Уоррен Мерфи - Последнее испытание
Пройдя примерно с четверть мили, он увидел мастера Синанджу. Тот восседал верхом на огромном лосе. Более безобразного животного Римо в жизни не видывал. У зверя были огромные, раскидистые, словно ветви дерева, рога.
— Где ты раздобыл этот волосяной матрас? — устало спросил Римо.
— Решил организовать тебе встречу с быстроногой кернейской ланью.
— Но это же лось! — воскликнул ученик.
— Нет, лань, — возразил Чиун и шлепнул лося по широкому крупу. Зверь устремился прямиком на Римо, угрожающе опустив голову с рогами, которые теперь напоминали острые вилы.
Римо легко увернулся. Лось неуклюже переставил высокие мосластые ноги и снова бросился в атаку.
На этот раз Римо пришлось подпрыгнуть и ухватиться за ветку дерева. Рога едва не угодили ему в живот.
Лось, сопя, промчался мимо.
Но мастер Синанджу снова развернул его и подъехал к дереву, на которое взобрался ученик.
— Ты должен спуститься, — произнес Чиун.
— Не стану я сражаться с каким-то дурацким лосем!
— Это керинейская лань! Надо укротить ее, как в свое время сделал Геркулес.
— Керинейская лань?! А где же ее золотые рога и медные копыта?
— Лань очень старая. Вся позолота просто стерлась от времени.
— Я ни за что не спущусь!
— Но не станешь же ты до скончания века сидеть на дереве, — возразил Чиун.
— Ты прав, — отозвался Римо и поднялся во весь рост. Ветка прогнулась под его тяжестью, Римо, раскачав ее, подпрыгнул и, точно подброшенный пружиной, перелетел на другое дерево.
Лось бросился к нему.
Перескакивая с дерева на дерево, Римо удирал от несущегося галопом зверя.
Добравшись до опушки, он понесся назад. Лось упрямо следовал за ним.
В течение целого часа Римо играл в эту игру и стал потихоньку уставать — слишком уж много сил ему пришлось потратить за последнее время.
Но и лось начал проявлять признаки усталости. Ноги у него заплетались. Вот он споткнулся — раз, другой...
— Ты совсем замотал великолепного зверя, — укоризненно заметил Чиун.
— Не я втянул его в это состязание, — огрызнулся в ответ Римо.
Из пасти лося вывалился длинный красный язык. Бока животного раздувались, точно кузнечные мехи.
Увидев, что глаза зверя подернулись пеленой и словно остекленели, Римо спрыгнул с дуба и, встав под деревом, тоже высунул язык. Потом сунул в уши большие пальцы и, растопырив ладони, изобразил рога.
Чиун изо всех сил понукал лося.
Зверь шагнул вперед, но тут ноги его подкосились, и он плюхнулся прямо в грязь. Кореец пытался принудить его подняться.
— Я бы признал его побежденным, — сказал Римо. — А ты?
— Опозорился перед своими собратьями! — прошипел мастер Синанджу и плюнул в распростертого на земле лося.
— Да, это не лань... — философски заметил Римо.
— Где же тут найдешь настоящую быстроногую лань... — кисло проговорил Чиун, и они двинулись прочь.
— Ну, надеюсь, теперь все?
— Сколько деяний ты совершил?
Римо принялся считать, загибая пальцы.
— Двенадцать... Так что условия нашей с тобой сделки можно считать выполненными.
— Не мешало бы передохнуть... перед тем как отправиться дальше.
— Не возражаю.
Они сняли номер в бангорском отеле под названием «Холидей инн», и не успел портье закрыть за собой дверь, как Римо рухнул на ковер.
И тут же уснул.
* * *Во сне он как будто бы пробирался через поле сорго, высокие стебли которого шелестели под жарким ветром.
Откуда-то с запада доносился барабанный бой. Звуки показались Римо знакомыми. Это не был бой корейского барабана, напоминавшего по форме песочные часы. Звуки не походили и на бой африканского тамтама. Так могли откликаться в каком-нибудь вестерне со стрельбой только барабаны апачей, зовущие их в атаку.
Римо двинулся на звук.
И повстречался с высоким красивым мужчиной с иссиня-черными волосами. Незнакомец был одет в белую хлопковую рубашку и черные штаны в обтяжку. Римо никогда не видел его прежде, однако сразу же понял, кто это.
— Ты Чиун, верно?
Молодой кореец гордо расправил плечи:
— Я — Чиун-старший. А ты — одно из воплощений Шивы, которое носит шкуру белого тигра.
Римо оставил это замечание без комментариев. Ему не хотелось вступать в спор с отцом Чиуна.
— Мастер Си Тан, завершавший обучение Чиуна после твоей смерти, говорил, что ты можешь рассказать мне об отце, — сказал Римо.
Чиун-старший приподнял черную бровь.
— Ничего подобного. Должно быть, он имел в виду моего сына, Чиуна-младшего.
