Лиза Гарднер - Убить чужой рукой
Элизабет по-прежнему молчала.
— А если бы я промешкал? Просто наблюдал и ничего не делал? Он убил бы свою жену. И сына. И это была бы моя вина. Ты стреляешь — и все хреново, не стреляешь — и опять-таки все не так. Как угадать? Черт подери, откуда мне было знать, что делать? Он целился в них из пистолета — в упор. А потом у него на лице появилось это выражение, я такое уже видел. Господи, я столько раз наблюдал нечто подобное, я устал от того, что другим людям причиняют боль! Вы не поверите…
Его голос оборвался, плечи вздрогнули, послышались глухие всхлипывания. Бобби отвернулся от нее, смущенный этой вспышкой, и крепко схватился за спинку стула в поисках опоры.
Элизабет не шевелилась. Она не подошла к нему, просто сидела на месте, позволяя Бобби выплакаться — зло и бурно. Он в этом нуждался. Маленький эмоциональный всплеск, запоздавший на тридцать шесть лет.
Он вытер лицо, торопливо провел по щекам тыльной стороной ладони.
— Я просто устал, — неловко сказал он, не то оправдываясь, не то извиняясь.
— Я знаю.
— Мне нужно немного поспать.
— Да.
— Завтра у меня трудный день.
Элизабет произнесла:
— Сейчас не самое лучшее время, чтобы принимать серьезные решения.
Он засмеялся:
— Думаете, судью Гэньона это волнует?
— А вы не можете выйти из игры, Бобби? Взять небольшую передышку?
— Только не в том случае, когда окружная прокуратура ведет официальное следствие. И кроме того, вокруг столько всего творится…
— Хорошо, Бобби. Сядьте. Есть еще один вопрос, который мы должны обсудить, прежде чем вы уйдете. Нам нужно поговорить — и начистоту — о Кэтрин Гэньон.
Кэтрин и Натан стояли в вестибюле отеля «Ритц». Они выглядели странно — женщина с маленьким ребенком, без всякого багажа, пытающаяся в такой час получить номер. Ей было наплевать. Натан по-прежнему трясся в ее руках, лицо у него было белым от страха, глаза расширились. Панкреатит, подумала она. Или инфекция, или сердечный приступ, или бог весть что. Натану всегда становилось хуже, когда он волновался.
Она возилась с сумочкой — пыталась положить ее на стол, не спуская Натана с рук. Наконец появился служащий и, судя по всему, удивился, увидев клиента в столь позднее время.
— Мэм?
— Мне нужен номер, пожалуйста. Для некурящих. Любой, какой у вас есть.
Мужчина поднял брови, но ничего не сказал. Да, у них есть свободный номер для некурящих с двуспальной кроватью. Или нужна детская кроватка?
Кэтрин отказалась от кроватки, но попросила зубную щетку, пасту и три дополнительных ночника. В этом нет ничего необычного, они получат все, что захотят.
Кэтрин достала кредитную карточку, и служащий сунул ее в щель аппарата.
— Мм… Можно получить какое-нибудь удостоверение личности?
Кэтрин поглаживала Натана, пытаясь умерить дрожь.
— Простите?
— Удостоверение вашей личности, например водительские права. В целях безопасности.
Кэтрин была озадачена, но тем не менее послушно начала рыться в сумочке. Она вытащила водительское удостоверение, и служащий целую вечность рассматривал фотографию, а потом снова взглянул на нее.
— Мэм, эта кредитная карточка числится как украденная.
— Что?
— Мэм, я не могу ее принять.
Кэтрин уставилась на него так, словно он говорил на иностранном языке. Ей нужен номер. Отличный номер в дорогом отеле, где не случится ничего плохого. Конечно, когда ты окружена шелковыми драпировками и мягкими подушками, чудовища тебя не найдут.
— Возможно, ваш муж… — мягко намекнул служащий.
— Да, да, все в порядке, — пробормотала она. — Он недавно потерял кредитку. Я не подумала, что компания заблокирует обе.
Она, конечно, знала: Джимми тут ни при чем. Такое изящество ему всегда было чуждо. Это дело рук ее свекра. «Твои дела только начинают идти все хуже…»
— У вас есть другая кредитка?
— Сейчас посмотрю. — Она открыла бумажник и принялась изучать коллекцию пластиковых карточек. Можно, конечно, попробовать, но итог, в общем, известен заранее. Джеймс вездесущ. Чем больше карточек окажется заблокированными, тем больше поводов для подозрений возникнет у служащего.
Она проверила наличные. Сто пятьдесят долларов. Маловато для «Ритца».
