Эйс Аткинс - По закону плохих парней
– Полагаю, из тебя вынули пули, – сказал Джонни Стэг, кивая на рану на ноге Квина. – Она выглядит не очень хорошо.
– Да, нога обычно болит, когда ее прострелят, – произнес Квин с иронией. – Ты сам уйдешь или предпочтешь, чтобы тебя выбросили в окно?
– Я не имею к этому отношения, – потупился Стэг. Он глядел то ли на свои мягкие кожаные ботинки с кисточками, то ли на пол, покрытый линолеумом. – Я хотел посмотреть тебе в глаза и сказать это.
Квин поднял руку и покачал головой.
– Чего ты хочешь, Джонни?
– Мы с Говри не были партнерами, – настаивал Стэг. – Все, чего я хотел, – это дать толчок развитию экономики города. В этом заброшенном месте должны были построить региональную больницу, а также супермаркет. Поверь мне.
– Прямо идиллия.
– Если бы я знал, что произойдет… Ни за что не взялся бы за это.
– Одного из моих лучших друзей расстреляли у меня на глазах, – сказал Квин. – Говри выстрелил ему в голову и сердце как раз перед тем, как обратиться ко мне. Полагаю, ты ничего не знаешь об этом.
– То, что сделали с Уэсли, потрясло меня до глубины души, но он не единственная жертва, – опечалился Стэг, торжествуя под маской горечи. Он вынул из кармана письмо, развернул его и передал в руки Квина. – Это касается тебя и твоей матери.
Квин мгновенно узнал почерк своего дяди.
– Я собирался сжечь его, – заметил Стэг.
Квин читал короткую записку, адресованную матери и забрызганную кровью:
«Я ухожу одиноким, Джин. Мой путь никогда не был прямым, и, несмотря на это, ты любила меня. Я убил молодую женщину по имени Джил Буллард. Она была свидетельницей пожара в доме, где готовились наркотики. Она приходила за деньгами. Я, один я заставил ее умолкнуть. Не ищи причин этого, они все здесь. Придите ко мне, все, кто утомлен и обременен, и я дам вам отдохновенье (Евангелие от Матфея, глава 11, стих 28).
Твой любящий брат Хэмп».– Теперь видишь? – воскликнул Стэг. – Ты узнаешь правду прямо здесь. Твой дядя убил девушку, чтобы прикрыть Говри. Он позволил разрастись беде. Хэмп не мог перенести это и совершил благородный поступок.
– Почему ты не показал эту записку семье Джил Буллард в Брюсе? – спросил Квин. – Объясни, Джонни.
– Ты можешь исправить положение.
– Как ты себе это представляешь?
– Можешь убить парня, который скомпрометировал твоего дядю, – сказал Стэг, глядя Квину прямо в глаза. – Только что Говри убил брата Дэвиса и обчистил его церковь. Он взлетел высоко, как воздушный змей, и хочет спалить Иерихон.
– Ты сам скомпрометировал моего дядю. Хочешь, чтобы я спас твою задницу и помог вернуть деньги. Как глубоко ты увяз, Джонни?
– Говри забрал более ста тысяч долларов пожертвований и распял брата Дэвиса на кедровых бревнах.
– Кто эти люди в Мемфисе?
– Мне нужны деньги, – продолжил Стэг. – Я дам тебе долю. Ты сможешь сохранить свою землю. Я выкуплю твой участок у шоссе номер 45 за цену, которую ты сочтешь справедливой.
– Я подумаю.
– Говри уперся рогом. У нас осталось пять помощников шерифа. Что они могут сделать?
– Дожидаться помощи.
– Чего ты хочешь, Квин? Мне нужно вернуть деньги, или меня убьют.
– Я думал об этом.
– И что решил?
Квин с улыбкой протянул ему руку:
– Удачи, Джонни Стэг.
Дитто не подписывался на эту аферу. Но когда такой парень, как Говри, сует в твою руку револьвер, приходится слушаться.
– Бери этот мешок, – приказал Говри, останавливая машину на городской площади.
– Тот, что с русалочкой?
– Ты видишь другой?
– Большой чемодан набит деньгами пастора.
Дитто схватил на заднем сиденье детский вещмешок.
– Я здесь ничего не могу найти.
– Поищи в мешке для мусора.
– Где?
– Пойдем, – велел Говри.
Двигатель машины работал на холостом ходу. Говри вошел в массивное здание Гражданского банка. Подошел широким шагом к единственной работающей кассирше и обхватил рукой ее затылок.
– Выкладывай.
Говри навел ствол поочередно на двух мужчин и тучную женщину, сидевших за столами с компьютерами, и сказал:
– Ну-ка, все сюда. Если кто-нибудь из вас сделает что-нибудь непотребное, я разнесу башку этой женщины вдребезги. Руки за голову! Быстрей. Быстрей.
