Родриго Кортес - Пациентка
— Как он?! — подлетел Маньяни к трупу и сразу же все понял. — Мертв?
Бергман кивнул.
Маньяни досадливо цокнул языком.
— А я вам говорил, Бергман! — с раздражением произнес он. — Не надо цацкаться с этими колумбийцами! Порешительнее надо быть!
— А если это не колумбийцы? А если это все-таки…
— Не порите чушь! — на полуслове оборвал его Висенте. — И учтите, Бергман, если вы и дальше будете так относиться к своим прямым обязанностям, я вас к такой матери выгоню! Мне в моей полиции ни на что не способные старые пердуны ни к чему!
Бергман вспыхнул, хотел послать этого дурака подальше и тут же осекся: с нынешнего дня, а точнее, с момента смерти прежнего мэра, единственным имеющим право исполнять обязанности главы города был его первый заместитель Висенте Маньяни.
— Вы все поняли, Бергман?! — вернул его в реальность Висенте.
— Да, сэр, — мрачно отозвался начальник полиции. — Я понял.
***К десяти утра Джимми Дженкинс решился. Оставил машину и не без труда пробился через дежурного офицера в заваленный бумагами кабинет Бергмана.
— Разрешите обратиться.
— Да, Дженкинс, — кивнул Бергман. — Говорите.
Джимми секунду помялся и все-таки выпалил:
— Я думаю, это все моя Нэнси сделала.
Бергман как-то сразу почернел лицом.
— У вас есть основания… так считать?
Джимми поджал губы и кивнул.
— Ее «беретты» я на своем месте давненько не вижу. Да и дома она сегодня снова не ночевала.
Бергман с явным облегчением улыбнулся.
— Продолжайте, Дженкинс…
— И это… она в последнее время вообще какая-то ненормальная! То дурацкие вопросы задает, то…
— Стоп-стоп! — оборвал подчиненного Бергман. — Какие вопросы?
Джимми смутился.
— Да так… дурацкие…
Бергман медленно, с какой-то угрозой поднялся из-за стола.
— Начали, Дженкинс, так говорите.
Джимми потупился.
— Она… спрашивает… чего я боюсь… — чуть ли не по слогам процедил он.
— А чего вы боитесь? — наклонил голову Бергман.
В глазах у Джимми мелькнуло отчаяние.
— А какое отношение это имеет…
— Самое прямое, Дженкинс, — брезгливо оттопырив губы, подошел к нему начальник полиции. — Ты ведь на Маньяни работаешь? Так?
Джимми побледнел.
— И, как я теперь понимаю, давненько работаешь… — попытался заглянуть ему в глаза Бергман. — Лет восемь, не меньше.
— У вас нет доказательств, — буркнул Джимми, но глаза на шефа поднять не рисковал.
— Разумеется, нет, — на удивление легко согласился с подчиненным начальник полиции. — Но знаешь, чего мне жаль больше всего?
Джимми молчал.
— Не того, что ты восемь лет служебные сведения клану Маньяни передавал, и даже не того, что честь полицейского все это время позорил… — Бергман перевел дух. — Больше всего мне досадно, что такая классная баба с таким ублюдком, как ты, связалась. Ни ей жизни, ни тебе.
Джимми ошарашенно молчал.
— Я знаю, что у твоей супруги не все с головой в порядке, — отойдя в сторону и закурив, задумчиво продолжил Бергман. — И что дома она сегодня не ночевала, знаю, и что в Сан-Антонио зачем-то ездила, тоже в курсе… Вот только мэра убила не она, будь уверен. А теперь пошел вон.
***Агенты ФБР прибыли на следующий день — спецрейсом из Вашингтона — и первым делом отобрали у Бергмана дело и заново в спринтерском темпе допросили всех мыслимых свидетелей. Но Бергман глубоко сомневался, что им удалось понять больше, чем ему.
Да, большей частью неведомый убийца вроде бы как убирал тех, кто так или иначе связан с итальянцами. Но тот же зарезанный и распятый на крыше собственного автомобиля Марвин Гессель напрочь опровергал это предположение. Собственный корреспондент девятого телеканала прибыл в город как раз для того, чтобы нанести решающий удар именно по итальянской диаспоре города. Да и колумбийцев от «Библейского потрошителя», как его не в меру поэтично окрестили фэбээровцы, пострадало немало.
Вторым, вполне разумным предположением было противоположное: в убийствах заинтересован Висенте Маньяни, достигший на этой волне всех мыслимых высот. Но и здесь не сходилось почти ничего. Да, у Висенте был интерес подгрести кое-кого под себя, и полицейская истерия немало этому способствовала. Но и только; убивать Хьюго Тревиса — человека, беспрекословно, шаг за шагом ведущего Висенте к высотам легальной власти, клану Маньяни никакого смысла не было.
