Хуан Гомес-Хурадо - Эмблема предателя
Вопреки своим ожиданиям, Алиса это пережила и поклялась на заплаканных подушках, что никогда не будет страдать из-за мужчины. С этого мгновения она сама будет принимать решения относительно своей жизни, кто бы что ни говорил. И тем более отец.
Она найдет работу. Нет, папа никогда этого не позволит. Лучше попросить его дать ей место на одной из его фабрик, только чтобы скопить достаточно для обратного билета в Америку. Когда она ступит на землю Огайо, то обнимет Прескотта за шею и будет держать, пока тот не попросит ее руки.
Вот так я поступлю, и никто меня не остановит.
Однако, когда мерседес остановился на Принцрегентплатц, решимость Алисы сдулась, как двухпенсовый воздушный шарик. Девушка тяжело дышала и едва обращала внимание, как брат нервно дергается на сиденье. Ей казалось невозможным везти с собой это решение целых четыре тысячи километров, с самой середины Атлантики, и расстаться с ним, когда остались последние четыре тысячи метров от станции до роскошного здания. Швейцар в ливрее открыл дверцу, и Алиса не успела опомниться, как уже поднималась на лифте.
- Как думаешь, Алиса, папа устроит праздник? Я просто умираю с голода!
- Ваш отец в последнее время очень занят, господин Манфред. Но я лично куплю вам пирожные с кремом, чтобы перекусить.
- Спасибо, Дорис, - пробормотала Алиса, когда лифт с металлическим скрежетом остановился.
- Так странно жить в квартире после дома в Колумбусе. Надеюсь, в моей комнате ничего не трогали, - сказал Манфред.
- Даже если и так, ты всё равно не вспомнишь, гномик, - заметила сестра, на мгновение позабыв о страхе встречи с отцом и ласково потрепав Манфреда по голове.
- Не называй меня гномиком. И я всё прекрасно помню.
- Прекрасно.
- Так я и сказал - прекрасно. На стенах там были нарисованы голубые корабли. А еще в ногах кровати сидел шимпанзе, который играл на цимбалах. Папа мне не разрешил взять его с собой, потому что сказал, что у герра Буша голова треснет. Я его найду! - крикнул он, бросившись между ног дворецкого, как только открылась дверь.
- Подождите, господин Манфред! - воскликнула горничная, но без толку. Мальчик уже бежал по коридору.
Резиденция Танненбаумов занимала последний этаж, квартиру из девяти комнат и более трехсот квадратных метров площадью, что по сравнению с домом в Соединенных Штатах, где они жили с братом, было просто смешно, но для Алисы это было совершенно другое измерение. Когда они уехали в 1914 году, она была ненамного старше, чем теперь Манфред, и смотрела на всё вокруг именно с этой позиции, словно стала короче на тридцать сантиметров.
- ...фройляйн?
- Простите, Дорис. Что вы сказали?
- Господин примет вас у себя в кабинете. У него был посетитель, но думаю, что он уже ушел.
Кто-то приближался по коридору - высокий и крепко сложенный мужчина в элегантном черном сюртуке, которого Алиса не узнала. За ним шествовал герр Танненбаум. Когда они дошли до прихожей, человек в сюртуке остановился - так резко, что отец Алисы почти на него налетел - и в упор уставился на нее через монокль в золотой оправе.
- Ах, дочка! Как хорошо, что ты здесь, - сказал Танненбаум, с заговорщическим видом глядя на своего спутника. Господин барон, позвольте представить вам мою дочь Алису, которая только что прибыла вместе с братом из Америки. Алиса, это барон фон Шрёдер.
- Очень приятно, - холодно сказала Алиса. Она не сделала вежливого реверанса, что при встрече с представителем дворянского сословия было почти обязательным. Ей не понравилось высокомерие барона.
- Красивая девушка. Хотя боюсь, что она приобрела американские манеры.
Танненбаум возмущенно поглядел на дочь.
Девушка с жалостью отметила, что за эти пять лет отец почти не изменился. Приземистый, коротконогий, с зализанными назад волосами. А его поведение с другими было всё таким же властным и строгим.
- Не представляете, как я об этом сожалею. Ее мать умерла молодой, а у девочки не было возможности выйти в общество, ну вы понимаете. Если бы она снова могла контактировать со сверстниками, хорошо образованными...
Барон покорно вздохнул.
- Почему бы вам с дочерью не зайти к нам во вторник часам к шести? Мы отмечаем день рождения моего сына Юргена.
Судя по тому, как они с отцом переглянулись, у Алисы создалось впечатление, что всё это было подготовлено заранее.
- Конечно, ваша светлость. С вашей стороны так любезно нас пригласить. Позвольте проводить вас до двери.
