Татьяна Степанова - Драконы ночи
Дети… Катя поймала себя на том, что невольно ищет в них сходства с девочкой Настей, с сыном учителя, но никакого сходства не было и в помине. Май и Марат Мордашовы были очень похожи на свою мать – круглолицые, немножко курносые. На одном из снимков они были вместе с матерью и Валенти на арене. Марат в тесном пиджачке, причесанный на пробор, с аккуратно зализанной челкой, девочка – кудрявая козявочка. На снимке она прижимала к груди пышную и нелепую чалму.
«Приехал йог, ученик Рабиндраната Тагора…» Или как там было в «Золотом теленке» с «раздачей слонов»?
НЕУЖЕЛИ ЭТО И ПРАВДА ОНИ?
– Сейчас в отдел, – сказал Шапкин. – Девушки, голубы, показания вам придется дать на протокол о том, что было у провала.
– Мы готовы. – Глаза от усталости, от бессонницы у Анфисы были красными, как у кролика, но она бодрилась.
Оперативники грубо потащили Симона вон из дома.
– Что же вы, вы же мне обещали! Я же все вам сказал! Всю правду, как на духу!!
– Чем избежал суда Линча разъяренных граждан, а от следствия тебя, сказочник, никто не освобождал, – сквозь зубы процедил Шапкин.
– Прямо с утра в суд за санкцией на его арест, – уже совсем иным тоном сообщил он Кате в машине.
– Не верите ему? – спросила Анфиса. – Ни вот столечко?
– А вы что же, поверили? Или уши развесили, заслушались? Ничего, все по полкам разложим, дайте срок, голубы мои. Барахло его все в ЭКО, анализы возьмем на группу крови, на ДНК, инструменты все до последнего молотка, которые изъяли, – со всем этим плотно работать будем. Пальцы вот, что откатали…
– Что с пальцами? – спросила Катя.
– Ничего. Не сходятся с тем, что на рисунке. – Шапкин помолчал. – Сняли ж на твоих глазах, при тебе, голубка. Сличить по компьютеру минутное дело – не прошло, облом.
– Я ему не верю, – Катя покачала головой. – Все выглядит как полный бред, действительно как сказка, выдумка ненормального, только он и в ненормальности своей ухитряется не все договаривать до конца. Нелогично как-то у него все выходит. Вот, например, прозвище его. Он сам себя называет Симон. Это в честь Валенти, что ли? А ведь в своей сказке он его монстром вывел, проклятием семьи своей, детоубийцей. Потом еще вот что… Он давно тут у вас обретается в городе?
– С конца апреля.
– Да, он мне говорил – с весны. Вроде сам из Киева, это сейчас другая страна, а он тут обосновался – дом какой у него, машина, катер вон ему доставили. Такое впечатление складывается, что он здесь задержаться собрался надолго по какой-то причине.
– Ищет он тут что-то у нас, – сказал Шапкин. – Мы его проверили, как и всех, у кого машина хорошая, в какую пацан сел бы охотно и глазом не моргнул. Данные на него поступили: вывез он из подвала театра нашего какие-то вещи. Работягам заплатил слишком даже хорошо, однако настоял, чтобы все привезли к нему ночью, тайком. Судя по всему, те ящики, которые мы в гараже у него нашли.
– Но там ничего, кроме старой одежды и лома стеклянного, какие-то коробки, ваши сотрудники все осмотрели. Ну и еще зеркало…
– Ищет он что-то здесь, – повторил Шапкин. – Я ж с ним пересекался раньше, кстати, у вас там.
– В «Далях»?
– Да, в баре встречались, даже выпили вместе однажды. Вроде парнем свойским мне тогда показался, компанейским. – Шапкин вздохнул. – Но ощущение было – не так просто он тут у нас завис.
– А зачем он все-таки в провал собрался? Я так и не поняла толком, – призналась Анфиса. – Он что-то плел, плел, вроде что-то там смотреть хотел – что?
– Может, он думает, что убитые дети Аси Мордашовой там были похоронены? – осторожно спросила Катя.
– Они не там похоронены, они вообще даже не на нашем кладбище лежат, бог знает, где их могилки, – Шапкин покачал головой. – Эта история, ну шиза… Полная шиза. И сколько десятков лет эта шиза у нас тут клубится по углам, по умам. Я еще пацаном был, так чего у нас только про все это, про дом на улице Ворошилова не болтали. Батя мой – о, он тоже про это поговорить любил. Как примет на грудь после бани, так и пошло-поехало про то, как они осенью сорок восьмого трупы из провала доставали. Ему тогда девятнадцать было всего, зеленый совсем был комсомол.
– Он у вас тоже в милиции служил?
– Он при товарище Кагулове состоял, а это тогда другая контора была. – Шапкин усмехнулся. – Товарищи чекисты. Потом я уж сам, как в отдел пришел опером работать, с Сысоевым Иваном Константиновичем на эту тему беседовал – ветеран он наш почетный, многое помнит, что было, что творилось. Он, когда трупы детей доставали, тоже присутствовал там. Говорил, расчлененка это была фактическая.
– Расчлененка? – Катя ощутила противный холодок внутри.
