Джеймс Грейди - Бешеные псы
— Особенно под кайфом, — уточнил Рассел. — Здесь всем приходится быть под кайфом.
— Врач — всего лишь инструмент, — сказал доктор Фридман. — Основную работу вам нужно проделать самим.
— Подведите черту, док, — попросил я.
— Нет, это ваша работа. Была и будет. Пусть весь мир выйдет из-под контроля, вы не должны утрачивать способность самим подводить черту.
— Вы же психиатр, — заспорил Рассел, — а не философ.
— Иногда единственная разница между тем и другим в том, что я выписываю рецепты.
— И распоряжения запирать людей в психушки, — сказал я.
— Что, кто-нибудь из вас хочет, чтобы я написал распоряжение и вас выпустили?
Все промолчали.
— Я настоятельно рекомендую, чтобы ваше лечение изменилось; вас должны не просто содержать, а делать все возможное, чтобы можно было снять с вас наблюдение.
— Чтобы вас похвалили за снижение бюджета? — спросила Хейли.
— Неужели вы думаете, что меня волнует этот херов бюджет? Моя работа — обнаружить, что король голый, и сказать об этом. Рисковать. А тут, похоже, именно такой случай.
— Так что же с нами будет? — спросил Рассел.
— Ничего плохого, ничего опасного, к тому же ничего скоро не делается, — соврал доктор Фридман. — И я обо всем посоветуюсь с вашими лечащими врачами. Даже несмотря на мои новые обязанности в СНБ, я хочу, чтобы все вы могли свободно вступать со мной в контакт всякий раз, когда…
Эрик наклонился вперед и протянул руку доктору Фридману.
— Я имею в виду, потом, Эрик. По электронной почте, — сказал тот.
— Ну да, конечно, — не выдержал Рассел, — а пока пусть палестинцы квасятся с евреями, идет война в Ираке, Северная Корея создает свою атомную бомбу, кто следующий? В Латинской Америке и Бирме воюют наркобароны, злые моджахеды постреливают в горах Афганистана, террористы готовят очередное нападение в Де-Мойне, в Судане творится геноцид, Россия вынашивает амбициозные великодержавные планы, на Амазонке сводят леса, а из-за этого над Лос-Анджелесом бушуют снежные бури, Пентагон сражается за бюджет, в Конгрессе проводится одно расследование за другим, в прессе — сплошные скандалы, дяденьки из Белого дома обедают с голливудскими шлюхами — конечно, вы уделите минутку-другую психам из Мэна.
— Кто хочет обсудить эту новую программу? — пожал плечами доктор Фридман.
Теперь наш кружок поделился на две враждебные стороны: мы — и доктор Фридман. Он тоже это почувствовал и понимал, что рискует, но предпочел не линять. Хоть это и было несложно. Надо отдать ему должное.
— Что ж, — произнес он после трехминутного молчания, — если я единственный, кому есть что сказать, не стоит терять попусту время группы.
Мы встали, все пятеро, и доктор Фридман сказал:
— Сестра приготовила мне много бумаг. Так что, если кто захочет еще поговорить, я буду здесь, в комнате отдыха.
Мы молча повернулись и вышли. К бумажкам и выходам мы привыкли. Мы были опытные и натренированные.
И все же я обернулся. Доктор по-прежнему сидел на своем месте, оставшись один в комнате отдыха, поскольку сестра прошла в отделение. На стуле, рядом с доктором, лежала груда карточек. Я увидел, как он достает из своего твидового пиджака самопишущую ручку. Увидел, как надевает очки в позолоченной оправе и устремляет изумрудно-зеленые глаза в лежащую у него на коленях открытую карточку.
Зайдя в свою палату, я закрыл дверь. А мгновение спустя Рассел врубил у себя на полную громкость «Brain Wilson» в концертном исполнении «Беэнейкд лейдиз». Врубил максимально громко, чтобы никто по ошибке не принял эту балладу о крахе гениальной творческой личности за акт пассивной агрессии.
А потом я отключился. Доктор Якобсен называет это диссоциацией. Профан мог бы принять мое состояние за дремоту: сидит себе человек в кресле, веки прикрыты, а он так далеко, так далеко.
Пока что-то резко не вернуло меня к действительности.
Все было как обычно. Мое кресло. Моя палата. Мои книжки. Моя…
Эрик. Он стоял передо мной, переминаясь с ноги на ногу, как приготовишка, которого не пускают в сортир.
Дверь моей палаты была открыта. Эрик открыл мою дверь!
Да еще и вперся без разрешения! Нет, раньше это было немыслимо, но факт есть факт…
Он стоял передо мной. Переминаясь с ноги на ногу. Его лицо было бледным и перекошенным.
— Ой! — сказал Эрик. — Ой-ой-ой!
5
Доктор Фридман сидел на складном металлическом стуле в залитой солнцем комнате отдыха.
Мертвый.
