Стивен Кинг - Взаперти
Кертис промолчал. Только он начинал думать, что приспособился к безумию Грюнвальда, как оно открывалось для него новыми гранями.
Паскуда успокоился и продолжил:
— Значит, тебе нужны объяснения. Думаешь, ты их заслужил. Что ж, может, и так.
Где-то каркнула ворона, Кертису, запертому в жаркой будке, карканье показалось смехом.
— По-твоему, я шутил, когда назвал тебя пидором-ведьмаком? Ни капли. Но в курсе ли ты, что… э-э… тебя, злую сверхъестественную силу, послали меня испытывать? Не знаю, честно. Много бессонных ночей, с тех пор как жена собрала драгоценности и ушла, я думал над этим вопросом, и до сих пор не знаю. Мне кажется, ты тоже.
— Грюнвальд, уверяю тебя, я не…
— Заткнись. Тут я говорю. Разумеется, ты будешь все отрицать. В курсе ты или нет, мне ты не признаешься. Вспомни свидетельства салемских ведьм. Можешь глянуть в Интернете, я уже смотрел. Все они поначалу клялись, что не были ведьмами, а потом утверждали обратное, чтобы выбраться из камеры пыток. Но мало кто из них зная наверняка. Просветленному… ну, что там бывает просветленным… разуму это сразу видно. Эй, сосед, как тебе такое?
Внезапно Паскуда — сумасшедший, но еще сильный — начал раскачивать будку. Кертиса едва не бросило на дверь, что неизбежно закончилось бы катастрофой.
— Хватит! — взревел он, — Прекрати!
Грюнвальд снисходительно рассмеялся. Туалет перестал раскачиваться, но Кертис чувствовал, что он накренился еще сильнее.
— Ты как маленький! Говорю же, эти толчки надежнее фондового рынка!
Тишина.
— Конечно… надо учитывать одно обстоятельство: все педики — лгуны, но не все лгуны — педики. Это не тождество, если ты меня понимаешь, Я-то сам по женской части: трахнул бы Деву Марию, да еще сходил бы на деревенские танцульки. Но я солгал, чтобы затащить тебя сюда. И могу лгать прямо сейчас.
Опять кашель — грудной, жуткий и наверняка очень болезненный.
— Выпусти меня, Грюнвальд. Умоляю. Умоляю!
Паскуда долго молчал, раздумывая над ответом, а потом вернулся к предыдущей теме:
— В общем, показаниям ведьм доверять нельзя. И признаниям тоже, потому что они могут быть притворными. Надо полагаться только на факты и улики. В общем, я рассмотрел факты по твоему делу. Сперва ты решил кинуть меня на участок Винтона. Это первое…
— Грюнвальд, я никогда…
— Заткни пасть, сосед. Уж не знаю, зачем ты хотел меня кинуть, но могу предположить, что тебе пришлась не по нраву затея с жилыми домами. В любом случае улики — а именно твоя нелепая закладная — показывают, что это чистой воды кидалово. Ты утверждаешь, будто Рикки Винтон продал тебе землю за полтора миллиона долларов. А теперь скажи мне, сосед, какой суд поверит твоему бреду?
Кертис не ответил, даже кашлянуть побоялся — любое движение могло свалить неустойчивую будку; ему было страшно приподнять даже мизинец. Глупо, конечно, хотя как знать…
— Потом к делу подключились родственнички, хотя положение и так было непростое — все из-за твоего пидорского упрямства! Их позвал ты. Или твой адвокат. Ясно как день, тут и думать нечего. Потому что тебе нравится трахать людям мозги.
Кертис не стал возражать.
— Тогда-то ты меня и проклял. Это следует из фактов. «Чтобы знать о существовании Плутона, необязательно его видеть», — какой-то ученый сказал. Он понял, что Плутон существует, наблюдая за несоответствиями в движении других планет, ясно? Здесь то же самое, Джонсон. Надо лишь изучить факты и найти несоответствия в движении твоей… ну, чего там… жизни. Вдобавок твой дух темнеет. Он темнеет, я чувствую. Типа затмения…
Паскуда опять закашлялся. Кертис стоял в той же позе задержанного перед обыском, выпятив зад и склонившись над туалетом, в который после утреннего кофе делали свои дела Паскудовы работяги.
— Потом меня бросила Джинни, — сказал Грюнвальд. — Она сейчас живет на Кейп-Коде. Говорит, что одна — правильно, ей ведь нужны алименты, всем бабам нужны, — но мне лучше знать. Если не драть ее дважды в день, она будет сутками торчать перед теликом и жрать шоколадные чипсы, пока не лопнет.
Потом ко мне пристала налоговая. Эти козлы приперлись сюда с ноутбуками и расспросами: «Вы делали то? Выделали сё? Где бумаги на пятое и десятое?» Джонсон, признайся, ты наворожил? Или это кидалово… ну, не знаю… обычного сорта? Типа ты набрал номер и сказал: «Проверьте-ка этого гада, он что-то скрывает».
— Грюнвальд, я никому не звонил.
Будка задрожала. Ну, теперь уж точно…
Нет, туалет устоял и на сей раз. У Кертиса голова пошла кругом. И его затошнило. Не от вони — от жары. Или от вони и жары вместе. Рубашка мерзко липла к телу.
