Светлана Гончаренко - Измена, сыск и хеппи-энд
Она снова заколотила в дверь, снова закричала, обежала вокруг будки, подпрыгивая и пытаясь ухватиться за завитки забранных решетками высоких окон. Все было напрасно. Вика недоумевала куда подевался Валерка? Если сбежал в Дряхлицыно, то почему под елкой остался явно ему принадлежащий дряхлый мотоцикл с коляской? Ясно, что случилось что-то неладное.
Вика бросилась к парадным воротам, но и те были намертво заперты каким-то непонятным устройством европейского вида. Сколько Вика ни нажимала на разные кнопочки и пластинки, сколько ни дергала их, ни трясла, ни скребла ногтями, ворота не поддавались. Может, чтобы их отпереть, нужно сказать, как в сказке, какое-то особое слово? Никаких волшебных заклинаний Вика не знала. Она поняла, что оказалась в западне, из которой не выбраться. Ведь снизу, от кишечного изолятора, уже неслась ругань Стасика. Должно быть, бандиты решили снова поискать там Вику. Потом взревел джип и неумолимо, с натугой двинулся в гору. От его фар меж елей пролегла желтая дорога безжалостного света. Вика хотела попятиться в тень, за сторожку, но с ужасом ощутила, что не в силах больше двигаться, бегать, хитрить, прятаться. Да и некуда бежать! Значит, конец?
Глава 17. Единственный путь
В то, что выхода нет, Вика верила лишь несколько секунд, которые прошли, а она, живая, все стояла у неприступных ворот с нерушимым запором, приложив горячую щеку к ледяному гладкому металлу. Стоять, ничего не делать и ждать неизбежного было трудно, поэтому она сама себе наговаривала те слова, что вскачь проносились в ее мозгу и не желали ни останавливаться, ни смиряться. “Можно попробовать спрятаться в санаторном парке, но что толку? Он большой, не слишком густой, так что эти двое ублюдков даже смогут гоняться за мной на джипе, как немцы на танке, а другой на своих двоих с пистолетом, — предположила она и передернулась от ужаса. — Дело дрянь! Интересно, где сейчас этот полоумный Гузынин? Что-то его не видно. Неужели убежать успел? В Дряхлицыно в милицию? Вот хорошо бы! Тогда остается совсем немного продержаться… Но это на него непохоже, слишком разумно… А вдруг? Он все же математик”.
Даже ложная надежда воодушевляет. Вика оставила ворота в покое и, осторожно ступая по мягкой палой хвое, прокралась к главному корпусу. Это было непросто: джип уже колесил вокруг здания. Могуче и ровно рокотал мотор, тряслись на ухабах столбы света, испускаемые громадными фарами. Вике даже пришлось присесть за непроглядно густую небольшую елку, когда джип катил мимо нее. Она очень удивилась: в машине сидел один лишь Стасик-Балаганов, нарядно подсвеченный какими-то зелеными лампочками приборной панели. А где же его шкафоподобный друг? Если он не нашел Анютку и не заблудился в трех соснах, значит, он у калитки. Они отрезали Вике путь к отступлению. Далеко, далеко не дураки! Опытные разбойники! Что же делать? Пролежнев сулил Вике верную смерть, стоит лишь попасть к Очкастому. Самого Очкастого Вика представляла себе в виде громадного многорукого насекомого-мутанта, какие бывают в фильмах ужасов. Правда, двое сегодняшних ее преследователей и без всяких мохнатых щупалец были омерзительны. Нет, ни за что!.. Вот бы зарыться где-нибудь в канаве в хвою, в гнилые листья, залечь неподвижно… Не годится! Бандиты будут ее искать и найдут, потому что не так глупы, а она не мышка и не ежик…
Вика еще раз оглядела главный корпус “Картонажника”. Его унылая громада олицетворяла собою шершавый размах и скудное величие застойного имперского стиля. И именно таким он обычно являлся из-под нерадивых рук строителей в отдаленных провинциях. Занятная мозаика с небывало грустными пловчихами помещалась на боковой стене и отсюда видна не была, зато угловатый силуэт и высокие ступени парадного входа настолько напомнили Вике мавзолей и еще что-то заупокойное, что она невольно вздрогнула. А джип все еще кружил неподалеку. Сейчас, должно быть, Стасик любовался пловчихами. Раздумывать было некогда: из елового молодняка Вика уже выбралась, а вокруг главного корпуса росли лишь тщедушные березки да солидные старые ели, которые не имели ни одной ветки на высоте Викиного роста. Тут не спрячешься! Джип между тем приближался и еще невидимый, осветил из-за угла недальние деревья. Вике пришлось взбежать на крыльцо и скрыться за тяжелой дверью.
