Жан-Кристоф Гранже - Пассажир
— Мне пора. Срочный вызов. А ты пока подумай над моим предложением.
Ковбой медленно встал из-за стола — точно, росту в нем было не меньше метра девяноста, — и протянул врачу раскрытую ладонь. Это был вполне дружеский жест, но сквозняк, который он поднял, перемещаясь, не мог не подействовать на Фрера устрашающе.
— А чего там думать-то? Согласен я. Я тебе верю, док. До завтра.
* * *Мужчина заперся в туалете, примыкающем к холлу отделения скорой помощи. Он сидел там уже полчаса и наотрез отказывался выходить. Фрер стоял перед кабинкой. Рядом топтался слесарь с чемоданчиком инструментов в руках. После нескольких оставшихся без ответа призывов и предупреждений Фрер велел слесарю ломать дверь. Мужчина сидел на полу возле унитаза, подобрав колени и обхватив руками голову. Свет в кабинке не горел. В тесном пространстве стояла удушающая вонь.
— Я психиатр, — сказал Фрер, плечом закрывая за собой дверь. — Вам нужна помощь?
— Отвали.
Фрер опустился на одно колено, стараясь не вляпаться в лужу мочи.
— Как вас зовут?
Молчание. Мужчина все так же сжимал руками голову.
— Пойдемте ко мне в кабинет, — предложил Фрер и положил руку мужчине на плечо.
— Сказал же, отвали.
У мужчины явно были проблемы с дикцией. Он сильно шепелявил, словно обильно смачивал каждый произносимый слог слюной. Вздрогнув от прикосновения, он поднял вверх голову. Даже в темноте Фрер рассмотрел, до чего тот уродлив: его лицо, одновременно изможденное и одутловатое, было перекошенным, словно состоящим из отдельных, плохо связанных между собой кусков.
— Вставайте, — приказал он.
Мужчина вытянул вперед шею, и картина прояснилась. На ней буквально не было живого места — сплошные кровоподтеки, бугры и глубокие ссадины. Ужас в чистом виде.
— Доверьтесь мне, — проговорил Фрер, с трудом сдерживая отвращение.
Нет, это не ожоги, думал он. Больше похоже на проказу. Страшная болезнь, постепенно пожирающая человека и превращающая его в монстра. Однако, прищурившись, он понял, что ошибся: шрамы и язвы имели рукотворное происхождение. Судя по всему, мужчина сам собрал кожу на шее в складки, а затем склеил их синтетическим клеем. После чего явился в больницу в надежде на госпитализацию. Синдром Мюнхгаузена, поставил диагноз психиатр и повторил:
— Идемте.
Мужчина наконец-то поднялся. Фрер открыл дверь, с облегчением возвращаясь к свету и относительно чистому воздуху. Они вместе дошли до выхода из туалета. Клоака осталась позади, но кошмар никуда не исчез. Целый час он беседовал со склеенным мужчиной и убедился в правильности первоначального диагноза. Тот был готов на все, лишь бы его положили в больницу и окружили заботой. Пока что Фрер направил его в Пелегрен, чтобы там занялись его лицом и шеей — клей уже начал разрушать ткани.
Половина шестого.
Фрер сдал дежурство в скорой помощи и вернулся к себе в отделение. Он устроился в своем консультационном пункте, где располагались его кабинет и секретариат. Народу не было. Он проглотил сэндвич, медленно приходя в себя после пережитого кошмара. В университете его уверяли: «Ко всему привыкнешь». Но в его случае общее правило не сработало. Он так и не привык. Мало того, чем дальше, тем все обстояло хуже. Его восприимчивость к безумию превратилась в тонкую сверхчувствительную мембрану, постоянно подвергающуюся раздражению, а может, даже инфицированию…
Шесть часов.
Он опять пошел в отделение скорой.
Здесь все было более или менее спокойно. Всего несколько пациентов — все кандидаты на добровольную госпитализацию. Он их уже знал. За полтора месяца работы успел познакомиться с этой категорией больных. В больнице они обычно приходят в себя, после чего выписываются, но дома прекращают прием нейролептиков и снова слетают с катушек. Результат — здравствуйте, доктор.
Семь часов.
Еще немножко, и все. От усталости у него уже слипались глаза. Он вспомнил ковбоя с амнезией. Впрочем, он не переставал думать о нем весь день. Этот случай его заинтересовал. Запершись у себя в кабинете, он нашел номер полицейского участка на площади Капуцинов и попросил к телефону Николя Пеласа — того самого капитана, который составил протокол задержания неизвестного мужчины. Ему сказали, что в эту субботу тот не работает. Фрер немножко надавил, и ему продиктовали номер мобильного.
Пелас ответил после второго гудка. Матиас представился.
