Джон Коннолли - Все мертвые обретут покой
В эту секунду скрюченная до этого болью Аделейд Модин встрепенулась, как паук, учуявший колебания паутины, и ринулась на меня. Ее правая рука впилась ногтями мне в лицо, а левой она попыталась завладеть пистолетом. Я ударил ее в лицо основанием ладони и одновременно отшвырнул коленом. Но она вновь метнулась ко мне, и я выстрелил. Пуля попала ей под правую грудь.
Она отступила к машине и, чтобы не упасть, ухватилась за дверцу, зажимая рану в груди.
Усмешка поползла по ее лицу.
— Я тебя знаю, — превозмогая боль, заговорила она. — Я знаю, кто ты такой.
За ее спиной под весом тяжелого «БМВ» сильнее накренился, еще больше обнажились корни удерживающего машину над обрывом бука. Аделейд Модин покачнулась, кровь лилась из раны в ее груди. Что-то сверкнуло в ее глазах, отчего у меня сжалось сердце.
— Кто сказал тебе?
— Я знаю, — вновь усмехнулась она. — Я знаю, кто убил твоих жену и ребенка.
Я двинулся к ней, она заговорила, но слова ее поглотил скрежет металла. Дерево не устояло, и машина сначала съехала на землю, а затем стремительно покатилась вниз с холма, ударяясь о деревья и камни. Обдираемый металл высек искру, и машина вспыхнула, как факел. А я смотрел на этот костер, и мне вдруг стало ясно, что конец этому должен был быть именно таким.
Вытекший из поврежденного бака бензин воспламенился у ног Аделейд, и ее мир взорвался, обратившись в желтое пламя. Она оказалась в кольце огня. Голова ее запрокинулась, рот раскрылся, и в следующую секунду, превратившись в живой костер, Аделейд Модин опрокинулась в темноту, слабо отмахиваясь от неудержимо пожиравших ее плоть языков пламени.
У подножия холма, слепя глаза, полыхала машина, и от нее столбом поднимался вверх густой черный дым. Я наблюдал за всем с дороги, чувствуя лицом обжигающий жар. А ниже по склону, среди лесного мрака горел еще один, маленький, погребальный костер.
Глава 30
И снова я оказался в успевшей уже надоесть комнате для допросов со знакомым деревянным столом и выцарапанным на нем сердечком. Мне сменили повязку на плече, и впервые за прошедшие двое суток я смог принять душ. Как ни лез из кожи Росс, ему не удалось упрятать меня в камеру. Допрашивали меня самым тщательным образом: сначала Уолтер с другим детективом, затем Уолтер и начальник отдела расследований, а на закуску мне досталась встреча с Россом и одним из его агентов, на которой также присутствовал Уолтер, чтобы эти друзья не пришибли меня от злости из-за полного фиаско.
Мне кажется, пару раз я видел вышагивающего по коридору Филипа Купера. Он неимоверно напоминал восставшего из могилы покойника, явившегося посчитаться с гробовщиком. На мой взгляд, репутация трастового фонда находилась перед реальной угрозой нокаута.
Можно сказать, что я почти ничего не утаил от сыщиков. Рассказал им о Сциорре, Хайамзе, об Аделейд Модин и Санни Феррере. Умолчал лишь о том, что влез в это дело по милости Уолтера Коула. И еще кое-какие пропуски я предоставил им заполнить самим. А сказал просто, что следовал за всплесками своего воображения. Когда Росс это услышал, он готов был меня удавить.
Теперь мы остались наедине с Уолтером, и перед нами стояло по чашке кофе.
— Ты спускался туда? — наконец нарушил я затянувшееся молчание.
Уолтер кивнул.
— Да, но долго не задержался.
— Сколько их там нашли?
— Пока восемь, но ребята продолжают копать.
И раскопки будут продолжены, но не только там, а в разных местах по всему штату, а возможно, и за его пределами. Аделейд Модин и Коннелл Хайамз безнаказанно занимались своим жутким ремеслом на протяжении тридцати лет. Склад «Манчино» был арендован ими лишь небольшую часть этого срока, и вполне возможно, имелись и другие заброшенные склады, подвалы, старые гаражи или стоянки с останками пропадавших в разное время детей.
— И давно ты это заподозрил? — спросил я.
Мой вопрос застал Уолтера врасплох. По-моему, он подумал, что я спрашиваю о чем-то ином, например об убитом Джонни Пятнице.
— Что заподозрил? — вздрогнув, Коул и повернулся ко мне.
— Что к похищению Бейнса причастен кто-то из дома Бартонов.
Уолтер заметно расслабился, но все же его напряжение полностью не исчезло.
— Тот, кто его увез, должен был хорошо знать дом и парк вокруг.
— Если исходить из того, что его захватили прямо в доме, а не в парке.
— Да, если основываться на этом предположении.
— И ты отправил меня выяснить что к чему.
— Да, верно.
Я теперь винил себя не только в том, что не смог отыскать Кэтрин Деметр живой, — к этому чувству прибавилось ощущение, что я неумышленно навел Аделейд Модин и Хайамза на ее след.
