Лиз Коли - Красотка 13
— Я — Анжела Грейси Чепмен. Через три недели я пойду в восьмой класс школы Флинтриджа. Мне тринадцать лет. Думаю, что я просто заблудилась в лесу, но я в этом не уверена. Я очень хочу принять душ, поесть и лечь спать. — Она скрестила на груди руки, стараясь не замечать мягких округлостей, которых там не должно быть.
Мама встала и положила руку Энджи на плечо. Ей показалось, что ее укрыли волшебной мантией, способной защитить от всех неприятностей и бед.
— Детектив, она права. Нам всем нужно время для того, чтобы прийти в себя и успокоиться. Может быть, мы можем отложить все это на некоторое время?
Энджи ощутила огромное облегчение. Мама выпроводит этого назойливого гостя и уложит ее в постель, а когда она проснется, то весь этот кошмар исчезнет и все опять будет по-прежнему.
— Прости меня, Марджи, но это невозможно, — сказал Броуган, пристально глядя на Энджи. — А что касается твоей памяти, Анжела, то мне кажется, что мы имеем дело с чем-то вроде ретроградной амнезии или посттравматического стресса. Ты знаешь, что это такое?
— Я ничего не помню, потому что слишком напугана и взволнована, — выпалила она, не скрывая своего раздражения.
— Что-то вроде этого. Я бы хотел, чтобы с тобой побеседовал наш лучший судебный психолог, и сделать это нужно как можно быстрее. Митч, Марджи, я обо всем договорюсь, а потом позвоню вам.
— Значит, на сегодня все? — спросила Энджи.
Она держалась буквально из последних сил.
— Нет, не все. Тебя еще должен осмотреть врач, — сказал Броуган. — Я сейчас же позвоню и попрошу, чтобы немедленно все подготовили.
Папа сосредоточенно смотрел на что-то, находившееся за окном. Его лицо было совершенно спокойным и невозмутимым. Как лицо каменной статуи. Он так сильно сгорбился, что его уши почти касались плеч.
— Прошу тебя, Фил! — протестующе воскликнула мама. — Неужели это так важно? Посмотри на нее! Она совершенно измучена.
Броуган поймал взгляд Энджи. Это и правда был взгляд измученного, доведенного до отчаяния человека. Он крепко сжал губы и снова превратился в добродушного парня в джинсах с дырой на колене.
— Да, я вижу, но мы должны это сделать. Я очень и очень извиняюсь.
Почему он все время извиняется? Это все равно ничего не изменит.
Несмотря на то что кроме них в доме никого не было, Броуган почему-то понизил голос. Он говорил, обращаясь не к ней, а к отцу, стоявшему к детективу спиной.
— Анжела, судя по всему, жила не одна. Она не бродяжничала по улицам. И не голодала. О ней кто-то заботился. На ней могут остаться какие-нибудь следы, образцы ДНК. Это очень важные улики. Мы должны немедленно все это собрать.
— С ее одежды? — спросила мама. — Мы можем просто отдать вам все ее вещи.
Посмотрев на нее строгим взглядом, детектив наконец повернулся к Энджи:
— Анжела, так как мы не можем полагаться на твою память, то необходимо выяснить, не подвергалась ли ты сексуальному насилию.
Услышав это, Энджи снова вскипела от злости.
— Называйте вещи своими именами, детектив! Не нужно меня щадить. Вы хотите узнать, была ли я изнасилована. Неужели вы думаете, что я не знала бы об этом? Неужели вы думаете, что я могла бы забыть такое?! — прокричала она.
Ей было так трудно дышать, как будто она пробежала километров десять, не меньше.
— Так было это или нет, Энджи? — спросил он тихим, спокойным голосом.
Откуда-то из глубин памяти неожиданно всплыло лицо с черными узкими глазами, потом виски сдавила резкая боль, и оно моментально исчезло, стерлось из памяти. В голове снова прояснилось. Боль утихла, вместе с ней исчез и гнев. Она чувствовала себя какой-то опустошенной, но ей было легко и спокойно. Она больше ничего не боялась.
— Нет, я ничего такого не помню.
— Я так и думал, — сказал он.
— А можно я потом приму душ?
— Конечно. Марджи, возьми, пожалуйста, сменную одежду для нее. Те вещи, которые сейчас на ней, мы заберем.
Выйдя в прихожую, он надел резиновые перчатки и поднял с пола полиэтиленовый пакет.
— Анжела, ты знаешь, что в этом пакете?
— Думаю, какие-нибудь вещи, — сказала она, пожав плечами.
— Узнаешь это? — спросил он, вытащив из пакета клетчатую рубашку.