— Так чего вам надо? — недовольно спросил тот.
Очевидно, не любил, когда его беспокоили в выходной.
— Мне хотелось бы знать, насколько вы продвинулись в расследовании.
— Я сейчас дома. С детьми сижу.
— Но вы же начали разрабатывать какие-то версии. И уже наверняка получили некоторые результаты.
— А вас-то это с какого боку касается?
Фрер усилием воли заставил себя говорить спокойно:
— Я отвечаю за этого пациента. Моя работа — вылечить его. Что, в числе прочего, означает необходимость установить его личность и помочь ему вернуть память. Мы с вами в этом деле партнеры, неужели не понятно?
— Нет, не понятно.
Фрер решил сменить тактику:
— В области зарегистрированы случаи исчезновения людей?
— Нет.
— Вы связывались с ассоциациями, которые занимаются бомжами?
— В процессе.
— А вокзалы близ Бордо вы проверили? Может, среди пассажиров поездов есть свидетели происшествия?
— Мы послали запрос.
— А объявление дали? В Интернете? С вашим номером телефона? А обратились…
— Когда у нас иссякнут собственные идеи, мы вам позвоним.
Фрер сделал вид, что не заметил сарказма, и атаковал собеседника с другого фланга:
— Вы получили результаты анализа крови на ключе и телефонном справочнике?
— Кровь первой группы. Резус положительный. Такая кровь может принадлежать половине французского населения.
— Какие-нибудь преступления этой ночью совершались?
— Нет.
— А справочник? Вы не заметили, может, в нем есть пометки? Какая-нибудь отдельная страница? Чье-то имя?
— У меня такое впечатление, что вам неймется поиграть в детектива.
Матиас сжал зубы.
— Я всего-навсего пытаюсь установить личность этого человека. Еще раз повторяю: мы с вами преследуем одну и ту же цель. Завтра я собираюсь провести с ним сеанс гипноза. Если у вас есть хоть какие-то зацепки, хоть какая-то информация, которая поможет мне правильно подобрать вопросы, сейчас самое время поделиться ею со мной.
— Ничего у меня нет, — проворчал полицейский. — Сколько раз вам это повторять?
— Я звонил в комиссариат. Мне показалось, что сегодня этим делом вообще никто не занимается.
— Я выхожу на работу завтра, — с явным неудовольствием процедил Пелас. — И я веду это дело.
— А что вы сделали с ключом и справочником?
— Ускорили юридическую процедуру и оформили постановление о конфискации.
— А если в переводе на человеческий язык?
Полицейский хмыкнул. Последний вопрос его явно развеселил, заставив забыть о своем раздражении.
— Сейчас все в руках криминалистов. Результаты будут в понедельник. Устраивает вас это?
— Могу я рассчитывать, что, как только появится новая информация, вы поставите меня в известность?
— Ладно, — уже примирительно сказал Пелас. — Но это будет двусторонняя договоренность. Если вам удастся что-нибудь вытянуть из него с этим вашим гипнозом, вы обязуетесь связаться со мной. — И, чуть подумав, добавил: — Это в ваших же интересах.
Матиас улыбнулся. Рефлекс полицейского — не могут без угроз. Надо бы каждого легавого подвергнуть психоанализу, чтобы выяснить, какие такие причины подвигли его выбрать подобную профессию. Фрер дал обещание позвонить, если что-нибудь узнает, и продиктовал свои координаты. Ни тот ни другой не верили, что сотрудничество состоится. Каждый за себя, и пусть победит сильнейший.
Фрер вернулся в отделение скорой. Осталось продержаться два часа. Хорошая новость заключалась в том, что его дежурство закончится до начала великого хаоса. Это ведь вечер субботы. Он осмотрел нескольких больных, сделал назначения — кому антидепрессанты, кому транквилизаторы — и отправил их назад, по палатам.
Десять часов.
Матиас поздоровался с врачом, явившимся ему на смену, и вернулся к себе в кабинет. Туман держался по-прежнему, не уступая ни пяди завоеванного пространства. Кажется, к вечеру он даже сгустился. У Фрера мелькнула мысль, что из-за этой мутной мороси у него весь день шел наперекосяк. Как будто сама реальность расплывалась, теряя привычные очертания.
Он снял халат. Собрал свои вещи. Натянул плащ. Перед уходом решил в последний раз навестить мужчину в стетсоновской шляпе. Пошел в свое отделение и поднялся на второй этаж. В коридоре еще витали запахи столовой, смешиваясь с привычной вонью мочи, эфира и лекарств. То тут, то там слышалось мягкое фетровое шуршание тапочек по линолеуму, раздавалось бурчание телевизионных голосов, характерное звяканье металлических плевательниц, в которых шуровал очередной собиратель окурков.