— Возможно, я их к ней и привел, — помолчав, высказал я свое предположение. — Перед отъездом в Виргинию я рассказал миссис Кристи, что отправляюсь туда продолжать поиски. Для них этого оказалось вполне достаточно, чтобы выследить девушку.
Уолтер отрицательно покачал головой:
— Она наняла тебя для подстраховки. Скорее всего, она предупредила Хайамза сразу же после того, как была узнана. Так что Хайамз уже разыскивал Кэтрин. Если бы девушка не объявилась в Хейвене, они рассчитывали, что найдешь ее ты. А после того, как ты бы ее отыскал, вас, как мне думается, убили бы обоих.
Мне представилось приткнувшееся к стене тело Кэтрин Деметр в подвале старого дома с кровавым ореолом вокруг головы. А еще у меня перед глазами возник завернутый в целлофан Эван Бейнс и разложившееся тело другого ребенка полускрытое землей. А сколько трупов еще предстояло найти в подвале склада «Манчино» и в других местах...
И во всех этих жертвах мне виделись моя жена и ребенок.
— Ты мог бы послать и кого-либо другого.
— Нет, здесь был нужен только ты. Если убийца Бейнса имел отношение к этому дому, я знал, что ты его разыщешь. Я был уверен, что тебе это удастся, потому что ты сам... убийца.
Роковое слово на мгновение повисло в воздухе, как занесенный меч, а затем обрушилось вниз, клинком рассекая наше общее прошлое. Уолтер отвернулся.
— Она сказала, что знает, кто убил Дженнифер и Сьюзен, — помолчав, продолжил я разговор, как будто не слышал слов Уолтера.
Он даже обрадовался, что я нарушил молчание.
— Не могла она этого знать. Ей просто хотелось тебя помучить. Все это проявления ее воспаленного воображения и злобного нрава.
— Ошибаешься. Она на самом деле об этом знала. И ей стало известно, кто я, но, мне кажется, нанимая меня, она об этом еще не знала, потому что не захотела бы рисковать.
— Ты ошибаешься, — снова возразил он. — Давай оставим это.
Я не стал его переубеждать, но, тем не менее, чувствовал, что царство тьмы Аделейд Модин каким-то образом соприкоснулось с миром мрака Странника.
— Я подумываю об отставке, — продолжал Уолтер. — Я вдоволь насмотрелся на трупы и больше видеть их не хочу. В последнее время меня увлек Томас Браун. Тебе случалось читать что-нибудь Томаса Брауна?
— Нет.
— Христианская мораль: «Не взирайте без меры на лики смерти, дабы не стало зрелище сие привычно глазу вашему, и долго не держите взор свой на картинах унизительных и оскорбительных, дабы не разучиться различать их».
Уолтер сидел ко мне спиной, в окне отражалось его лицо и глаза, устремленные вдаль.
— Я слишком долго смотрел на смерть, и у меня больше нет сил заставлять себя видеть все это, — он пригубил кофе. — Тебе нужно уехать отсюда и найти себе занятие, чтобы все тени и призраки остались в прошлом. Ты не тот, каким был когда-то, но, может быть, ты еще сможешь остановиться и не потеряешь себя окончательно.
Мой нетронутый кофе подернулся пленкой. Я молчал.
— Мне бы не хотелось больше видеться с тобой, — в голосе Уолта сквозила незнакомая печаль. — Я поговорю с кем нужно, чтобы тебя отпустили.
Во мне действительно кое-что изменилось, но я сомневаюсь, что Уолтер уловил истинную суть этих изменений. Может быть, только я мог по-настоящему понять произошедшее и осознать, как отозвалась во мне смерть Аделейд Модин. Ни с чем в этом мире невозможно сопоставить ужас преступлений, совершенных ею за тридцать лет, и все те муки, которым подвергала она самых слабых и невинных из нас. И все же злодеяниям пришел конец. И я способствовал этому.
Ничто не вечно. Все должно иметь свой конец: и зло и добро. Смерть Аделейд Модин в беспощадном пламени подтверждала правильность моих выводов. И если мне удалось приблизить ее конец, то и до других я смогу добраться. И Странник не станет исключением.
В этот момент где-то среди непроглядного мрака подали голос часы и принялись отсчитывать часы, минуты и секунды до мгновения, когда придет пора известить о том, что время Странника истекло.
* * *Размышляя над словами Уолтера и его сомнениями на мой счет, я задумался и об отце, о том, что унаследовал от него. Об отце у меня сохранились отрывочные воспоминания. Помню, как перед Рождеством он принес елку: крупный мужчина с красноватым лицом входит в дом, и клубы пара вырываются у него изо рта, как дым из паровозной трубы. Помню, как зашел как-то вечером в кухню и увидел его ласкающим мать. Мое появление смутило обоих, и мать рассмешило это смущение. Помню, как он читал мне на ночь. Его большие пальцы двигались по строчкам в такт произносимым словам, чтобы мне было легче их узнать, когда я снова к ним вернусь... А еще мне врезалась в память его смерть.