было бы неплохо открыть окошко, но оно было забрано фигурной сварной решеткой от воров, и достать рукой до щеколды и приподнять фрамугу значило бы ободрать руку.