Кэтрин предприняла последнюю попытку, стараясь, чтобы в голосе не звучало отчаяние:
— Если вы посмотрите на адрес, указанный на водительском удостоверении, то увидите: я живу совсем неподалеку. К сожалению, сегодня вечером произошло ужасное несчастье, и мой сын не может заснуть дома. Нам всего лишь нужно место, где мы можем побыть несколько часов. У меня нет другой кредитки, но завтра, клянусь, я выпишу чек.
— Мэм, чтобы мы могли дать вам номер, нужна кредитная карточка.
— Пожалуйста…
«У меня много сил… Ты себе не представляешь…»
— Мне жаль, мэм.
— Ребенку четыре года!
— Сожалею, мэм. Наверное, у вас есть родственники, которые вам помогут?
Кэтрин отвернулась. Она не хотела, чтобы посторонний человек видел ее слезы.
Пересекая вестибюль, она увидела банкомат. Цепляясь за последний шанс, достала банковскую карту. Сунула в прорезь. Набрала код.
На экране вспыхнула надпись: «Пожалуйста, обратитесь в ближайшее отделение банка».
Аппарат выплюнул карточку. Вот и все. Ни кредиток, ни наличных. Она пыталась держаться на один шаг впереди, но свекор ее все-таки обогнал. Да и что она может сделать со ста пятьюдесятью долларами?
Кэтрин глубоко вздохнула. На мгновение в ее сознании зазвучал тихий голос. «Просто отдай им Натана». Если она сделает верный ход, то сумеет заставить Джеймса выписать ей чек. Нет, заплатить наличными. Или, еще лучше, перевести деньги на счет. Сколько они заплатят за ее сына? Сто тысяч, двести тысяч, миллион?
Она плохая мать. Она не знает, как любить ребенка, что чувствовать. Маленькой невинной девочкой она попала в заточение и поняла: человеческое существование — это пустая скорлупка. Кэтрин была не такой, как все, она просто изо всех сил старалась подражать тому, что видела у других.
В итоге у нее появился муж, а затем и ребенок.
И вот теперь ей тридцать шесть, и она по-прежнему боится темноты.
Кэтрин вытащила мобильник. Набрала номер. Целую вечность раздавались гудки, а потом ей ответил мужской голос.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Нам больше некуда пойти.
— Вы думаете, муж плохо обращался с Кэтрин Гэньон? — спросила Элизабет.
— Да.
— Может, она это заслужила?
— Откуда мне знать?!
— Ну же, Бобби. Вы сердитесь на свою мать, на Кэтрин. Отчасти из-за того, что эти две женщины, по-вашему, могли бы вести себя иначе. Им следовало что-нибудь предпринять и перестать быть пассивными жертвами.
— Я наблюдал за ней, — кратко отозвался тот. — Иногда отец приходил уже сильно на взводе, и она принималась его ругать. «Ты снова напился? Господи, неужели хотя бы один день ты не можешь побыть приличным человеком? Вспомни о своей семье!» Все мы знали, что произойдет дальше.
— Он бил ее?
— Да.
— Она давала сдачи?
— В общем, нет.
— Но ведь он ее бил! А потом?
Бобби пожал плечами:
— Не знаю. Он злился, а потом в конце концов остывал.
— Значит, если он начинал злиться на вашу мать, как вы сказали, то срывал зло на ней, а затем успокаивался?
— Наверное.
— Он не бил вас или брата?
— Если мы держались от него подальше — нет.
— Как вы думаете, мать это учитывала?
Бобби помолчал. Казалось, он был обеспокоен.
— Не знаю.
— Любовь женщины к мужчине — очень непростая вещь, Бобби. Так же как и любовь к детям.
— Да уж, она нас так сильно любила, что даже ни разу не позвонила.
— Я ничего не могу на это возразить, Бобби. Я никогда с ней не встречалась. Некоторые женщины чувствуют себя слишком виноватыми.
— Я думал, мы говорим о Кэтрин, — напомнил Бобби.
— Да. Как вы полагаете, Кэтрин провоцировала своего мужа?
— Она на это способна.
— А вечером в четверг?
Он снова зашагал по комнате.
— Вероятно, но это не важно. Однако… — Бобби взглянул на Элизабет. — Меня беспокоит то, что мы виделись и беседовали до случившегося. Конечно, я ее не запомнил, могу поклясться. Но она расспрашивала меня о моей работе, о том, в каких случаях вызывают группу быстрого реагирования. Почему она интересовалась именно этим? О чем она думала?
— Вы же сказали, Кэтрин — манипулятор.
— Вот именно. Но в то же самое время… могла ли она и вправду все подстроить? Я абсолютно уверен: даже не подумал бы стрелять, если бы Джимми не схватился за пушку. Значит, сначала ей пришлось выстроить сценарий таким образом, чтобы заставить его взяться за пистолет, а затем она должна была рисковать собой и сыном, стоя на прицеле у пьяного мужа?
