Дмитрий Вересов - Полет ворона
— Так. Утро вечера мудренее, — остудила ее Вера. — Мы забежим за тобой и вместе поедем на Остров. Палестинец на месте, мозги при нем. Что-нибудь придумает.
— Ой, Вера. Тебя Аллах послал.
Домой их отвез на такси Цотне. Алешка сломался под утро и спал, привалившись спиной к батарее…
У палестинца было странное неудобное имя Фахри ан-Наблус. Невысокий, похожий на хомяка с острыми глазками и тоненькими усиками, он радушно их встретил, угостив пахучей пережаренной арабикой с кардамоном.
За краткое время знакомства Таня ощутила энергию, силу этого человека. Ничего примечательного в его облике не было, но цепкий взгляд она оценила. Показалось, что они знают друг друга давно.
— Эй, рыжая! — позвал он, когда они прощались. — В Ленинград поедешь — не трудно с собой кофе взять? Я бы тебя угостил и кого надо.
Глаза его лукавили.
— Нет проблем, — бросила через плечо Таня.
И перед отъездом не забыла к нему зайти, как обещала.
Фахри настежь распахнул перед Таней дверь в комнату, устланную коврами.
— Проходи, рыжая! — пробурчал он, насупившись. — Кофе? Конфетки?
Таня кивнула, устраиваясь за столом возле широкого окна.
— Когда едешь домой?
— Сегодня. Ночью.
— Харашо-о, — протянул он. — Как Москва? Отдохнула? Теперь на работу?
— Посмотрим. Захаржевская всегда дело найдет.
— Это ты? Твой фамилия? — Он оглянулся и невзначай бросил через плечо: — Еврейка?
— А что?
— Похожа.
Таня расхохоталась.
— Чем?
— Носом и рыжая.
— Ты тоже носом не вышел, — фыркнула Таня, сморщив свой аккуратный, совершенно арийский носик. Теперь засмеялся он.
— У меня еще ничего. Ты арабов не знаешь.
— А ты не араб?
— Ну, так. Между-между.
— Между евреями и арабами?
Фахри опять рассмеялся:
— Или то и то и чуть-чуть другое.
— А чем занимаешься? — кивнула Таня на кипу журналов, книг и рукописей.
— История, — отрывисто произнес он. — Диссертация.
— На каком году аспирантуры?
— Уже пять лет последний параграф пишу.
— Значит, есть другие дела, — догадалась Таня.
— Ну, пиво, бар, девочки.
Легкое прощупывание собеседника продолжалось с обеих сторон на протяжении всего разговора, из которого Таня почерпнула сведения не только об истории палестинского народа, но и о политических силах, участвующих в становлении современного государства Израиль.
У него был забавный говорок, чуть сдавленный гортанными звуками и особым произношением гласных. Ошибки в речи встречались редко, путался только в окончаниях и согласовании рода и числа. Щелкнув на стене очередную залетевшую в окно муху, он весело спросил:
— Как правильно? Я убил мухам или мухов?
— Муху, — выделяя каждый слог, сказала Таня.
— Неправильно! Я их много убил. Значит — мухах! Веселость и непринужденность сразу располагали, заставляли симпатизировать этой крепкой бомбочке, похоже, довольно взрывоопасной.
То же заметил и в Тане ее новый приятель, обозвав «миной замедленного действия».
— Ошибся! — поправила его Таня. — Я — особый вид вооружения, причем вполне мгновенного реагирования. Хотя… — Фахри ждал продолжения. — По ситуации.
— Еврейка! — радостно утвердил он.
Таня отметила остроту мышления Наблуеа. Человек веселый, он сыпал шутками, иронизировать над собой не стеснялся и казался лишенным комплексов.
У открытой форточки, рядом с которой сидел Фахри, вдруг, резко каркнув, пролетела ворона. Палестинец бросился со стула на пол и громко выматерился. Рассмеялся сам над собой, взмахнул руками.
— Израильский бомбардировщик! — и вернулся на стул.
«Воевал», — мелькнуло у Тани…
Расстались они совершенными друзьями, ничего четкого друг про друга не узнав, но понимая, что стоят друг друга. Это уж точно.
V
А Питер, как обычно, окропил Таню мелкими серыми, моросящими слезами.
Любой город имеет свою историю, развиваясь как живой организм, переживая периоды упадка и расцвета, но далеко не каждый рождается так загадочно в одночасье и живет своими мистическими флюидами, распространяя их на сознание и судьбы людей. Десять километров вправо, десять влево — и ты уже дышишь полной грудью… Город-склеп, город-кладбище, который предпочитают называть музеем или памятником, встретил Таню хмурой толпой у закрытого метро, и она согласилась на первое предложение частника, выкликивавшего пассажиров. Цену он заломил несусветную и всю дорогу отчаянно врал про разведенные мосты, нагло кружил по переулкам возле Сенной, отрабатывая заработок по-питерски, как экскурсовод-любитель по совместительству.
