Дж. Лэнкфорд - Чёрная мадонна
В прохладной воде, под холодным солнцем, Сэм протянул руку к изувеченной лапке лебедя и погладил ее. Тот опустил голову, как будто устыдившись своего несовершенства. Сэму было больно это видеть, хотя он и знал, что это ни к чему. В конце концов, он на небесах, в раю, на прекрасном озере, полном красоты и света, где всем правит одно лишь блаженство. По какой-то непонятной причине к его глазам подступили слезы, как если бы несовершенство лебедя символизировало собой всю боль этого мира и Сэм каким-то образом нес на себе за него ответственность. Он нежно гладил черную изувеченную перепончатую лапку царственной и прекрасной птицы. Король. Увечный, но король.
Вместе с лебедем Сэм покачивался в воде, и постепенно внутренняя боль стала отступать. Он начал различать иные звуки, видеть иные вещи. Например, плеск воды о берег. Пронзительные крики чаек. Он поплыл к берегу и, когда оглянулся, увидел озеро словно иными глазами. На противоположном берегу, на утесе, высился замок. Затем Сэм увидел на воде катер, взбивавший позади себя пенный след. Он даже пожалел, что у него нет бинокля, потому что он был готов поклясться, что разглядел на его борту надпись «Navigazione Lago Maggiore»[47]. С какой стати в раю название кораблей пишут по-итальянски?
Когда Сэм Даффи вернулся в крошечный домик, то он увидел то, чего не заметил раньше. Чемодан, набитый одеждой. Бумажник с деньгами. Водительские права, паспорт. В паспорте была его фотография, хотя владельцем документа значился некий Чак О’Малли. Это был фальшивый паспорт, выданный ему, чтобы он мог бежать из Нью-Йорка вместе с Мэгги и Феликсом, но даты в нем были какие-то неправильные. Что происходит?
Сэм вытерся, пытаясь припомнить женщину, с которой испытал такое блаженство. Он точно знал, что ему будет ее не хватать. Не будь у него необходимости выяснить, где он находится и почему, он бы наверняка задумался, почему это так. Вместо этого Даффи надел чистое белье, летние брюки, выглаженную рубашку, носки и вычищенные до блеска ботинки – все свежее и готовое к носке, как будто ему нужно было куда-то вырядиться и поскорее убраться отсюда. Он направился к каменным ступеням, что поднимались за кустами, усеянными розовыми и фиолетовыми цветами. Дойдя до верха, повернулся, чтобы на прощанье помахать лебедям, но увидел лишь вожака. Заманив Сэма в воду, тот больше не проронил ни звука, хотя Даффи и пытался имитировать его крик.
– Прощай, Король-Молчун, – прошептал Сэм, и лебедь заскользил прочь. Он сам не мог сказать, откуда ему в голову пришло это имя, но оно показалось ему правильным.
Феликс стоял рядом с кроватью, пока доктор Льюистон с серьезным лицом склонился над Мэгги. Впрочем, удивленным назвать его было нельзя, как будто подобные вещи он уже видел раньше, причем не раз. На комоде стояли два открытых медицинских чемоданчика – один Феликса, другой Льюистона. Чак захватил свой чемоданчик из-за Сэма. Феликс тоже никогда не расставался со своим.
Закончив осмотр, Льюистон взял Мэгги за руку, но она никак не отреагировала на его присутствие. Глаза ее по-прежнему были закрыты. В таком состоянии она находилась уже целый день. Феликс пытался разбудить ее, чтобы отвезти в Турин, к монахиням. Он молился у ее постели, разговаривал с ней, держал за руку, но, увы, безрезультатно. Он пытался завернуть Мэгги в одеяло, чтобы перенести в поджидавшее у ворот такси, но она прошептала: «Нет, нет!» И Феликс не смог не внять ее мольбе, тем более что ее желания были растоптаны столь жестоким образом.
Льюистон был с ней сама внимательность. Он пожал ей руку и кивком попросил Феликса отойти в сторонку. Выйдя в коридор, устало потер глаза.
– У нее диссоциативное расстройство; это защитный механизм, вызванный сильнейшим стрессом и… – он не договорил.
Впрочем, Феликс вполне мог завершить его фразу «и сильнейшим горем по причине разбитого сердца».
– Вы уверены? – уточнил он. – Это все натворил ваш пациент, Сэм Даффи. Почему вы меня не предупредили?
– Я не был уверен, – пробормотал Льюистон.
– Что он страдает чем-то вроде парафилии?
– Да, наверное. Это связано с поражением лимбической системы. По всей видимости, его преследуют сильные повторяющиеся фантазии, – доктор покосился на Мэгги, – которые предполагают причинение боли женщине, оказывающей сопротивление.
– Раньше за ним такого не наблюдалось, – заметил Феликс, расхаживая из угла в угол.
– Нет, не наблюдалось, – согласился Чак. – Потому что его бы давно кто-нибудь за это убил.
