Питер Альбано - Атака седьмого авианосца
— Но, сэр… старшинский кубрик… сами понимаете, это не очень удобное место…
— Мистер Уильямс, — прервал его Аллен. — Я вас прошу со мной поменяться.
— Есть поменяться, — уступил тот. — Пойду соберу свое барахло.
— Вот и отлично. С этим покончено. Теперь, джентльмены, совершим небольшую экскурсию. — Он обвел глазами старшего помощника, штурмана и механика. — Осмотрим все — от перископа до днища.
— Есть, сэр! — все трое поднялись.
Во главе с Уильямсом они двинулись к носовому торпедному отсеку. Люки всех шести торпедных аппаратов, сгруппированных по три, были открыты, и видно было их поблескивающее полированным металлом нутро диаметром двадцать один дюйм, над которым росли настоящие джунгли проводов, клапанов, рычагов, пружин, тумблеров, регуляторов и стоперов. Трое матросов-торпедистов, надраивавших нержавеющую сталь молдингов, оторвались от своего занятия и стали «смирно».
— Вольно! Продолжать! — скомандовал Аллен, и матросы, заметно смущаясь присутствием начальства, снова взялись за дело.
Адмирал показал Бернштейну на стальные ролики, шедшие вдоль зарядных желобов под стеллажами, приваренными к обоим бортам лодки.
— Вот здесь они, торпеды, и хранятся, а в аппараты их заряжают вручную с помощью этих роликов, а потом досылают прибойниками.
Полковник долго разглядывал аппараты:
— И как же происходит залп?
Аллен кивнул Уильямсу, и тот показал на укрепленный между двумя стеллажами пульт с шестью стеклянными окошечками и шестью тумблерами:
— Управление стрельбой идет с командного поста. Видите, это пульт управления пуском. Точно такой же — на КП. Если электрическая цепь разомкнута — а это иногда случается — торпедист производит пуск вручную, отжимая вот этот соленоид и открывая вот эти клапаны — они так и называются: «боевые клапаны системы стрельбы».
Аллен покивал:
— На «Гроупере», где я плавал, было немного не так.
— Разумеется, сэр. В пятьдесят первом на нашей лодке установили новые цепи управления огнем. Вы сами знаете: нет двух одинаковых кораблей.
— Верно, верно, — сказал Аллен и повернулся к механику: — Ну, показывайте ваши владения, мистер Данлэп.
— Есть, сэр, — Данлэп направился в корму, а трое торпедистов вздохнули с облегчением.
Следом за механиком через водонепроницаемые двери они вернулись в центральный пост, а оттуда прошли в пост энергетики, где при их появлении члены экипажа, склоненные над приборами и панелями, вытянулись. Марк Аллен улыбался, приветственно кивал, повторяя: «Вольно, вольно, продолжать».
Уильямс, став посередине отсека, указал на приборную панель не меньше восьми футов длиной:
— Пульт управления. А это два машинных телеграфа для, так сказать, выносного, дистанционного управления двигателями.
Снова водонепроницаемая переборка — и они прошли через радиорубку и камбуз, который по размерам был не больше стенного шкафа: там хлопотал над сандвичами и кофе Пабло Фортуно. Брент Росс в очередной раз удивился тому, как продуманно все размещено здесь: ни один квадратный дюйм площади не пропадает впустую. Они миновали матросский кубрик с подвесными койками, убранными и пристегнутыми к стенам, так что центр отсека оставался свободным, и вошли в носовое машинное отделение. Два огромных двигателя «Фэрбенкс-Морзе» оставляли узкий проход посередине, на покрытом листами гофрированной стали полу лежали инструменты, и четверо машинистов возились над шестнадцатицилиндровым двигателем. Процедура «смирно! — вольно! — продолжать» повторилась.
— ПЛАРБ по сравнению с этим — просто стадион, — пробормотал Брент.
Брукс Данлэп показал в сторону кормы:
— Каждый из двигателей подключен к генератору, по правому и левому борту одинаковые установки, а там, на носу, — видите решетчатый люк? — один из дополнительных дизелей, подключенных к еще одному генератору, он у вас под ногами, — механик притопнул подошвой. — Под правым двигателем стоят два компрессорных опреснителя. Да, мистер Росс, по комфорту нам за «Лафайеттами» не угнаться: душ — не чаще раза в неделю. Так что скажите спасибо, если ваша вахта на мостике совпадет с хорошим ливнем.
— А там что? — осведомился Бернштейн, показывая на корму.
— Кормовое машинное отделение и кормовой торпедный отсек. Прошу за мной.
— Нет. Пока прервем нашу экскурсию, — сказал адмирал. — Полковник Бернштейн, Росс, Уильямс, вам пора в гостиницу. Но вас, — обратился он к негру, — я задержу еще на пять минут.
— Есть, сэр.
Офицеры тронулись в обратный путь в кают-компанию.
