Альфред Хичкок - Истории, от которых не заснешь ночью
Но мадам Брэди ничуть не смутилась.
— Я хочу знать, почему вы все время пытаетесь сбить меня с толку своим баловством? По правде говоря, то, что я хочу знать точно, так это: что произошло здесь в понедельник?
— Дети, — начала Карен, — с ней случился удар, она…
Но вдруг Бобби, до сих пор буквально висевший на своем стуле, внезапно выпрямился и заявил:
— Я знаю, что она хочет сказать.
Мадам Брэди кивнула головой своему неожиданному союзнику. Руки Карен заволновались, желая призвать всех к тишине, но уже говорил Джеффри:
— Право же, мы сами-то толком не знаем, что произошло… Если мы и предпочли некоторую вероятность скрыть от тебя, то только потому, что она прискорбная и, скорее всего, не имеет под собой никакого основания.
— Вот, — заключила Карен, — и бесполезно видеть в этом оскорбление. Разве людям наносят оскорбление, когда им хотят засвидетельствовать деликатность? Скажите, Дель, хотите ли вы чего-нибудь еще съесть перед тем, как пойдете спать?
— Вам не так легко будет от нее избавиться! — бросила Дель с привычным ей задором, горячностью.
— Боюсь, что да, — подал голос удрученный Джеффри.
— Ой, Джефф, да ладно! — вступила в разговор Карен. — И вы все! Ну прошу вас, ну хватит. Кончено. Ни сделать, ни знать больше ничего невозможно…
— Папа, — настойчиво изрек Бобби, — я думаю, ты бы должен нам все сказать.
— Ты что, нас считаешь неспособными принять удар? — гневно спросила Сьюзан.
Мадам Брэди кивнула головой, чтобы все видели ее одобрительное отношение. Все, что говорили дети, было ей явно по душе.
Тогда Джеффри поднял опущенную голову и принужденно процедил:
— Так вот. Не исключено, что моя мама покончила сама свои счеты с жизнью.
В тишине, приведшей всех в оцепенение, Дель осведомилась:
— А что, доктор ничего не может сказать по этому поводу?
— Нет, — ответила Карен. — Он думает, что она, по всей видимости, превысила дозу своих лекарств. Случайно. Или просто по неведению. Но ему совершенно не известно, что в тот день она была подавленная и потрясенная.
— Да что ты, папа! — воскликнул Бобби, который теперь уже стоял. — Ты великолепно знаешь, что бабушка наша до этого никогда бы не дошла. Ты ей сказал, что уезжаешь в Европу. Ну и что? Ей уже виделось, как она вволю насладится целой армией сиделок и медсестер, которыми будет командовать, и будет рассказывать любому и каждому, что ты ее „бросил“… Это так, это правда! — заключил он, окидывая всех воинственным взглядом.
— Мы знаем, что она чрезмерно была избалована, — сказала Сьюзан. — Но ничто не могло ее удручить до такой степени! Ничто!
— Ой, дорогие мои, — вмешалась Карен. — Поистине это не очень благородно… Вы мучаете своего отца, а здесь наверняка нет никого, кто хотел бы добавить к его горю…
— Я, правда, не вижу, из-за чего вы все так потрясены, — заявила Дель.
— Наконец-то здравомыслящие слова! — одобрила Карен.
— В самом деле, — оборвала мадам Брэди. — Ничего из того, что вы сказали, не заслуживает, чтобы держать это в секрете. Вы считаете, что из-за какой-то причуды она бы добровольно приняла слишком сильную дозу лекарств? Но доктор-то не разделяет этого ощущения. Здесь я не вижу ничего такого, что могло бы побудить вас мне лгать.
— Но поскольку нет никакой возможности узнать истину, мы и не хотели вас волновать… — сказала Карен.
— Почему бы и нет? — возразила мадам Брэди громовым голосом. — Я же не моя сестра!
Племянник посмотрел на нее и сказал:
— Прости меня, тетя Сара, мы должны были в это сделать. Но ты ведь знаешь, я думаю, что те лекарства, которые она принимала, точно такие же, как у тебя. Ты знаешь, что твои пилюли сильнее ее. Карен тебе об этом говорила, в день твоего приезда, не так ли?
— Да.
— Так вот, совершенно очевидно, в понедельник мама дошла до твоей комнаты. Она взяла у тебя флакон с пилюлями и приняла скорее всего слишком большое для нее количество. И пошла она за ними сама, в этом плане никакого сомнения. Ну и нам показалось… после ухода врача… — Джефф начал путаться.
— В конечном счете, когда мы отдали себе отчет в том, что… мы не хотели, чтобы… мы думали, что… Из-за Бобби, который не видел, как она пересекала лестничную клетку, да и из-за тебя тоже, когда ты меня подбодрила на то, чтобы я ей сказал, что уезжаю… Наконец, потому что мы не были уверены в истине, мы посчитали, что нет никакой причины тебя мучить, сообщая тебе наши подозрения.
— Подозрения, которые тебя самого мучают, — возразила мадам Брэди.
