Лев Пучков - Джихад по-Русски
— Ну вы даете! — Антон настороженно насупился. Откуда у знакомых солдата — крестьянского сына по сути своей — джип? Вот это новости!
— Чем гости занимаются?
— Спят в горнице, — Татьяна пожала плечами. — Тебе какая разница? Пошли в дом, чо сидишь здесь как неприкаянный?
— Иди, прикрой дверь в горницу, — распорядился Антон, мотнув стволом в сторону дома. — Я потихоньку к солдату просочусь — надо кое-что уточнить. Давай!
Татьяна посмотрела на мужа, как на безнадежно больного, вздохнула, сожалеючи, и направилась к крыльцу. Шпиен, мать его ети! В собственном дворе шагу ступить не может без осторожки…
Антон «просочился» к солдату, не без труда растолкал — парень, пользуясь обстоятельствами, ел да спал целыми днями, реабилитировался. Хотел допросить коротко, по основным моментам, но солдат спросонок соображал туго, принялся впадать в подробности, а хозяин напористо задавал уточняющие вопросы, желая вникнуть в суть. В результате вышла сказочка минут на двадцать…
Жил-был солдат Ваня Бадляев. Попал Ваня в плен по глупости (а в подавляющем большинстве в плен именно так и попадают — в бою это происходит не так уж и часто). Красивый бородатый чечен, к которому Ваню доставили, критически оглядел солдата, достал здоровенный нож и, приставив лезвие к худющему подростковому горлу не успевшего окрепнуть защитника Отечества, лениво посоветовал:
— Врат нэ нада. Сразу зарэжю. Я спращиваю, ти отвичаиш. Ти понял?
Ну как тут не понять? При такой-то аргументации любой дегенерат сделает правильные выводы! Ваня осторожно кивнул и искательно уставился на хорошо расчесанную бороду молодого командира — тот был едва ли на десяток лет старше солдата.
— Калхознык? Город?
— Городской, — ни секунды не задумываясь, соврал Ваня. Ух ты, шустрый — сразу с главного! Вопрос простой и вместе с тем весьма каверзный. Ваня торчал в Чечне с самого начала так называемой «контртеррористической операции», в обстановке разбирался в полном объеме — наслушался рассказов бывалых сослуживцев. Чечену совсем необязательно знать, что пленник — потомственный крестьянин в седьмом колене и, помимо матери-пенсионерки и двух старших братьев-алкашей, у него более никого нет. Жизнь неимущего крестьянина на этой войне не стоит ни гроша. Его могут убить потехи ради, показательно мучить перед видеокамерой — в назидание соратникам, заживо удалить органы для трансплантации и так далее и тому подобное. Самое лучшее, на что может рассчитывать крестьянин, — оборудовать позиции для «духов» в непосредственной близости от расположения федеральных войск. Если своя артиллерия и авиация по какой-то странной случайности не накроют да «духи» забудут пристрелить при отходе — есть шанс вновь стать свободным. Один из тысячи, если верить неофициальной солдатской статистике. Так что прости, деревня, не престижно здесь хвастать близким родством с тобой.
— Харащо, — одобрительно кивнул бородач. — Адрис гавары. Мамад!
Юный чечен доармейского возраста, присутствующий при допросе, достал блокнот с ручкой и изготовился записывать.
И тут не сплоховал Ваня, с ходу назвал адрес: Самара, улица Пикалова, дом 20, кв. 16. И — индекс.
Мамад записал. Бородач сделал знак: юный чечен отложил блокнот с ручкой. Размял кулаки, приблизился к Ване, залепил хлесткую затрещину, сбивая с ног, и принялся пинать вполсилы, стараясь угодить по наиболее чувствительным местам. И таким вот образом они развлекались минуты полторы: Ваня катался по убитому земляному полу и утробно вскрикивал, юный палач работал, а главарь внимательно наблюдал за действом.
— Адрис! — повелительно крикнул бородач, дав знак юному, чтобы прекратил экзекуцию.
Ваня без запинки повторил адрес, кряхтя и морщась от боли. Юный сверился с блокнотом, кивнул.
— Маладэц, бляд, — похвалил бородач. — Нэ врот. Вставай, будим далшэ гаварыт.
Ваня встал, втуне похвалив себя за сообразительность и хорошую память. Его армейский приятель из Самары еженедельно строчит домой по письму — за полтора года индекс запомнить не составило труда. Майор Пикалов, именем которого солдат самовольно окрестил улицу, — замполит батальона, за полтора года так печенку проел, что снится чуть ли не в каждом сне. Забыть такого непросто. Ване двадцать лет — номер дома, а квартира — 16 мая, день рождения. Просто все. Бейте сколько влезет, путаться он не станет…
— Атэц, мат — кто? — продолжал допрос бородач.