– Ребятишки в декабре пропали, а нашли их только следующей осенью. Сама, голубка, понимаешь, что там от них осталось-то. По словам Сысоева, тела разрублены были – грудная клетка вскрыта, у пацана отсутствовала кисть левой руки. Ее так и не нашли там, в провале. Черепа были разбиты у обоих. Как и в нашем случае с Уткиным мальцом… И еще там было кое-что – осколки. Зеркальное стекло. Их и потом позже в провале находили. Я сам один такой оттуда достал, когда…
– Когда мальчишкой туда лазили?
– Когда мальца мы там искали. Я думал – не ровен час, туда он забрался, они ж лезут туда как тараканы до сих пор. Любопытно им все.
– Вам в детстве тоже было любопытно, – сказала Катя. – Симон, кажется, знает про эти ваши детские походы или догадывается. Помните, он говорил «что-то ведь тянет туда»…
– Я ему дам – «тянет». Утром в суд самого, сволочь, потяну и забью на десять суток по предвариловке. – Шапкин зло прищурился. – Сказочник… твою мать… С пацанами очную ставку проведем. Там как раз и повторная комплексная экспертиза будет готова. Вот и сравним. По минутам проверим, что он утром в воскресенье делал, когда мальчонку с автобусной остановки умыкнули в лес. Потом организуем опознание со стороны Тамарки Трехсвятской.
– Кого? – не поняла Катя.
– Мамаши Настюхи нашей. Да и самой Настюхе– птахе его покажем. Если кто-то из них опознает его, то новый допрос с рисунка начнем и с его поездок в «Дали». А он туда раньше ездил – тому я сам, лично свидетель был.
«Какая фамилия звучная – Трехсвятская, – подумала Катя. – И это у алкашки, которая про все на свете забыла, которая дочку свою первому встречному за бутылку водки продать готова… Настя Трехсвятская, Май Мордашова, Даша Борщакова, Миша Уткин, Марат… Такие разные дети таких разных родителей, разные фамилии, а судьба…»
О судьбе она «не додумала». Они приехали в отдел, и все сразу завертелось, закипело. Было странно сознавать даже, что на дворе сейчас глубокая ночь – настолько в отделе все дышало новым грандиозным авралом. «У них задержание, – подумала Катя. – Первое стоящее задержание и первый реальный подозреваемый. А что же в зачете у нас с Анфисой?»
Первую «перекладывали на протокол» в следственном кабинете как раз Анфису. Катя ждала, чувствуя, что вот-вот глаза ее склеятся, слипнутся окончательно и наступит полная отключка. Нирвана. Шапкина где-то носило, все его коллеги были подняты по тревоге. Из состояния «отключки» Катю вывел помощник дежурного.
– Кофейку, а? – подмигнул он как настоящий искуситель. – Пойдемте пока к нам, кофейку крепенького с бутербродами горячими, Роман Василич приказал на станцию для вас с подружкой за бутербродами сгонять, на вокзале буфет круглосуточный, там у них все на уровне – свежее, не беспокойтесь, их наш ОБЭП через раз проверяет.
«И в аврале не забыл про „голубок“, – подумала про Шапкина Катя. – Что ж, делает успехи, а мы-то ему разве с Анфисой не помогаем? Можно сказать, костьми ложимся, стараемся».
Крепкий кофе взбодрил. Бутерброды с копченой колбасой оказались вкусными. Часы показывали четверть четвертого. За окном отдела что-то прогромыхало – неуклюжее, громоздкое. Резко запахло бензином. Во двор отдела въехали две грузовые фуры.
– Ну что ты будешь делать, опять гаишники вместо отстойника к нам на стоянку кого-то пригнали! – взвился дежурный, выглянул во двор и, чертыхаясь, начал куда-то названивать. Долго ругался с кем-то, грозя утром на оперативке «доложить Поливанову», но, видно, ничего у него не вышло. Запах бензина стал гуще. А потом в дежурку ввалилась группа сотрудников ДПС, и с ними трое мужчин – судя по виду, типичных шоферов-дальнобойщиков.
Анфиса что-то задерживалась у следователя, Катя решила отнести и ей горячего кофе – авось там дело быстрее пойдет. Дежурный выделил ей чистую керамическую кружку с пронзенным сердцем, наложил на тарелку гору бутербродов. Чтобы добраться до лестницы, ей пришлось с полными руками пробираться меж гаишников и шоферюг, которые зычно о чем-то спорили – то ли о каких-то дорожных нарушениях, то ли о путевом листе.
– Да чего вы мне толкуете, я неделю назад тут у вас точно так же тем же маршрутом ехал, – разорялся один из дальнобойщиков – высокий, рыжий в старой кожанке. – И не было на шоссе никакого знака ограничения скорости, а теперь вдруг появился. Я и в том месяце тоже здесь ехал – все свободно. И неделю назад – все свободно, а тут вдруг здрасьте-пожалуйста, да вот и Алешка – напарник мой – свидетель, – он в запальчивости повернулся к своему товарищу – возрастом помоложе. Тот стоял спиной к окну дежурного. А как раз над ним на стекле были наклеены листовки, которые еще не успели убрать. Те самые, известные всему Двуреченску листовки с фотографией Миши Уткина и надписью «Разыскивается пропавший без вести…».
