Джеймс Гриппандо - Вне подозрений
– Никогда.
– Далее. Мистер Свайтек утверждает, цитирую: «мисс Мерил заявила мне, что опасается за свою жизнь. В частности, она сказала, что виатикальные инвесторы узнали, что она вместе с доктором Маршем замыслила и организовала эту мошенническую сделку. Далее мисс Мерил сообщила, что виатикальные инвесторы – мошенники и занимаются незаконным бизнесом. По словам мисс Мерил, к ней пришел некий человек и от имени виатикальных инвесторов предупредил, что она еще пожалеет о том, что не умерла от АЛС, если не вернет им полтора миллиона долларов». Конец цитаты.
Янковиц дал жюри присяжных несколько секунд переварить эту информацию. Затем поднял глаза на доктора Марша и спросил:
– Вам известно что-либо об угрозах в адрес мисс Мерил, исходящих от людей, связанных с виатикальными инвесторами?
– Нет, сэр. Абсолютно ничего.
– А вам лично угрожал кто-либо от имени виатикальных инвесторов?
– Никогда.
– А вообще кто-либо угрожал в связи с этим делом?
– Да.
– Кто же?
– Джек Свайтек.
– Расскажите поподробнее.
– После того как Джесси обнаружили мертвой у него в доме, я пошел к нему в контору.
– И как прошла ваша встреча?
– Не слишком хорошо. Ему хватило нескольких минут, чтобы понять: я подозреваю, что он имеет самое непосредственное отношение к смерти Джесси.
– И что же произошло дальше?
– Он взорвался. Орал на меня, сказал, чтобы я убирался вон, иначе голову мне разобьет.
– Постарайтесь вспомнить, о чем именно вы говорили перед тем, как он начал вам угрожать.
– Ну, насколько помнится, мы говорили о том, состоял ли он во внебрачной связи с Джесси Мерил.
– И кто же начал этот разговор?
– Я спросил его об этом.
– Почему?
Доктор Марш развернулся и взглянул прямо на членов жюри присяжных с точно тем же выражением, с каким смотрел на него обвинитель ранее, на стадии подготовки к слушаниям.
– Мы с женой разошлись. Скоро должны были развестись. И я был… очень уязвим, если так можно выразиться. И еще я очень жалел Джесси и проявлял к ней особое внимание. Вскоре все это перешло в дружбу, ну а потом, уже после ее процесса, и в роман.
– Так, значит, мистер Свайтек был прав, утверждая в своем письме, что через несколько минут после вынесения вердикта видел, как вы с Джесси Мерил держались за руки в лифте?
– Нет, не прав. Я просто подошел поздравить ее. Мистер Свайтек все искажает, придает этому эпизоду преувеличенное значение. Кстати, именно по этой причине я пришел к нему в контору выяснять отношения.
– А вам известно, зачем мистер Свайтек так поступает?
– Ну, в общих чертах да. Мистер Свайтек страшно ревновал Джесси ко мне. Так ревновал, что порой его поведение становилось просто иррациональным. К примеру, он начинал обвинять ее в самых разных вещах, в том числе в обмане виатикальных инвесторов. То есть в поступках, которых она никогда не совершала.
– А вы когда-нибудь спрашивали мистера Свайтека, был ли у него роман с Джесси Мерил?
– Да. Во время того разговора в офисе спросил.
– И что же он ответил?
– Он все отрицал. И страшно возбудился при этом.
– Именно тогда он стал угрожать, обещал разбить вам голову?
– Нет. Насколько помнится, он начал угрожать после того, как я напрямую спросил его: не он ли нанял кого-то убить Джесси Мерил?
Янковиц сверился с какими-то записями, очевидно, желая убедиться, что готов к эффектному финалу.
– Еще несколько вопросов, доктор Марш. Вы только что утверждали, что не знали ни о каких угрозах в адрес Джесси Мерил, могущих исходить от представителей виатикальных инвесторов.
– Верно. Не знал.
– Ну а о каких-либо иных угрозах, исходящих от других лиц?
– Да.
– И как вы узнали об этих угрозах?
– Из телефонного разговора с Джесси. Она мне рассказала.
– И к чему именно сводились эти угрозы?
– Она сказала, что если сделает или сообщит что-то, могущее опорочить репутацию Джека Свайтека, то дорого за это заплатит.
– Она говорила вам, кто именно ей угрожал?
Доктор Марш наклонился поближе к микрофону и ответил отчетливо и громко:
– Да. Мужчина по имени Тео Найт.