Не дала следствию ничего экстраординарного и эта психопатка Нэнси Дженкинс. Да, она призналась в том, что проникла в служебное помещение оружейного магазина с целью ограбления и, более того, она взяла на себя и погром итальянского офиса, и нападение на мэра города и даже стрельбу в эксгибициониста Тальбота и злоумышленный обман некоего Арчи из казино при мотеле, но все это больше походило на самооговор.
Висенте Маньяни в очередной раз категорически опроверг домыслы о том, что хранил в сейфе магазина восемьдесят тысяч долларов и какие-то мифические черновики. За погром офиса давно уже отбывали наказание трое широко известных в городе хулиганов, а Тальбот на очной ставке с Нэнси Дженкинс прямо заявил, что женщина, стрелявшая в него, была и ростом повыше, и в плечах пошире. Да и сказать внятно, куда делись наручники и «беретта», с которыми Нэнси Дженкинс якобы заходила в кабинет Хьюго Тревиса, внятно объяснить она так и не смогла.
Нет, наручники в кабинете определенно были: их следы на кисти покойного виднелись отчетливо, но беда в том, что в день убийства мэра, уже к восьми утра, об этих наручниках знала едва ли не половина города. Да и множество отпечатков пальцев, оставленных в кабинете мэра, в точности совпадали с теми, что были сняты с машины убитого журналиста и вовсе не принадлежали миссис Дженкинс.
Чтобы быть спокойными на ее счет, агенты ФБР даже отправили на экспертизу чуть ли не всю одежду самооговорщицы, и, понятное дело, никакой крови на одежде Нэнси обнаружено так и не было — ни капли, а между тем Тревиса резали, как барана, почти на части, и убийца должен был буквально купаться в крови!
Понятно, что вопрос, кому принадлежат отпечатки реального убийцы, уже на третий день расследования правительственных агентов стал главным — как в свое время для Бергмана. Но тут начальник местной полиции мог бы им только посочувствовать. Он и сам чего бы только не дал, чтобы узнать это, но, увы, не судьба.
Впрочем, Бергман не знал не только то, кто этот маньяк, но и почему агентов абсолютно не заинтересовала его докладная записка о подобном саркоме разрастании итальянского клана, ни отчего ФБР нисколько не интересуют ни спрятанные где-то в пустыне оптовые склады кокаина, ни налаживание в городе новых, еще более мощных контрабандных, теперь уже итальянских каналов.
Похоже, этот городок и впрямь никому не был нужен всерьез. Кроме Висенте Маньяни и самого Бергмана.
***То, что на самом деле судьба этого городка не интересует никого, кроме нее самой, Нэнси поняла на первом же допросе, когда попыталась поведать агенту ФБР об истинной роли Висенте Маньяни, какую он играл в городе.
— Понимаете, он запугал уже всех жителей! — с жаром объясняла она.
— Подождите, мэм. У вас есть конкретные обвинения в адрес мистера Маньяни? — вежливо поинтересовался агент.
— А колумбийцы? — возмущалась Нэнси. — Он же на этих бедных людей настоящую охоту объявил!
Агент криво улыбнулся.
— Уверяю вас, мэм, так называемой колумбийской преступной группировкой занимается полиция, а вовсе не ваш новый мэр. Он только курирует возникающие вопросы.
— А бойскауты? — возмущенно пыхнула Нэнси. — Вы посмотрите на этих мальчишек. Глаза навыкате, остекленевшие! Их эти братья Маньяни вообще всех задавили!
И тут агент совершенно искренне, ничего не стесняясь, захохотал и, лишь отсмеявшись, вздохнул.
— Эх, миссис Дженкинс… что вам сказать? Мальчишкам нравится дисциплина. Да если бы не бойскауты, кто бы демократию во Вьетнаме защищал? Вы об этом подумали?
Поверьте мне, внучатые племянники вашего мэра хорошие ребята, настоящие американцы, и делают они большое, государственное дело…
И вот тогда Нэнси как сломалась. Она механически, почти не задумываясь над своими показаниями, рассказала агенту все, что делала последние пару месяцев, честно ответила, что действительно время от времени бывает на психотерапевтических сеансах в Хьюстоне у доктора Левадовски, почти не обратив внимания на понимающий кивок следователя, подписала протокол допроса и, не различая дороги, вернулась домой. Глянула на застывших у телевизора, словно манекены, Джимми и Рональда и заплакала. Вся жизнь вокруг словно отвернулась от нее, и это было невыносимо.
***После того как господь отдал в его руки самого мэра, Салли серьезно задумался. Он безостановочно протирал стекла и подметал площадки, а сам, следуя великолепному совету мистера Левадовски, шаг за шагом разматывал клубок своей жизни, все глубже понимая божий замысел.