Он вновь покосился на постель, в которой лежала Мэгги. Белое запачканное покрывало Антонелла забрала в стирку, заменив его чистым. Над железным изголовьем кровати в завитках облаков по персикового цвета стене к небесам возносилась Дева Мария. С трудом верилось, что кто-то мог надругаться над Мэгги в этой комнате.
– Она была здесь одна, с этим Даффи?
– Сын тоже был здесь, – со вздохом ответил Феликс.
– Нехорошо, – растерянно заморгал Льюистон. – Значит, его тоже нужно осмотреть. Кстати, где он?
Феликс заметил, что Льюистон то и дело смотрит на статуэтку Черной Мадонны на ночном столике. Ее мудрое, умиротворенное лицо взирало на комнату из-под усыпанной драгоценными камнями короны. Феликс пожалел, что не убрал ее, но теперь уже поздно. Льюистон ее заметил. С другой стороны, вряд ли он придаст этому какое-то особое значение.
– Мальчик у друзей, – ответил Феликс.
– Если мы приведем к ней сына, то не исключено, что это поможет, – возразил Льюистон. – Подчас разбитое сердце способно свести человека в могилу.
Феликс не стал бы облекать эту мысль в такие слова, но подобные случаи он видел: когда тело, казалось, всеми силами пыталось исторгнуть из себя душу, стремившуюся поскорее перейти в мир иной.
– Я этого не допущу, – ответил Феликс и вернулся к постели Мэгги.
Присев рядом с ней, он гладил ей лоб, в надежде на то, что она не оттолкнет его руку. Протестовать Мэгги не стала, что, однако, не означало согласия. Синяки на ее шее потемнели, и один их вид наполнял Феликса яростью. Боже, с каким удовольствием он придушил бы этого подонка!
Росси представил свои руки вокруг шеи Сэма, как он сжимает ее до тех пор, пока тот не задохнется. Чтобы отогнать эту навязчивую картину, он глубоко вздохнул.
Но что, если это действительно наказание Божье, как Мэгги бормотала во сне? Был ли Джесс горой, которую они сдвинули с места, той великой работой, совершенной лишь своим умом? Спрашивали ли они, искали, стучали ли в двери, чтобы Сын Божий появился на свет в ответ на их мольбы?
Накануне Феликс попросил Мэгги повторить сказанные Джессом слова. Он был поражен буквальной интерпретацией Писания. Вряд ли кто-то когда-либо воспринимал Евангелие от Матфея буквально, ведь оно было создано примерно полвека спустя после смерти Иисуса. Джесс не только не считал себя клоном Макса, ему была безразлична важность ДНК плащаницы, равно как и «вклад» Феликса в генетику и клонирование. Он считал, что достаточно просить о чем-либо, а потом ждать исполнения желания, как будто реальность – вещь пластичная и способная меняться в ответ на наши мольбы и капризы.
Увы, как бы сильно ни желал Джесс безопасности своей матери, Господь не услышал его молитв. Если принять во внимание этот факт, а также его увлечение Кришной, то его вряд ли можно считать новым воплощением Христа. И все же его интерпретация Евангелия от Матфея не могла не поражать. Но как бы то ни было, Феликс искренне переживал по поводу постигшего Мэгги несчастья.
– Как врач, вы оказали ей ту же помощь, какую оказал бы и я, – произнес Льюистон. – Теперь остается лишь ждать, пока время сделает свое дело.
Внезапно поблизости что-то звякнуло. Феликс поднялся от постели Мэгги: не иначе как под дверью кто-то или что-то есть. То ли со шнуром звонка решила поиграть белка, или порыв ветра… или же там кто-то прячется.
– Если это Сэм, – сказал Феликс, – клянусь, что я… – Зайдя в пустую комнату Джесса, он взял стоящую в углу бейсбольную биту.
– Постойте, доктор Росси, – остановил его Льюистон.
Но тот его не слышал. Он спустился на первый этаж и распахнул дверь.
– Сhi è là? Fatevi vedere![48] – крикнул он.
Льюистон тоже спустился вниз и попытался вырвать у него биту, однако Феликс отдернул руку и, выйдя на крыльцо, обвел глазами сад. До него донеслись шаги по гравийной дорожке, затем из-за угла виллы выглянула чья-то голова. Это был Сэм.
– Феликс Росси! – крикнул он. – Феликс, это ты? Какого черта? – Он изобразил искреннее недоумение, и это при том, что Мэгги лежала в бессознательном состоянии на втором этаже.
– Подойди ближе, чтобы я мог тебя прибить! – крикнул ему Феликс.
Брови Сэма удивленно поднялись, и он расхохотался. Зажав в руках биту, словно дубинку, разъяренный ученый бросился на него, целясь в голову. Нагловатой улыбки Сэма как не бывало. Он на всякий случай попятился. Феликс продолжал наступать.
