Том Клэнси - Живым или Мертвым
Туман был густым, но ведь дело происходило утром в Северной Калифорнии, так что этой пакости следовало ожидать. Арли знал, что через пару часов туман рассеется.
Его лодке — «Атлас-акадия 20Е» в двадцать один фут длиной, с подвесным мотором «Рэй электрик» — было всего три месяца; подарок от жены к выходу на пенсию. Юнис выбрала именно такую модель с расчетом на то, что муж не станет слишком уж сильно удаляться от берега. И, как всегда, виноват в этом проклятущий ящик с экраном, а особенно — тот фильм с Джорджем Клуни, «Идеальный шторм». В молодости он мечтал о плавании через Атлантический океан, но знал, что Юнис вполне может помереть от страха за него, и потому обходился прибрежными вылазками раз в две недели. Обычно он рыбачил в одиночку, но сегодня взял с собою сына. Чет, которому уже исполнилось пятнадцать лет, больше интересовался девушками, своим ай-подом и тем, когда ему выдадут наконец-то ученические водительские права, чем ловлей желтохвостов и терпугов. Впрочем, он несколько оживился, когда Арли вскользь упомянул, что во время предыдущей рыбалки видел акулу. Это была чистая правда, вот только в акуле было всего два фута длины. Сейчас Чет сидел на носу с наушниками в ушах и, перегнувшись через планшир, болтал рукой в воде.
Море было спокойным, лишь с легкой рябью. Вверху Арли видел солнце, бледный кружок, пока что безуспешно пытавшийся прожечь себе путь сквозь туманную завесу. «Через час оно станет ярким и жарким», — думал он. Юнис упаковала им изрядный запас питья, полдюжины сэндвичей с копченой колбасой и пакет с бисквитами «фиг ньютонс».
Неожиданно днище лодки стукнулось о что-то. Чет поспешно выдернул руку из воды и резко поднялся. Лодка покачнулась.
— Ого!
— В чем дело?
— Что-то стукнулось о борт… Вот, видишь?!
Арли посмотрел туда, куда указывал Чет, прямо под корму, и успел увидеть что-то оранжевое, прежде чем предмет скрылся в тумане.
— Ты успел рассмотреть? — спросил Арли.
— В общем, нет. Испугался до усра… сильно испугался. Похоже на спасательный жилет или спасательный круг.
Арли подумал было, не поплыть ли дальше, но предмет, как ему показалось, был не просто оранжевым, а так называемого международного оранжевого цвета, который обычно используется для всяких спасательных средств. И, действительно, спасательных жилетов.
— Садись на место. Сейчас повернем. — Арли повернул штурвал, и «Акадия» легла на обратный курс, быстро снижая скорость. — Смотри внимательно.
— Да, папа. Ща!
Через полминуты Чет снова воскликнул и указал налево. В тумане был отчетливо виден оранжевый шар величиной с футбольный мяч.
— Вижу, — ответил Арли и направил лодку так, чтобы подойти к предмету левым бортом. Чет перегнулся через борт и потрогал находку.
Это оказался не спасательный жилет, а ромбовидный плавучий буй. К нему двухфутовым линьком был прикреплен черный металлический ящик примерно четырех дюймов шириной, восьми — длиной и толщиной с хорошую книгу.
— Что это такое? — спросил Чет.
Арли сам точно не знал, что они нашли, но он видел достаточно кино- и телефильмов для того, чтобы догадаться.
— Черный ящик, — пробормотал он.
— Что?
— Бортовой самописец.
— Да ну?! С самолета, что ли?
— Да.
— Клево!
Кассиано знал, что предприятие охраняется достаточно серьезно, но в его пользу работали три фактора: во-первых, он работал в «Петробразе» уже одиннадцать лет и пришел туда задолго до открытия Тупи. Во-вторых, предприятие было уникальным, и наемные охранники имели возможность тщательно осматривать лишь часть его внутренних рабочих помещений. Остальная проверка оставалось на долю местных работников, которые знали, где смотреть и как тут все работает, так что, пока эта двойная работа хорошо оплачивалась и обеспечивала бесперебойную работу предприятия, Кассиано имел беспрепятственный доступ к его узловым точкам. А третьим фактором была, собственно, демографическая ситуация в Бразилии.
Из 170 миллионов человек, населявших Бразилию, мусульмане составляли лишь один процент, из которого, в свою очередь, один процент составляли принявшие ислам уроженцы Бразилии. И потому нарастающей волны исламского радикализма, так страшащей все Западное полушарие, в Бразилии попросту не замечали. Никого не интересовало, в какую церковь ты ходишь и как ты относишься к войне в Ираке. Эти вопросы редко затрагивали в разговорах, и они, определенно, никак не влияли на положение человека на работе, будь это ресторан или «Петробраз».