Банковские служащие неторопливо подходили. Говри указал место на полу, где они встали на колени, и привязал их руки к голове. Помещение со старомодными деревянными панелями и зеленой виниловой мебелью выглядело так, словно в нем ничего не изменилось за тридцать лет. Реклама, изображавшая улыбающуюся брюнетку, обещала бесплатное открытие счетов.
Дитто стоял, ожидая, что в любую секунду кто-то может ворваться в дверь и начать стрелять. Он бросил взгляд в угол помещения и заметил камеру слежения. На другой стороне была установлена еще одна камера. Прямо напротив себя он увидел свое изображение в третьей камере. Сукин сын!
Может, Дитто и подал бы какой-нибудь знак полиции, что он не является добровольным участником ограбления. Но он был благодарен Говри за то, что тот прошел мимо машины, которую они угнали, и оставил в покое Лену с малышкой, и поэтому не сделал этого.
– Не вздумай всучить мне пачку с упаковкой красителя, – предостерег Говри, тыча стволом в лицо кассирше. – Если она взорвется, я вернусь в город и спущу тебя в унитаз.
Молодая женщина с ярким макияжем кивнула и сказала:
– Да, сэр.
«Да, сэр», и кому – Товри!
– Дай мне тот мешок, недоумок.
Дитто передал ему мешок с русалочкой. Женщина взглянула мимо Говри на Дитто смущенным взглядом. Говри увидел деньги и сказал:
– Наполняй.
– Сколько? – спросила она.
– Все, – приказал он.
– Не влезет.
– Тогда достань другой мешок.
– Да, сэр.
– Мистер Стэг здесь числится? – спросил Говри, пока она набивала мешок деньгами.
Женщина не знала, что сказать, и просто потрясла головой.
Тучная женщина в цветастом платье, которая, видимо, была начальницей, не подняв головы с привязанными к ней руками, промямлила:
– Мистер Джонни Стэг числится у нас клиентом.
– Скажи ему, что я взял свое, – обратился к ней Говри. – Остальное он может затолкать себе в задницу.
Дверь распахнулась, и вошли пять парней Говри. Они вели себя так, будто участвуют в увлекательной игре, в скаутских маневрах в лесу, и если бы в них стреляли, то это были бы не пули, а просто краска.
Ни одному из этих парней не исполнилось еще и двадцати лет, включая этого сукина сына Чарли Бута. Все они были чумазыми и бритоголовыми, в зимних пальто и перчатках. Никто из них не брился в эти дни, от них исходил дурной запах. Что будет с ним, черт возьми, подумал Дитто.
Тюрьма была бы для него домом отдыха. Дитто готов был переспать там с тем громадным ниггером, только бы выбраться из этого дерьма.
Говри ухватился за край кассы, заставив маленькую женщину с макияжем подпрыгнуть. Она всплеснула руками, позволив стодолларовым банкнотам рассыпаться по полу.
– Извините. Простите.
Говри рассмеялся, вылавливая леденцы из банки и срывая обертки.
– Добавь это тоже. Тебе не нужно краситься, как шлюхе… и иногда улыбайся. Черт возьми, в этом городе скучно, – сказал он.
Квину приходилось лежать на постели лицом вниз, чтобы ослабить боль в боку. В таком положении, приподняв немного голову с подушки, он мог видеть дверь, говорить с милой черной медсестрой, которая приходила проверять его состояние каждые пятнадцать минут. Она предлагала ему принять еще таблеток, поставить капельницу, но он отказался и спросил ее о своей одежде.
Медсестра сказала, что его одежду выбросили.
– Даже ботинки?
– Даже ботинки.
Он попытался прикрыть глаза. Услышал стук в дверь.
Вошла Анна Ли Стивенс и встала над ним, затем села на краешек кровати и осмотрела его забинтованные ноги и спину. Коснулась его руки. Повернув голову, он увидел, что она плачет.
– Люка вызвали, – промолвила она. – Мы думали, что ты умер.
– Меня не настолько попортили.
– Что случилось?
– Бум нашел Хондо.
– Кто такой Хондо?
– Собака дяди, – ответил Квин улыбаясь.
– Смеешься?
– Почему бы нет? Плакать, что ли?
– А Уэсли? Он мертв?
Квин промолчал.
Она теребила пальцами его предплечье и просто смотрела на него. Затем перехватила его взгляд и снова заплакала. Квин увидел ее мокрые ресницы и мягкие красные губы, когда она наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Зачем это?
– Мне захотелось, – ответила Анна. – Тебе это нужно.
– Я не убивал Уэсли.
– Жаль, Квин, – сказала она. – Те люди все должны умереть.
Квин нежно взял ее запястье и поднял голову. Их лица находились в двух дюймах друг от друга. Он почувствовал ее дыхание. Анна замотала головой и встала.