Брент, заметив у ворот дока будку телефона, ринулся туда, а Бернштейн тактично остался в отдалении ждать Уильямса. Брент набрал номер Дэйл, и она сняла трубку в ту же минуту.
— О Брент, как приятно слышать твой голос.
— А мне — твой, — сказал он и принялся объяснять, что уже прибыл к новому месту службы, совсем забыв, что Дэйл имеет к его назначению на «Блэкфин» самое прямое отношение.
— Да я знаю, знаю! Я ждала твоего звонка. Скажи лучше, когда мы увидимся.
— Мы «без берега».
— Вот, тебе на!
— Поселили нас в «Оукмонте».
— В этом клоповнике?
— Твое ЦРУ расщедрилось.
— Ну, я тут ни при чем. Я знаю, где этот, с позволения сказать, отель. Недалеко от Шестьдесят восьмой улицы.
— Мне это ни о чем не говорит.
— На углу Двадцать третьей и Вест. Это за пределами базы. Так что ты уже на «берегу». Почему же мы не можем увидеться?
От звука ее голоса, от мысли, что она сейчас одна, Брента опахнуло жаром, и он ощутил такое знакомое желание, но стиснул зубы и покачал головой, словно Дэйл могла это видеть:
— Извини, Дэйл… Это было бы непорядочно по отношению ко всем детальным: они-то заперты на лодке или в бараках на базе. Я не чувствую себя вправе…
— Я — сотрудник ЦРУ!
— Знаю. И тем не менее…
— Но как же нам тогда встретиться? — с печалью и тревогой спросила она.
— Не знаю, — изменившимся от досады голосом сказал Брент. Он на мгновение задумался: — Завтра стою вахту, а в четверг мы должны быть в ООН.
— В четверг? Черт, в четверг я — в Лэнгли, у начальства. А что тебе понадобилось в ООН?
— Люди из Организации Освобождения Палестины желают встретиться с представителями адмирала Фудзиты.
— Убийцы! Кровавые подонки! Только они будут?
— Не знаю, Дэйл, — он саданул кулаком по монетоприемнику. — В пятницу вечером, а? Постараюсь выцарапать увольнительную. Как насчет пятницы?
— Хорошо! Хорошо, Брент! Приходи ко мне, я что-нибудь приготовлю повкуснее, поужинаем вдвоем…
Снова Брент стал переминаться с ноги на ногу, охваченный зудом нетерпения.
— В «холодильник»?
Она рассмеялась.
— Вот именно. Адрес у тебя есть. Это недалеко от твоей мерзкой гостиницы. Знаешь, — сказала она, чуть понизив голос, словно бы для того, чтобы тон соответствовал зловещему смыслу слов, — ходят слухи, что твой друг Кеннет — тоже здесь.
Брент почувствовал, как чаще забилось у него сердце, запульсировала жилка на шее:
— Розенкранц? — Дэйл Макинтайр, похоже, знала все.
— Да. Он вербует летчиков-наемников. Кроме того, Каддафи поручил ему встретиться без лишней огласки с иранскими и иракскими дипломатами.
— Ты, пожалуйста, держи меня в курсе, Дэйл. У меня с этим человеком свои счеты.
— Знаю. Хорошо. А про аятоллу ты не слышал? — Брент молчал. — Про Хомейни? Стало известно — опять же, это слухи, — будто бы он намерен прекратить войну с Ираком и примкнуть к джихаду против Израиля и «Йонаги».
— Боже, сто миллионов фанатичных мусульман!..
— Я думаю, этим и объясняется появление Розенкранца в Нью-Йорке: он будет встречаться с представителями Садата и Хомейни в ООН.
— Чушь какая-то.
— Нет, это не чушь: разве ты не знаешь арабов? Они ни за что не поедут на переговоры в столицу враждебного государства. И персы — тоже. А если устроить встречу здесь или где-нибудь в Женеве, можно сохранить лицо.
— Да нет, я говорю «чушь» потому, что Розенкранц — летчик, истребитель, убийца… Из него дипломат — как из меня балерина.
— Ты его недооцениваешь, Брент. Он принял ислам и стал чуть ли не первым человеком у Каддафи. На нем замыкается вся истребительная авиация. Каддафи доверяет ему больше, чем своим генералам.
Брент в сердцах стукнул кулаком по аппарату так, что тот звякнул.
— Эй! Алло! Ты здесь?
— Да! Я здесь и я очень хочу тебя видеть.
— В пятницу вечером, Брент.
— Если не будет складываться, я позвоню.
— Сделай так, чтобы сложилось.
— Сделаю. Постараюсь. — Брент видел, что к нему уже приближаются Уильямс и Бернштейн. — Мне пора идти.
— Я соскучилась, Брент. Я все время о тебе думаю.
— А я — о тебе.
— В пятницу.
— В пятницу, даже если мне придется удрать с лодки. К черту войну, и ООН — туда же.