Когда брехня вконец осточертела, она резко оборвала водилу на полуслове:
— Ладно, теперь вправо, сверни под арку, мимо убежища налево и свободен….
Она вошла рано утром, когда он еще спал. Проснувшись, Павел тут же услышал музыку, доносившуюся с кухни, ощутил запах свежемолотого кофе.
Сон отлетел мгновенно. Он взял брюки, чистую рубашку галстук, тихо прокрался в ванную и явился на кухню при параде, внутренне сжатый как пружина, готовый к бою.
Таня стояла у плиты в цветастой махровой маечке и бежевой мини-юбке. Этот наряд очень шел ей, подчеркивал стройность фигуры, особенно ног, и густой шоколадный загар. Павел невольно отметил, как несказанно она похорошела за эти два месяца.
— Привет, Большой Брат! — сказала она и только затем обернулась.
Он начал тонуть в золотом сиянии ее глаз…
Воспользовавшись тем, что все начальство было в отпусках, Павел просто звонил в институт по утрам и извещал, что сегодня его не будет. Потом тихо, чтобы не разбудить, целовал спящую Таню и шел на кухню готовить завтрак: ее любимые кабачковые оладьи (яйца, мука, пропущенные через мясорубку и отжатые через марлю кабачки — благо был самый сезон) со сметаной и вареньем, крепкий черный кофе. Как в те незабываемые первые дни их супружества, он приносил ей завтрак в спальню и садился рядом, наблюдая, как она ест. Потом они курили на кухне и строили планы на день.
То доезжали до пристани у Тучкова моста и на «Ракете» закатывались до самого вечера в Петергоф, то, захватив ракетки, шли на острова. Если поиграть в этот день не удавалось, они гуляли по парку, а то и забредали на Елагин остров и, как дети, катались на качелях, каруселях, чертовом колесе, пока голод не гнал их до ближайшего кафе с шашлыками или чебуреками. На обратном пути, если не чувствовали себя очень уставшими, они забегали в ближайшую театральную кассу и шли на концерт или в какой-нибудь театр, на сцене которого до открытия сезона гастролировала заезжая труппа. Они ходили на все без разбора и нередко, перемигнувшись в конце первого действия, убегали домой. После нехитрого ужина слушали музыку, смотрели кино по телевизору, или сидели в темноте и любовались на желтую круглую луну. И в любом случае день заканчивался любовью. Часто они так и за сыпали обнявшись.
В выходные он в первый раз за лето не поехал в Огоньково.
Все повторялось, но отпущенный срок был краток… В понедельник, часу в одиннадцатом утра, зазвонил телефон — противно, настырно.
— Тьфу, черт!
Павел как раз заправил кофеварку. Должно быть, из института звонят: понадобилось его присутствие или, не дай Бог, кто-то из начальства жаждет его видеть. Может, лучше вовсе не подходить?
Телефон продолжал звонить… Нет, надо подойти, а то еще Таню разбудит.
Он снял трубку.
— Я слушаю.
— Здравствуйте, это Алла, соседка ваша по даче.
— Да. Здравствуйте.
— Нюточка заболела.
— Что? — Павел чуть не выронил трубку. — Что с ней?!
— Животик болит, температура. Нина Артемьевна просила передать, чтобы вы поскорее привезли лекарство… Сейчас, у меня записано… Вот, бифидумбактерин. В ампулах.
— Когда? Когда у нее… началось?
— Она всю неделю куксилась, плохо ела, спала. А температура подскочила в субботу… Мы раньше позвонить не могли — сами только приехали.
— Спасибо. Выезжаю немедленно.
Он бросил трубку. Взгляд его упал на высокое зеркало. Он хмуро оглядел свое изображение с ног до головы. Кайфовал тут всю неделю, жил в свое удовольствие, про дочку забыл, подонок! А она там… Ждала его всю неделю, а когда он не приехал, не выдержала, заболела…
Павел забежал на кухню, выключил кофеварку и помчался в спальню, одеваться.
— Ва-ау! — сладко потягиваясь, произнесла Таня. — Куда намылился, Большой Брат?
— Нюточка болела. Куплю лекарство, отвезу ей. Кофе готов, — сухо сказал он, натягивая брюки.
— Нюточка… — Таня замолчала. — Что ж. Когда ждать тебя?
— Сегодня к вечеру. Или завтра.
На Садовой много аптек. Павлу повезло: уже во второй из них нему вручили коробку с ампулами.