— Но Чиун это отрицает!
Чиун-старший пожал плечами. Точно так же делал и Чиун. Странно все-таки повстречать отца Чиуна, который умер молодым, подумал Римо. Все равно что повстречать самого Чиуна в молодости.
— Тогда не знаешь ли ты, где найти Коджинга? — спросил Римо.
— Нет. Слышишь бой барабанов? Он доносится вон с того поля. Мне кажется, они зовут тебя. — И Чиун-старший указал направление.
— Понял, спасибо! — И Римо бросился на звук.
Вскоре заросли сорго поредели, началось поле, засаженное сочными стеблями какого-то другого растения. Сладковатый его запах показался знакомым, и Римо наконец сообразил, что это кукуруза.
— Вот уж не думал, что в Корее растет кукуруза... — пробормотал он.
Бой барабанов становился все громче. Казалось, и сердце теперь колотится в такт этим призывным звукам, так и замирая в ожидании чего-то необычного.
Римо пробивался сквозь заросли на запад и вдруг увидел мужчину в желтом шелковом кимоно. Между ног у него стоял барабан.
— Коджинг? — спросил Римо. Незнакомец вроде бы очень походил на мастера Коджинга.
Барабанщик поднял голову:
— Я Коджонг.
— Я ищу Коджинга.
— А нашел Коджонга.
— Да, я понял, понял.
— А зачем тебе понадобился мой брат Коджинг?
— Он знает одну очень важную для меня вещь.
Коджонг перестал бить в барабан.
— Все мои братья знали что-то важное. Потому-то мы здесь. И ты тоже, наш брат по крови.
Заметив торчавшее в волосах Коджонга орлиное перо, Римо спросил:
— А чем это ты занимаешься?
— Вызываю из-под земли кукурузу.
— Хорошее дело.
— Я ем кукурузу. Риса не ем.
— Здорово, — рассеянно заметил Римо, озираясь по сторонам в надежде увидеть Коджинга.
— Все мои близкие едят кукурузу.
— Угу...
— Мой народ — народ Солнца.
Римо вздрогнул и резко обернулся.
— Что ты сказал?
— Я сказал, мой народ — народ Солнца. Мы не сражаемся. Нам запрещено убивать. Это наш образ жизни. Наше правило. Наш путь. Наш закон. Он отличается от законов и образа жизни других людей.
— А кто они такие вообще, эти люди Солнца? — спросил Римо.
— Мой народ. И твой тоже, белоглазый.
— То же самое говорила мне мать... Что ты знаешь еще?
— Мать просила передать тебе, белоглазый, чтобы ты слушался ветра.
Склонив голову набок, Римо прислушался. Западный ветер тихо шелестел в стеблях кукурузы с золотистыми початками, заставляя их раскачиваться. И вдруг среди этих звуков Римо различил голос матери:
— Ты должен спешить, сын мой! Ибо он умирает!
— Где ты? — вскричал Римо.
— Поторопись!
— Где он? — воскликнул Римо. — Только скажи, где его искать? — Но ветер не ответил.
Сидевший на земле Коджонг поднял на него глаза.
— Чиун знает. Спроси Чиуна.
— Чиуна-старшего?
— Нет. — Коджонг снова ударил в барабан. — Чиуна-младшего.
И тут высокие стебли кукурузы закачались еще сильнее, жутко замельтешили перед глазами, словно некто гигантской ложкой размешивал плотное пространство Пустоты.
И Римо проснулся.
* * *Он вошел в смежную комнату, даже не удосужившись постучать или повернуть дверную ручку. Просто ударил по двери ладонью, и она распахнулась.
— Я только что говорил с твоим отцом о моем! — сердито заявил он Чиуну.
— Надеюсь, он в добром здравии? — осведомился Чиун, лежавший на коврике.
— Он умер. И давно.
— Знаю, но в добром ли он здравии?
— Он сказал, что ничего не знает о моем отце. А потом я встретил Коджонга.
— Мастера с таким именем не существует, — тихо произнес Чиун.
— Какая разница! Короче, он посоветовал спросить у тебя.
— А что именно он сказал?
— Сказал: «Спроси Чиуна-младшего». А Чиун-младший — это ты.
— Но мой отец гораздо моложе меня. Он умер в самом расцвете сил.
— Не увиливай от ответа!
— Сядь и успокойся.
— Нет, ответь мне! Я слышал голос матери. Она сказала, что мой отец в опасности, что он умирает. Ты знаешь, кто он, мой отец? Да или нет?
— Сядь, успокойся. Я расскажу тебе, как найти отца. Ведь я обещал.
Римо опустился на коврик рядом с Чиуном, судорожно сжимая кулаки. Он был мрачнее тучи. Учитель ласково взглянул на ученика.
— В тот первый раз ты увидел мать вовсе не случайно, а потому что заглянул в зеркало памяти. К чему я, собственно, и призывал тебя все эти годы.