Кассиано держал свои взгляды при себе, молился так, чтобы посторонние не видели его, никогда не опаздывал на работу и очень редко болел. Мусульманин или нет, но он был идеальным работником как для «Петробраза», так и для своих новых хозяев, которые, следовало отметить, платили куда больше.
Подробности, которые от него требовали, выдавали их намерения с головой, и, хотя Кассиано не очень-то нравилась его роль промышленного шпиона, он успокаивал себя их заверениями в том, что его действия и информация принесут «Петробразу» лишь финансовый ущерб. «Кроме того, — говорил он себе, — но мере освоения бассейна Сантос добыча будет стремительно увеличиваться и правительство Бразилии — основной акционер «Петробраза», обязательно получит столько денег, что их можно будет прожигать не один десяток лет».
Так что почему бы ему тоже не позаботиться о будущем?
Глава 25
— Прибыл Карпентер, — прощебетала рация возле места Андреа.
— Мне встретить его, босс? — спросила она.
— Нет, я сам. — Райан поднялся из-за компьютера и направился ко входу. — Кстати, он останется к обеду.
— Хорошо, босс.
Арни ван Дамм никогда не соблюдал церемонии. Он попросту взял напрокат машину в аэропорту Балтимор-Вашингтон (естественно, без водителя) и приехал. Когда он вылезал из «Герц-шеви», Джек сразу заметил, что одет он, по своему обыкновению, в спортивную рубашку и брюки хаки из магазина «Л. Л. Бин».
— Привет, Джек, — первым поздоровался бывший руководитель администрации.
— Арни, давненько, давненько… Как долетел?
— Почти всю дорогу проспал. — Они направились в дом. — Как продвигается книга?
— Как-то трудновато — наверно, самолюбие мешает писать о себе, но я стараюсь говорить правду.
— Ну, дружище, такое смутило бы даже обозревателей из «Таймс».
— Ну, они-то меня всегда не слишком любили. С какой стати сейчас что-то должно измениться?
— Джек, черт возьми, ты ведь только что пережил покушение…
— Арни, зачем ворошить эту ерунду?
— Подумай о впечатлении, мой друг. Когда публика слышит такое, то до нее доходит лишь то, что кто-то попытался убить тебя и получил по заслугам.
— То есть получается всемогущество по доверенности?
— Ну вот, ты сразу все понял.
За этим коротким разговором они добрались до кухни, и Джек сразу стал наливать кофе. До возвращения Кэти оставался еще час, и у Джека было немного времени, чтобы позволить себе еще немного дневного кофеина (который ему не рекомендовался).
— Выкладывай сплетни. Я слышал, что Верховный суд сильно раздражает Килти.
— Ты о том, что там до сих пор не сделаны назначения? Да, он бесится самым натуральным образом. Ведь во время кампании он обещал пост судьи профессору Мейфлауэру из Гарвардской школы права.
— Ты что? Христос! Ведь этот тип хочет переписать Евангелие от Матфея.
— Во-первых, Господь не учился в Гарварде. Во-вторых, Господу следовало бы более тщательно работать с информацией, — важно заявил ван Дамм. Райан захихикал.
— Итак, зачем ты все-таки приехал?
— Джек, я думаю, ты знаешь. И уверен, что ты сам много думал по этому поводу. Разве я не прав?
— Ты не прав.
— Джек, мне многое в тебе нравится, например то, что ты совершенно не способен убедительно лгать.
Райан проворчал что-то невнятное.
— Быть никудышным лжецом не так уж плохо, — сказал Арни. — Килти уже сходит с рельс. Джек, это лишь мое мнение, но…
— Он прохиндей. Все это знают, только что в газетах не пишут.
— Он прохиндей, но — их прохиндей. Они считают, что могут им манипулировать. Они понимают его и ход его мыслей.
— А кто сказал, что у него вообще есть мысли? Он вовсе не думает. Он лишь имеет представление о том, каким он хотел бы видеть мир. И готов на что угодно, лишь бы подогнать мир под свои идеи — если это можно назвать идеями.
— А как насчет твоих идей, Джек?
— Они называются принципами, и это несколько иное. Принципы ты пропагандируешь со всем возможным усердием и надеешься, что публика тебя поймет. Но стоит перейти грань, и ты уподобишься торговцу подержанными автомобилями.
— Знаменитый политик как-то сказал, что политика — это искусство возможного.
