Том Лоу - Двадцать четвертая буква
– Я всегда сомневался, того ли парня взял.
– Почему?
– Слишком простое расследование. А некоторые детали не складывались. И все дело против Чарли Уильямса казалось ясным, может, даже чересчур.
Коллинз отпил вино, задумчиво проглотил и сказал:
– Сам знаешь, преступления на почве ревности часто бывают слишком ясными, хоть и грязными. И чаще всего поначалу не идет к убийству. Споры, ругань, убийца начинает психовать. Стреляет больше, чем требуется. А если оружие – нож, продолжает колоть жертву, хотя уже нанес смертельный удар. Место преступления – сплошная каша, но вот след, ведущий к убийце, всегда очевиден.
– Так оно и было тут. Слишком очевидно. Уильямс подходил по психологическому портрету, возбужденный брошенный любовник. Мужчина, который отчаялся вернуть свою любовь. Дерется с ней, потом убивает. За исключением бармена, который помнил, как наливал Уильямсу на три пальца бурбона примерно в то время, когда была убита Коул, у него отсутствовало подходящее алиби. А результаты судмедэкспертизы безошибочно указывали на Уильямса.
О’Брайен встал и прошелся по каюте. В углу маячил маленький цветной телевизор. Он работал, но звук был выключен.
– В том-то и дело! – неожиданно заявил О’Брайен.
– В каком смысле?
– Меня это смущало все расследование. Чарли Уильямс – сельский парень из Северной Каролины. Может, он и забил пару свиней на семейной ферме, но сейчас я просто не верю, что он убил Александрию Коул. Думаю, его подставили. Настоящий убийца – человек, который разбирается в судмедэкспертизе, настолько опытный, что заставил все следы указывать на Уильямса.
– Если так, что ты собираешься делать?
– Встречусь с отцом Каллаханом. Заберу письменное заявление Спеллинга, если он сможет написать бумагу, когда придет в себя.
– При условии, что он вообще придет в себя.
– Знаю. Я жду звонка отца Каллахана. Потом я позвоню в полицию Майами и скажу, чтобы они тихо взяли человека, названного в заявлении. Затем позвоню в офис губернатора. Он выдаст отсрочку исполнения приговора, и Чарли Уильямса отпустят. Мы отправим настоящего убийцу под суд, я прикончу бутылку ирландского виски и попытаюсь забыть, зачем я вообще когда-то пошел в полицию. Если я отправил в тюрьму не того человека… как, черт бы меня побрал, я смогу ему это возместить?
Дейв молчал, задумчиво глядя на О’Брайена.
Шон посмотрел в телевизор. На экране репортер стоял перед входом в Баптистскую больницу.
– Где звук?
– Вторая кнопка справа.
О’Брайен ткнул кнопку как раз вовремя, чтобы услышать репортера.
– Полиция пока не знает, кто смертельно ранил Сэма Спеллинга – человека, показания которого, по мнению прокуратуры, являлись ключевыми в делах об ограблении банка и наркоторговле бывшего партнера Спеллинга Ларри Киркмана и еще трех человек, вероятно, связанных с одной из криминальных семей Майами. Спеллинг пережил трехчасовую операцию, но умер в больнице от послеоперационных осложнений, вызванных, по заявлению официальных лиц, пулевым ранением в грудь. Теперь у полиции на руках свежее убийство и исключительно мало улик. С вами был Джереми Леви, «Ньюс элевен».
О’Брайен схватил мобильник и начал быстро нажимать на кнопки.
– Шон, куда ты так спешишь? Ты звонишь начальству этого репортера, он сказал что-то важное?
– Да, он кое-что сказал. Но я звоню не на телевидение, а отцу Каллахану.
– Почему?
– Потому что он должен был позвонить мне, когда Спеллинг пойдет на поправку или, по крайней мере, двинется в эту сторону.
– Похоже, Спеллинг двинулся в другую. Такое случается.
– Но почему Каллахан не позвонил? Меня это тревожит. Репортер сказал: Спеллинг умер в больнице после операции. Я хочу убедиться, что от пулевого ранения.
9
Детектив Дэн Грант, высокий и широкоплечий светлокожий афроамериканец, держал в руке пульт и целился им в телевизор. Второй детектив и пара полицейских в больничной приемной следили за новостями. Грант пролистал каналы и увидел, что этот сюжет повторяется на всех. Он повернулся ко второму детективу, невысокому жилистому мужчине.
– Будем надеяться, что у нас есть какое-то время. Будем держать полицейского у палаты Спеллинга.