Янковиц с трудом сдерживал радостное возбуждение. Вся история еще не прозвучала, но для начала достаточно.
– Благодарю вас, доктор Марш. На данный момент у меня больше нет к вам вопросов.
47
У Владимира была назначена деловая встреча в «клубе» – весьма условное название для заведения столь низкого пошиба, каким было «Голышка Восемнадцать». В стриптиз-бар мог зайти любой совершеннолетний, имеющий десять долларов в кармане и «дымящийся» член в штанах, и понаблюдать, как недавние выпускницы школ отплясывают нагишом на столах. Владельцы гарантировали, что ни одной девицы старше девятнадцати здесь не найти. Появись здесь сотрудники из департамента по делам несовершеннолетних, все девушки оказались бы студентками колледжа, которые просто подрабатывают, танцуя нагишом на столах.
Истинная подоплека этого бизнеса была прекрасно известна Владимиру. Поэтому он никогда не показывался в «клубе» без полного кармана таблеток экстази – безумно популярного среди молодежи синтетического наркотика, действовавшего одновременно как стимулятор и галлюциноген. Распространялось это средство в основном по европейским каналам, и русская организованная преступность наживала на нем огромные барыши. Стоимость производства в Голландии каждого такого «колеса» размером с таблетку аспирина составляла от двух до пяти центов, а в молодежных клубах оно уходило за двадцать пять – сорок долларов. Девушка – причем любая девушка, не обязательно стриптизерша – могла продержаться на одной таблетке часов восемь – безостановочно плясать или ласкать клиентов. И Владимир был просто счастлив поделиться «колесами» с любой из своих танцовщиц, особенно когда у него были гости, на которых надо было произвести впечатление.
Он протянул пакетик вышибале на входе.
– По одной на каждую девочку, – сказал он и взглядом указал на роскошную блондинку на сцене, демонстрирующую полоски от загара. В зубах она сжимала резиновую пластину. Это был условный знак, означавший, что она находится под воздействием экстази. Порой принявшие это снадобье люди могли откусить собственную губу или язык, а потому считалось, что пластина может предотвратить увечье. К тому же в стриптиз-клубах наличие пластины во рту указывало на то, что девушка любит делать минет. – Дашь ей две, – сказал Владимир.
– Слушаюсь, сэр.
Этот вышибала был настоящим зверюгой, и Владимир был единственным человеком, обращаясь к которому он говорил «сэр».
Владимир пришел сюда не один, а в сопровождении двух мужчин в дорогих шелковых костюмах. Один очень крупный, высокий, с бочкообразной грудью и толстой, как у олимпийского борца, шеей. Второй – пониже ростом, толстый, с круглой красной физиономией русского крестьянина. Владимир провел гостей к своей кабинке в дальнем углу. Так что перед тем как перейти к делу, они могли посмотреть представление.
Зал напоминал огромное складское помещение, погруженное во тьму, где источником освещения служили лишь неоновые фигуры на стенах да лучи разноцветных фонариков, свисавших с потолка и высвечивавших фигуру каждой танцовщицы. Мужчины жадно пялились на молодую обнаженную плоть и не жалели наличных. Звуки музыки тонули в хоре голосов, выкрикивающих непристойности, но иногда сквозь гул все же прорывалась мелодия старого хита Роберта Пальмера «Приговоренные к любви».
Щелкнув пальцами, Владимир подозвал двух танцовщиц и указал им на круг, очерченный около кабинки, в центре которого красовался блестящий медный шест. Сам он сидел спиной, но в зеркале видел отражение всего происходящего. Гости сидели напротив и могли свободно наблюдать за представлением. Владимир назвал девушкам имена гостей. «Борец» Леонид был бизнесменом с Брайтон-Бич; о роде его деятельности лучше было не упоминать вслух. Впрочем, в клубе прекрасно знали, что Майами занимает второе место после Брайтон-Бич по численности русских мафиозных группировок. Коротышка Саша был банкиром с острова Кипр.
– А где находится этот самый Кипр? – спросила стриптизерша-латиноамериканка. У нее была привычка проводить кончиком языка по передним зубам. Возможно, она делала это под воздействием экстази. А может, ей недавно сняли скобки, и она упивалась своими гладкими и ровными зубами.
– Это остров в восточной части Средиземного моря, – объяснил Саша.
– На окраине Москвы, – усмехнулся Владимир.
Она снова облизнула зубы и продолжала танцевать, конечно не понимая смысла слов Владимира. Банкиры Кипра отмывали такое количество денег для русской мафии, что Лимасол вполне мог считаться районом Москвы.