Потом она замолчала, пытаясь усмирить свое слабеющее сердце.
— Вполне возможно, — вновь начал Джефф, стараясь убедить себя самого, — то есть и в самом деле вполне вероятно, что она забыла или даже не знала вообще, что твои пилюли намного сильнее. А может быть, просто потому, что у нее не хватило своих собственных…
— Мама? — вдруг встревоженно воскликнула Дель.
Сара Брэди скрючилась на своем стуле, как маленькая, старенькая обезьянка. Вот теперь все заметили ее сердечное недомогание.
— Мама? — повторила дочь, подойдя к ней.
— Быстро мои пилюли в моей сумочке, — прошептала мадам Брэди сквозь онемевшие губы.
— Ой, тетя Сара! — воскликнула Карен. — Энни! Быстро! Стакан воды! приказным тоном, хлопнув в ладоши, крикнула она.
Она подошла к мадам Брэди, и ее пальцы стали искать пульс. Сара прилагала все усилия, чтобы дышать как можно медленнее и как можно глубже.
— Вы все! Выслушайте меня! — бросил Бобби. — Я не видел $ис, но, даже если бы видел, откуда мог знать, что должен что-то видеть? Почему я был не в курсе?
Вошли Дель и Энни: одна — с сумочкой, другая — со стаканом воды. Оттолкнув Карен, Дель схватила стакан. Мадам Брэди проглотила пилюлю, запила ее водой, потом издала вздох.
Через несколько мгновений она сказала:
— А вы знаете, как ей удалось взять мои лекарства?
— Ну, мадам Сара, — застонала Энни. — Зачем вам нужно это знать? Это я нашла ваш флакон под ее кроватью после ухода $i рама.
— А кто, — спросила мадам Брэди, слегка повышая тон, но не поднимая глаз, — кто возвратил флакон обратно в мою комнату?
— Я, — ответила Энни. — Мадам Карен узнала его. И сказала мне… Господин Конли был так ошеломлен… и тогда они оба мне сказали: „Вот так, чем меньше будут об этом говорить, тем будет лучше“. Я тоже не хотела вас тревожить. Энни чуть не плакала. Давайте помолимся небу, что мадам Алиса не совершала этого греха, ну только не это!
Мадам Брэди встряхнула головой.
— Скажи, Джефф, — осведомилась она. — Ты в понедельник видел этот флакон, мой флакон?
— Да, — ответил ее племянник, наклоняясь над ней, очень обеспокоенный. — Не тревожься, забудь это. Нам вообще не надо было бы тебе это говорить.
Мадам Брэди почувствовала, как кровь снова потекла по жилам, и теперь менее беспорядочно.
— Забыть я этого не смогу, — сказала она. — Флакон мой был со мной в городе, когда Алиса умерла. Я знаю это.
— Да нет же, тетя Сара, — возразил Джефф, — это невозможно, он был под кроватью моей мамы.
— В полдень я очень удивилась, что у меня осталось так мало таблеток, — сказала мадам Брэди окрепшим голосом. А при мне всегда рецепт доктора Крэйна. Поэтому, когда Карен высадила меня у дома своего зубного врача, я зашла в аптекарский магазин господина Фредерикса.
Воцарилась тишина, и Сара устремила свой взгляд на Карен.
— Но в этот момент, — сказала Карен, — она должна была… Бедняжка Алиса должна была бы…
Мадам Брэди вздохнула еще раз. Нет. Невозможно. Умерев, бедняжка Алиса не могла положить под свою кровать флакон.
— Я себе представляю, — оставив гнев, вымолвила она, — что вы бы так не настаивали на том, что „щадили“, если бы вы не заметили на этикетке флакона дату и клеймо аптекарского магазина Фредерикса. Карен, ведь я же вам сказала, что в понедельник мне предстоит совершить одну маленькую покупку!
Никто не проронил ни слова.
— Когда Энни нашла его, куда вы его дели? — спросила мадам Брэди беспощадным тоном. — После того, как я, конечно, купила его у Фредерикса. Но в это-то время Алиса уже была мертва от того, что вы заставили ее выпить в полдень, до того, как мы с вами уехали в город и когда вы спускались вниз со своим подносиком.
— Нет! — закричал Джефф. — Нет! Нет!
— Если есть еще какие-то секреты, — сказала грустным голосом Сара, не сочтите за труд изложить нам их.
Через несколько мгновений Карен сказала недовольным тоном:
— Ее похоронили. Теперь мы можем ехать в Европу. Мы можем все жить не так, как раньше.
Вдруг кожа ее лица стала буквально мраморного оттенка, а глаза помрачнели.
— Она готовилась натворить еще кучу всяких кошмаров… Джефф никогда бы этому не воспротивился и как всегда пустил бы все на самотек. От нее было плохо всем, даже ей самой. Вы все знаете, все. А должна была ее выносить я, и при этом целыми днями. Можно сказать, что это — благо для всех.
![Эрих фон Дэникен - Боги майя [День, когда явились боги]](/uploads/posts/books/186572/186572.jpg)