— Я выкладываю тебе факты, — сказал Грюнвальд. — Поэтому заткнись и слушай. Тишина в зале суда, мать твою!
Почему здесь так жарко?! Кертис поднял голову: на крыше не было вентиляционных отверстий. Точнее, они были, но кто-то закрыл их листом железа, проделав в нем три-четыре дырки. Они пропускали немного света, однако воздух почти не шел. Размером дырки были больше четвертака, но меньше серебряного доллара. Кертис посмотрел через плечо и увидел еще несколько дырок в двери — сама решетка была забита.
— Налоговая заморозила мои активы, — с упреком продолжал Грюнвальд. — Они сказали, что только проверят мою бухгалтерию, простая формальность, но я-то знал, к чему все идет.
Еще бы не знал — на воре шапка горит.
— Но кашель начал мучить меня еще до проверок. Ты постарался на славу. Я сходил к врачу. Рак легких, сосед, и он уже дал метастазы в печени, желудке и хрен знает где еще. Во всех мягких тканях. Для пидора-ведьмака — самые лакомые места. Странно, что ты обошел стороной мои яйца и зад. Хотя… еще не вечер, тебе только волю дай. Но я не дам. Я вроде замел все следы, а даже если нет — плевать. Скоро я пущу себе пулю в висок. Из этой самой пушки. Лежа в горячей ванне.
Паскуда сентиментально вздохнул.
— Только там я теперь, счастлив. В горячей ванне.
Кертису пришла в голову одна мысль. Может, дело было в словах Грюнвальда: «Я вроде замел все следы», но скорее он уже давно это понял. Паскуда задумал перевернуть туалет. Он свалит его в любом случае: не важно, будет Кертис сидеть смирно или кричать и умолять. Пока он решил посидеть смирно — отчасти ему хотелось как можно дольше оставаться в вертикальном положении, но по большому счету он замер от ужаса. Грюнвальд не метафорами изъяснялся; он действительно считал, что его сосед — ведьмак. Его мозг, по-видимому, гнил вместе с остальными частями тела.
— РАК ЛЕГКИХ! — провещал Грюнвальд на всю опустевшую деревню и вновь закашлялся. В ответ раздраженно каркнули вороны, — Я бросил курить тридцать лет назад, а рак легких у меня сейчас?!
— Ты спятил, — сказал Кертис.
— Конечно, любой так скажет. Ты все продумал, верно? ПРОДУ-У-УМАЛ. И потом, в довершение всего ты подал на меня в суд из-за мерзкой псины! Твоя псина зашла на мою землю! А с какой целью? Ты забрал у меня участок, жену, дело, здоровье — чего еще тебе надо? Унизить меня, конечно! Чтоб жизнь медом не казалась! Колдовство! А знаешь, что написано про это в Библии? «Ворожеи не оставляй в живых!» Все мои беды — твоих рук дело, и ворожеи не оставляй… В ЖИВЫХ!!!
Грюнвальд толкнул будку. Видимо, он ударил ее плечом, потому что на этот раз она даже не пошатнулась — Кертис мгновенно стал невесомым и полетел назад. Засов мог сломаться под тяжестью его тела, но не сломался. Наверное, Грюнвальд его укрепил.
Потом вес вернулся, и Кертис упал на спину, а туалет — дверцей вниз. Зубы Кертиса сомкнулись на кончике языка. Затылок ударился о дверь, из глаз полетели искры. Крышка сиденья распахнулась, наружу хлынула густая черно-коричневая жижа, и размякшая какашка упала Кертису на пах. Он заорал, скинул ее с себя и вытерся о рубаху, оставив на ней коричневое пятно. Вонючая жидкость лилась из дырки, сбегала по скамье и лужей собиралась вокруг кроссовок, В ней уже плавала обертка от шоколада. Из толчковой пасти свисали гирлянды туалетной бумаги — канун Нового года в аду. Нет, это немыслимо. Это какой-то ночной кошмар, отголосок детских страхов.
— Нравится запашок, а, сосед? — весело спросил Паскуда, хохоча и кашляя. — Прямо как дома? Считай, это позорный стул для пидоров двадцать первого века! Осталось пригласить того сенатора-педика, Ларри Крэйга, накупить белья «Виктория сикрет» и можно закатывать вечеринку! Гости приходят в нижнем белье!
Спина у Кертиса тоже намокла. До него дошло, что туалет свалился в канаву, и вода теперь проникает внутрь через отверстия в двери.
— Эти будки обычно делают из тонкого пластика, как в придорожных кафе на платных автострадах, и при желании его можно пробить хоть кулаком. Но на стройках их облицовывают железом, чтобы хулиганам или пидорам, как ты, неповадно было. Пидоры через такие дырки трахаются. Да-да, я все про вас знаю, сосед. Или какие-нибудь сосунки швыряют через крышу камни, просто чтобы послушать звук — эдакий хлопок, как если лопнуть большой бумажный пакет. В общем, крыши мы тоже лицуем. Внутри, конечно, пекло, но так даже сподручнее: никто не станет пятнадцать минут листать журнал в толчке, где жарко, как в турецкой тюряге.