Пустой вестибюль навевал те же неприятные мысли о могилах, склепах и прискорбных кончинах. Здесь даже пахло могилой — стоялой сыростью мертвого, брошенного дома. Вика уже наведывалась сюда при свете дня и потому довольно уверенно пошла по коридору. Вот танцзал, вот большая ванная, где дряхлицынцы добывали кафель, а здесь какое-то странное помещение с огромным окном и парой толстых колонн. Столовая? Или в старые времена тут стояли кадки с лопоухими фикусами и кресла, в которых отдыхающие приходили в себя после всяких медицинских процедур, вроде ободряющего промывания желудка? Вика никогда не бывала в санаториях и понятия не имела, как там врачевали. Однако она могла легко представить, что сквозь это окно обычно любовались еловой аллеей и дальним сосновым лесом. А вот на той корявой стене наверняка висела картина Панарицкого. Точно, она украшала именно столовую! Значит, это столовая? Или нет? Так все разгромлено, что ничего не разобрать. Осталось лишь множество пустых замусоренных залов, серых и страшных. Тут даже крысы могут водиться! Вика постаралась отогнать такую ужасающую мысль и бегом пустилась вверх по лестнице, где не было теперь деревянных перил — они сгорели в ненасытных дряхлицынских печах. Стальные прутья лестничного ограждения застыли в немыслимых корчах. Мародеры, несомненно, поживились бы здесь металлоломом, если б вовремя не начались порки в Шахматном павильоне. Кстати, этот павильон как раз был виден сквозь разбитое окно на лестничной площадке. Он стоял среди невинных березок, тонких и извилистых, как струйки дыма, и напоминал издали общественный туалет средних размеров. Сходство увеличивало то, что окон в нем почему-то совсем не было, зато по углам вместо известных букв красовалась мозаика: шахматные кони, соответственно черный и белый. Вика, выглянула в окно не из любопытства. Как раз сейчас вниз проезжал джип. С высоты третьего этажа он был похож на большую игрушку и, как игрушка, управляемая неумным ребенком, носился по парку в самых неожиданных направлениях. То он прыгал среди редких берез, то исчезал под толщей еловых крон, то снова выныривал на поляны. У наглухо заколоченных санаторных павильонов джип тормозил, из него выпрыгивал Стасик и принимался дергать дверные ручки и совать свой фонарик в имевшиеся в стенах отверстия и щели. Увиденное его не радовало. Он отчаянно ругался и даже раздавал иногда пинки почтенным руинам. Вика переходила из комнаты в комнату, от окна к окну, наблюдая за зигзагами маршрута джипа. Работал Стасик на совесть — он объездил не только все закоулки парка, просветил и обстучал все беседки и домики, но даже пробродил среди останков какого-то строения, разграбленного до кирпичика. Сохранился только прямоугольник фундамента. “Как похоже на раскопки какой-нибудь Трои, — подумала Вика. — Ищи-свищи, археолог! Нигде меня нет! Я и сама себя не вижу”. Ее мысли стали мутиться, а набегавшиеся ноги сами собой, без всякого ее желания, подгибались. Скоро она поняла, что сидит в уголочке на полу, у какого-то окна, упершись лбом в подоконник. Она попыталась подняться, но удалось только слегка приподнять голову. Подоконник очутился на уровне глаз и забелел перед ней, как громадное снежное поле, усеянное обломками неведомых миров — скомканная бумажка громоздилась айсбергом, ломаные и горелые спички сложили буйные головы у его подножия. пылинки казались громадными и отбрасывали резкие тени, как камни на Луне, а в углу реяла прошлогодняя паутина. В ней застряли щепочки, пыльный пух и даже грязная нитка.
“Как я устала, как устала!” — сама себе пожаловалась Вика. Белая пустыня подоконника тут же исчезла из ее глаз — то ли она прикрыла ресницы, то ли просто отвернулась. “Нельзя спать! Я сейчас встану и пойду, — приказала она себе. — Я уже иду. Мне надо посмотреть, что там за дверью… Там что-то огромное… Сейчас посмотрю…”
И она вставала и шла, но всякий раз оказывалось, что она по-прежнему сидит в том же углу у окна, сжавшись в комочек и обхватив колени руками. На ее мышастой челке серебрился неясный свет — ночь еще длилась, но солнце, бывшее пока за кругом, с другой стороны Земли, уже разбавило темноту и подвигалось к новому дню. Вика не видела этого приближения утра, не видела вообще ничего, даже снов. Она будто и вовсе не существовала.
Вздрогнула и пошевелилась она, только когда услышала какие-то голоса и стуки. Она с трудом поднялась. Где-то внизу оглушительно, сумбурно, не в лад топотали чьи-то ноги.
— Вон он, сукин сын! — орал знакомый отвратительный голос. — Заходи сбоку, Хряк!