— Мать домохозяйка. Отчим на рынке торгует.
— Шьто прадает? Сколка зарабатывает? — заинтригованно приподнял правую бровь бородач.
— Зажигалки, расчески, заколки, бигуди — мелочь всякая, короче. Имеет за месяц двести-триста баксов, когда повезет — чуть больше. На жизнь хватает. Сейчас я в армии, им как бы полегче…
— Хата какой ест? — нетерпеливо перебил бородач. — Трьех, двухкомната? Сколка стоит твой такой хата?
— Хата двухкомнатная. Стоит… Сколько же она стоит? Вот в нашем доме продавали двумя этажами ниже — так за 160 штук деревянными. А наша, значит, будет где-то 140–150. Не больше.
Бородач огорченно покачал головой, поцокал языком. Минуту размышлял, затем снисходительно махнул рукой:
— Ладна. Шьто с табой дэлат? Сабсэм худой бакшиш… Ладна — десят штук баксов. Долларов, значит. Писмо пиши мат — нэт, значит, убиваит будим…
Повезло солдату Ване. Угодил он не к отмороженным «индейцам», которые заламывают цены несусветные, ни с чем не сообразуясь (хочу полмиллиона баксов — и все тут!), а к нормальному бандиту с коммерческой жилкой, который сносно разбирался в черной экономике. Цена выкупа была вполне реальной: если продать якобы существующую квартиру да подзанять у всех подряд приятелей якобы имеющего место отчима — можно с грехом пополам выкрутиться.
Написал Ваня на липовый адрес и положился на волю судьбы. Вранье лишь отдаляло неизбежную гибель — шансы обрести свободу по-прежнему оставались настолько мизерными, что ими можно было пренебречь. Никто ему не поможет, никому он не нужен. Мать-пенсионерка, триста рублей в месяц. Два старших брата, живущие отдельными семьями, — алкаши, все из дому тащат. Даже если все родственники объединят усилия, им вовек не собрать той огромной суммы, которую указал бородатый чечен…
В плену Ваня провел что-то около трех месяцев. Абрека, к которому он попал, звали Руслан Умаев — чеченцы не считали целесообразным скрывать от пленников, кто является их хозяином. Руслан гордо величался «полевым командиром», «полковником чеченского спецназа» и «хозяином гор», а местечко, где содержались пленные, не менее велеречиво именовалось «базой».
Всего-то базы было: две вылепленные из камня избушки — для Руслана и охраны, два сортира, навес и несколько рытых, долбленных прямо в скальном грунте зинданов для содержания пленников. Командовал Умаев аж полутора десятками не шибко обученных бойцов, половина которых постоянно где-то пропадали не по делу, и по категориям нормальных российских бандосов мог с большим скрипом претендовать всего лишь на звание «бригадира» — никак не выше.
А суть искусственно приподнятого величия молодого «хозяина гор», по всей видимости, состояла в его крепких родственных связях и удачном месте расположения так называемой «базы». Умаев контролировал перевал и несколько горных троп, по которым всякое уважаемое отребье перемещалось из Ичкерии в пограничную Грузию и обратно. Через базу частенько шныряли в обе стороны разнокалиберные бандюги: немногочисленные группы на лошадях, персоны на дорогих импортных внедорожниках с серьезной охраной, а порой и целые караваны-колонны. Все эти славные ребята относились к «хозяину юр» с неизменным уважением и всякий раз останавливались у него на некоторое время, дабы совместно откушать шашлыка с домашним вином и поделиться последними новостями.
В начале января 2000 года неподалеку от «хозяйства» Руслана Умаева — километрах в пятнадцати — учинилась изрядная пальба, которая длилась не менее суток. Один из соседей Вани по зиндану — бывалый капитан войск связи Егор, которого держали для обмена, — пояснил:
— Десант наши высадили. Перевал берут. Может, скоро и до нас доберутся…
Пленники приготовились к смерти. Если «духи» решат поспешно убраться в Грузию, обитателей зиндана скорее всего пристрелят, дабы не таскать с собой балласт. В случае незапланированного припадка патриотизма Руслан мог организовать недолгую оборону лагеря и какое-то время противостоять федералам, надеясь на помощь соседей. В этом случае пленников используют в качестве «живого щита». С «живыми щитами» наши особенно не церемонятся, возведя в ранг военной необходимости старую народную мудрость «лес рубят — щепки летят». И так, и так — один конец.
Однако судьба оказалась к пленникам благосклонна. Никто на владения Умаева посягать не счел целесообразным. Бой на соседнем перевале закончился, воцарилась глубокая тишина, обычная для этих мест. А спустя малое