Я нутром почувствовал это, когда Эрик ввел меня в комнату отдыха, хотя и не был до конца уверен, пока не прижал пальцы к эластичной артерии на шее доктора Ф. — пульса не было.
Внизу, в своей берлоге, Рассел переключился на «Белый альбом» «Битлз». Звуки песенки «Everybody's Got Something to Hide Except Me and My Monkey» просачивались в комнату отдыха, где мы с Эриком стояли возле сидящего трупа.
Тут я заметил пятно крови, расплывшееся на правом ухе доктора Ф.
— Эрик, пойди позови всех остальных! Ну же! И только их!
Через две минуты все мы пятеро стояли, уставившись на безвольно обмякшее тело нашего психиатра.
— Уехал раньше, чем думал, — сказал Рассел.
— Взгляните на это, — произнес я, указывая на кровавое пятно на правом ухе доктора Ф.
Зейн откинул длинные седые волосы, нагнулся и посмотрел:
— Верно, вот оно.
— Человек действовал ученый, — сказал Рассел. — Простите, доктор Ф.
— Что это? — спросила Хейли.
— ЗОЛП, — ответил Рассел.
ЗОЛП — защита от ловушек и покушений. Секретная программа, разработанная и осуществлявшаяся совместно Пентагоном и Управлением. Бедовые ребята, вроде Рассела, Зейна и меня, проходили подобную подготовку. Так же как и военная программа ЗОМП — защита от механического проникновения, — ЗОЛП не выставляет напоказ цели своего обучения. ЗОМП может учить, как защищаться от механического проникновения, или, скажем так, взлома, но дело, конечно же, сведется к отмычкам и клещам для сейфов. ЗОЛП обучает «защите» от «ловушек и покушений». Изучив хитроумные приемы, с помощью которых оппозиция могла убить тебя в Бангкоке, ты получал больше шансов проникнуть в этот город и выбраться оттуда живым. Разумеется, знания, которых ты набирался на этой образовательной стезе… Но убийство — вещь для американского шпиона противозаконная.
— Не слишком-то чисто сработано, — нарушил молчание Рассел. — Что бы там ни воткнули доку через правое ухо в черепушку, отверстие получилось слишком большое и капелька крови просочилась наружу. В какой-нибудь дыре это могло бы сойти за удар, но здешний коронер быстренько унюхает, в чем дело.
— Верняк, — пробормотал Зейн.
— Вот уж кому-кому, а доку смерть, казалось, не грозила, — заметила Хейли.
— По логике вещей получается, что его убил один из нас, — ответил я.
— Средства, мотив и возможность, — добавил Рассел.
— Он хотел все изменить, — напомнил Зейн. — Он сам нам так говорил.
— Причем он сидел тут, внизу, — сказал я. — Один. Мы все могли.
— Никто из нас не хотел того же, что и он, — согласилась Хейли.
— Ладно, доктор Ф., — сказал Рассел. — Видно, ваша взяла. Все изменилось.
И, словно желая поздравить покойника, Рассел хлопнул его по плечу.
Тело доктора Фридмана тяжело упало со стула и распростерлось на полу.
— Прошу прощения! — И Рассел пожал плечами. — Черт знает что творится.
— Блистательное убийство, — сказал я. — Нас всех подставили, и мы здесь в идеальной ловушке. На нас клеймо: психи, да к тому же опасные. Никто не поверит, что мы невиновны. Итак, выходит, мы убили его? — спросил я.
И пристально вгляделся в лица Рассела, Зейна, Хейли и Эрика. Они ответили мне точно таким же пристальным взглядом.
— Не-а! — хором протянули мы.
— Если не мы, то кто же тогда? — спросила Хейли.
— Есть вопрос и посерьезнее, — сказал Зейн. — В нас что — тоже метили?
— Именно, — ответил я. — Если ЦРУ подкупит убийцу, состряпает дело и признает нас виновными, то они попросту уроют нас. Если же каким-то чудом мы убедим Управление, что невиновны, что это сделал кто-то другой… то все равно получается, что мы свидетели и несем уголовную ответственность за укрывательство.
— О нет! — вздохнул Эрик. — О нет!
Мы повернулись и посмотрели на дверь ординаторской. Она была заперта.
— До обеда еще час, — сказал Зейн.
— Мясная запеканка, — произнес Эрик.
Из комнаты Рассела донеслась «While My Guitar Gently Weeps».
— Да, — сказал Зейн, — попали в переплет.
— И никто-то нам не поможет, — простонала Хейли. — И отовсюду-то нам грозятся.
— Знаешь, что ты еще позабыла? — спросил я. — Они нас достали. Какой-то громила переворачивает вверх дном ординаторскую, так что администрации теперь остается только тупо топтаться на месте, как стаду слонов. А нам наденут наручники. Переведут. Станут еще больше пичкать лекарствами. Уверен, если здесь появился убийца, значит, какой-то шпион проник в совершенно секретную американскую информацию. Это серьезный риск, но больше всего меня достает, что нашего дока угробил какой-то профан.