***
- Как ты могла быть такой невнимательной, дочка?
- Мне жаль, папа.
Они сидели в его кабинете - хорошо освещенной комнате с полками на стене, их Танненбаум заполнил книгами, которые покупал метрами, выбирая по цвету обложек.
- Тебе жаль. Сожалениями дело не поправишь, Алиса. Хочу, чтобы ты знала, что я веду с бароном фон Шрёдером очень важные дела.
- Сталь и металлы? - спросила она, прибегнув к старому трюку матери - выказать интерес к бизнесу Йозефа во время очередной ссоры. Если он начинал говорить о деньгах, то это могло длиться часами, а потом он уже не вспоминал, что был зол. Но на сей раз не сработало.
- Нет, недвижимость. Недвижимость... и кое-что другое. В свое время узнаешь. В общем, я надеюсь, что ты наденешь на вечеринку красивое платье.
- Папа, я только что приехала и не особо хочу идти на вечеринку, где ни с кем не знакома.
- Не особо хочешь? Это вечеринка в доме барона фон Шрёдера, боже ты мой!
При этих словах Алиса подскочила. Правоверные евреи обычно не упоминают бога всуе. И тогда она вспомнила одну деталь, мимо которой прошла у входа. У двери не было мезузы [6]. Она удивленно посмотрела вокруг и увидела висящее на стене, рядом с портретом матери, распятие. Алиса просто онемела от удивления. Она была не особенно религиозна, находясь как раз на том последнем этапе взросления, когда существование божественного ставится под сомнение, но мать таковой была. Этот крест рядом с ее портретом казался немыслимым оскорблением.
Йозеф уловил направление ее взгляда и ради приличия на несколько секунд изобразил смущение.
- Такие нынче времена, Алиса. Трудно вести дела с христианами, если ты сам не из них.
- Так было и раньше, папа. И думаю, дела шли вполне неплохо, - сказала Алиса, показывая на окружающую обстановку.
- В твое отсутствие для нас всё усложнилось. А станет еще хуже, вот увидишь.
- Настолько, чтобы от всего отречься? Поменять религию ради... денег?
- Дело не в деньгах, нахальная девица! - заявил Танненбаум, отбросив смущенный тон и стукнув кулаком по столу. - Человек моего положения несет определенную ответственность. Знаешь, сколько рабочих на моем попечении? Неблагодарные идиоты, вступили в смехотворные коммунистические профсоюзы и думают, что Москва - это рай какой-то! Мне каждый день приходится выкручиваться, чтобы выплачивать им жалование, а они только и знают, что жалуются. Так что впредь даже не вздумай обвинять меня в том, что я делаю ради того, чтобы у вас была крыша над головой.
Алиса глубоко вздохнула и в очередной раз показала свой самый большой изъян: высказать свои мысли в самый неподходящий момент.
- В этом можешь быть спокоен, папа. Я собираюсь как можно скорее уехать. Хочу вернуться в Америку и устроить жизнь там.
При этих словах лицо Танненбаума стало алого цвета. Он поднес к носу Алисы толстый палец и яростно им затряс.
- Даже думать об этом забудь, ясно тебе? Ты пойдешь на вечеринку и будешь вести себя как воспитанная девушка, понятно? У меня есть на тебя планы, и никакие капризы избалованной девицы меня с пути не собьют.
- Ненавижу тебя, - произнесла Алиса, уставившись на отца.
Тот не убрал палец.
- Это меня не волнует, пока будешь делать, что велено.
Со слезами на глазах девушка выбежала из кабинета.
Это мы еще посмотрим, о да, еще посмотрим.
3
- Ты спишь?
Илзе Райнер заворочалась на кровати.
- Теперь уже нет. Чего тебе, Пауль?
- Хочу узнать, что мы будем делать.
- Сейчас половина двенадцатого ночи. Почему бы тебе не поспать?
- Я говорю про будущее.
- Будущее, - повторила его мать, словно выплюнула это слово.
- Я хочу сказать, ведь ты же не обязана здесь работать, в доме тети Брунхильды, правда, мама?
- В будущем ты пойдешь в университет, который как раз находится за углом, и будешь возвращаться домой, поесть вкуснятины, которую я тебе приготовлю. А теперь спокойной ночи.
- Это не наш дом.
- Мы здесь живем, работаем и благодарим за это небеса.
- Как будто есть за что... - пробормотал Пауль.
- Я слышу тебя, молодой человек.
- Извини, мама.
- Что с тобой такое? Ты снова подрался с Юргеном? Поэтому сегодня вернулся весь мокрый?
- Это была не драка. Он с двумя дружками охотился на меня в Энглишер Гартен.