* * *Правая рука Сэма Спеллинга так сильно дрожала, что он сомневался, удастся ли закончить письмо. На тыльной стороне ладони виднелись символы IV. Хорошо, что он сразу начал писать печатными буквами. Добрая медсестра, которой оставалось всего пара месяцев до выхода на пенсию, дала ему большой линованный блокнот. Спеллинг хотел написать все на одном листе. После операции, после пробуждения от наркоза ему казалось, будто грудь сдавлена стальным зажимом. «Господи, ты вернул меня назад живым. Теперь моя очередь. Покончить с этой бумажкой для отца Джона».
Когда Спеллинг начал писать, он услышал приглушенный разговор за дверями своей палаты и скрип ножек стула по плитке. Наверное, кто-то сменил помощника маршала, стоящего на посту. Спеллинг взглянул на повязку на груди. Посредине, около сердца, виднелось ржавое пятно размером с четвертак. Сэм чувствовал металлический запах крови и клейкого слоя перевязки. Он продолжал писать.
Боль ударила от груди прямо в челюсть. Сердце затрепыхалось. Монитор слева от кровати запищал. Потом сердцебиение выровнялось, и машина умолкла. Спеллингу казалось, что язык покрылся песком. Левая рука была прикована к кровати, и ему приходилось правой не только писать, но и удерживать блокнот на подставке.
Дверь открылась. Спеллинг приподнял голову и увидел охранника, Лайла Джонсона. За открытой дверью в коридоре зевал и потягивался помощник маршала.
Джонсон прикрыл за собой дверь и заявил:
– Ну что, Управление вернулось к своим обязанностям.
Охранник держал в руке большой стаканчик горячего кофе.
– Прикольно, а? Мы сторожим тебя, а доктора – твое здоровье.
Спеллинг промолчал. Он продолжал писать.
Джонсон фыркнул и подошел к окну, выходящему на парковку.
– Небось завещание пишешь, а? Все мое движимое и недвижимое, типа того, да?
– Может, выйдешь отсюда?
– Все вы, бандюки, одинаковые. Думаете, вы и в тюрьме имеете право на неприкосновенность частной жизни.
– Слушай, мужик, в меня стреляли. Я перенес операцию. Я прикован к этой гребаной кровати. У меня сердце болит. Я никуда не собираюсь. Просто оставь меня в покое, ладно?
– Знаешь, Спеллинг, вот это и называется справедливость, что с тобой вышло.
В дверь постучали.
– Открыто, – сказал охранник.
В комнату вошел Дэн Грант. Он отвернул правую полу пиджака, показывая прицепленный на пояс золотой значок.
– Дэн Грант, убойный отдел, округ Вэлуш.
– Я никого не убивал и пока еще жив, – сказал Спеллинг.
Грант улыбнулся и подошел к кровати.
– Это верно. Но для вашей безопасности мы будем притворяться, что вы умерли. Кто бы в вас ни стрелял, он определенно хотел вашей смерти.
Детектив взглянул на Джонсона:
– Вы нас извините?
Охранник неторопливо пристроил на стаканчик с кофе пластиковую крышку, взглянул на бумагу, которую Спеллинг придерживал рукой, и вышел из палаты.
Грант повернулся к Спеллингу.
– Кто желает вашей смерти?
– Думаю, за последние годы я нажил немало врагов, – вздохнул Спеллинг. – ФБР наконец прихватило моего партнера во время последнего налета на банк. Он ухитрялся держаться в тени, пока не стал себя вести слишком уж небрежно. Вы, разумеется, знаете: меня привезли в суд, чтобы я свидетельствовал против него. Может, сам Ларри или один из его отморозков нанял стрелка. Он ждет суда в тюрьме уже добрых восемь месяцев.
– Возможно, у него есть кто-то на воле, человек, который спланировал и подготовил убийство.
– Может, и так. Мы с ним не друзья. Деловые партнеры, и все.
– Он просто умудрился оставаться в деле дольше вас, верно?
– Ларри тоже нравилось продавать много дури.
– Кто еще может желать вашей смерти?
Спеллинг посмотрел на бумагу, которую закончил писать. Помолчал. Его взгляд стал отрешенным.
– Откуда мне знать? Я знаю только одно – вокруг нас слишком много зла. Это трагедия – дойти до могилы, так и не узнав, кто ты есть. Мы слишком глупы и не понимаем того, что надо, пока не становится слишком поздно. Я не боюсь умереть. Нет, сэр, теперь не боюсь. После того, что я видел, бояться нечего.
Закатные лучи прорвали пелену серых облаков, свет ворвался в палату как живительная энергия. Спеллинг посмотрел в окно и улыбнулся. Снаружи, на подоконнике, уселся воробей.
– Бедная птичка.
Грант взглянул на воробья.
– Потерял лапку, – продолжал Спеллинг. – Парнишке приходится стоять на одной. Одноногий, но у него есть крылья.
Спеллинг написал свою фамилию в самом низу листа, сложил его и подписал жирными печатными буквами:
«Отцу Джону Каллахану. Лично»
– Детектив Грант, это мой билет.
– Билет?