Она покачала головой и снова почувствовала легкую тошноту.
Сунув руку еще глубже, он извлек из пакета желтый кухонный фартук.
— Нет, — поморщившись, сказала Энджи.
Он снова запустил руку в пакет и достал оттуда крошечные кружевные трусики черного цвета.
— Господь милосердный! — побледнев, пробормотал отец. Взъерошив руками волосы, он сцепил на затылке пальцы.
Энджи почувствовала, что у нее дрожат руки.
— Нет, я… не ношу такие вещи, — едва слышно сказала она и почувствовала, что к горлу подступает ком. Откуда у нее все это?
Броуган снова сунул руку в пакет.
— О-о! Теперь я понимаю, почему он такой тяжелый. Узнаешь это?
Прищурившись, она посмотрела на книгу, которую он держал в руке. Она называлась «Занимательная кулинария».
— У мамы есть такая книга. Я почти не умею готовить.
На самом дне пакета лежала весьма странная вещь — узкая металлическая полоска с одним заостренным концом. Броуган положил ее на свою покрытую резиновой перчаткой ладонь.
— Тебе эта вещь знакома? — спросил он.
Голос его казался спокойным, однако Энджи уловила в нем что-то такое, что заставило ее насторожиться.
— Нет. Что это? — спросила Энджи.
— Похоже на самодельный нож.
— Как он мог туда попасть? — спросила Энджи.
Пристально глядя на нее (его глаза с рыжеватыми крапинками в этот момент были похожи на глаза пантеры), Броуган сказал:
— Думаю, что ты сложила в этот пакет вещи, представляющие для тебя наибольшую ценность. Эту штуку ты могла бы использовать для самозащиты или…
— Я никогда раньше не видела эту вещь, — быстро сказала она.
Похоже, лезвие было очень острым. И опасным.
— Разве таким ножом можно нанести серьезную рану? — спросила она.
— О, им легко можно убить человека, — спокойно сказал Броуган. — Если ты, конечно, умеешь им пользоваться, — добавил он.
После слова «ты» он сделал короткую паузу, и она почувствовала, как по спине побежали мурашки.
Глава 2
Осмотр
— Как ты себя чувствуешь, Энджи? — в третий раз за последние три минуты спросила мама.
На ее щеках горел яркий лихорадочный румянец. Похоже, она очень разволновалась, увидев, какая суматоха поднялась в отделении интенсивной терапии после их приезда.
— Мне хочется, чтобы все это побыстрее закончилось, — сказала Энджи. — Я вообще не хочу, чтобы меня осматривали, но, похоже, моего согласия тут никто не будет спрашивать.
Услышав эти слова, детектив Броуган повернулся к ней:
— Ты не права. Есть определенные формальности, которые необходимо соблюсти. Без твоего согласия они не имеют права осматривать тебя. Однако я не стану долго распространяться о том, как это важно для расследования дела.
Бесшумно ступая по полу в своих мягких белых тапочках, к ним подошла медсестра. В руках она держала планшет-блокнот. Полистав страницы блокнота, она посмотрела на Энджи. Ее лицо выражало сочувствие и понимание.
— Давайте пройдем в смотровую и начнем, — сказала она.
Энджи показалось, что отец хотел что-то сказать, но вместо этого просто потер ладонь о ладонь.
— Я это… хм… Я подожду здесь с детективом, — наконец произнес он.
Комната была ослепительно белой, и только на потолке были нарисованы светло-голубые облака. Стол, на котором осматривали пациентов, был слишком коротким для того, чтобы на него можно было лечь, вытянув ноги. «Как бы мне с него не свалиться», — подумала Энджи. Она вполуха слушала медсестру, которая объясняла, как будет проходить осмотр. Ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим.
Медсестра протянула ей ручку:
— Дорогуша, поставь здесь свою подпись, хорошо?
Очень медленно, красивым ровным почерком она написала «Анжела Грейси Чепмен», пожалев о том, что у нее только два имени. Если бы их было больше, то и подпись была бы длиннее. Следующая строка была пустой, а возле нее был напечатан вопрос, на который нужно было ответить, однако Энджи поняла, что дать правильный ответ без посторонней помощи не сможет.
— Мама, какое сегодня число?
— Восемнадцатое сентября, — ответила мать.
Прищурившись, Энджи написала дату, а потом передала ручку матери, чтобы та поставила подпись в графе «родители/опекун несовершеннолетнего».
Мама молча исправила год в написанной дате.
Почувствовав во рту неприятный, кисловатый привкус, Энджи сглотнула слюну. Три года. Один росчерк пера — и трех лет как не бывало. Разве такое возможно?
Мама все еще держала руку над страницей.
