Жан-Кристоф Гранже - Полет аистов
Мдиае поднялся на локте.
— К какому еще доктору? — усмехнулся он. — Я и есть доктор.
Я посмотрел на него: меня переполняло презрение. Изо рта у Мдиае вытекла длинная струйка крови. Я повернулся к его соплеменникам, созерцавшим эту мрачную картину:
— Помогите же ему, ради всего святого!
И тут Мдиае снова заговорил:
— А как же быть с соляркой?
— С какой еще соляркой?
— Нужно же покупать солярку — для больницы, чтобы было электричество.
Я швырнул ему в лицо пачку центральноафриканских франков, повернулся и ушел.
35
Уже несколько часов мы ехали по разбитой дороге, покрытой густой грязью. День клонился к закату. Тончайшая пыль сеялась, словно мелкий дождь, и оседала на ветровом стекле. Габриэль отважился задать вопрос:
— Откуда тебе известно о том деле, с белым юношей?
— Это старая история, Габриэль. Давай не будем говорить об этом. Что бы ты там ни думал, я приехал сюда, чтобы сделать репортаж о пигмеях. Это моя единственная цель.
Перед нами возникла широкая дорога с рядами хижин по бокам: поселок алмазной компании. Вдалеке справа виднелись длинные строения лесопильного завода. Габриэль притормозил. Нам наперерез сплошным потоком шли мужчины и женщины, с головы до ног покрытые красной пылью: когда они касались кузова автомобиля, слышался тихий шелест. Меня совершенно утомили и яркие цвета, и яркие ощущения.
В конце деревни я увидел бетонные постройки. Габриэль пояснил: «Раньше тут была лечебница сестры Паскаль. Ты можешь сегодня здесь переночевать, а завтра утром пойти в лес».
В небольших домиках, напоминавших блокгаузы, стояли походные кровати, отделанные пластиком и покрытые свисающими до пола москитными сетками, — вполне приличное место для ночевки. Дальше красная тропинка уходила в глубь джунглей и в конце концов упиралась в сплошную стену деревьев. Видно было только начало дороги, терявшейся в бесконечном лесу.
Габриэль с несколькими помощниками выгрузил снаряжение. А я тем временем изучал карту, подаренную Бонафе. Напрасный труд. Туда, куда я хотел попасть, не вела ни одна дорога, ни одна тропинка. Поселок алмазной компании был последним обозначенным населенным пунктом, а за ним на пятьсот, а то и более километров на юг простиралась лесная чащоба. Поселок у лесопилки словно балансировал на самом краешке зеленой пропасти.
Внезапно я поднял глаза. Вокруг нас стояли странные люди, ростом не более полутора метров. Они были одеты в жалкие лохмотья, в грязные футболки, рваные рубашки. Их светлая кожа отливала карамелью, а лица сияли ласковыми улыбками. Габриэль угостил их сигаретами. Они радостно засмеялись. «Большой черный» объяснил мне: «Хозяин, это люди из племени ака, пигмеи. Они живут недалеко отсюда, в деревне Зумья, в шалашах».
К нам подошли несколько женщин. У них были голые груди, круглые животы, а талию опоясывали повязки из листьев или ткани. Они несли за спиной своих детишек и хохотали еще громче, чем мужчины. В свою очередь, они охотно взяли сигареты и с удовольствием закурили. У всех женщин были очень короткие волосы, подстриженные удивительно изысканно. У одной на затылке красовался рисунок в форме зубьев пилы. У другой вдоль висков шли две бороздки, а брови были выщипаны в виде пунктирных линий. На их коже я рассмотрел отметины — шрамы причудливых очертаний: дуги, сложные рисунки или простые фигуры. Одна деталь привела меня в ужас: у всех пигмеев зубы были обточены и заострены на конце.
Габриэль представил мне своего двоюродного брата по имени Бекес: ему предстояло проводить меня до Зоко. Это был высокий, тонкий как тростинка парень в спортивном костюме фирмы «Адидас» и темных очках, которые он, судя по всему, никогда не снимал. Он казался невозмутимо спокойным. Одарив меня широкой улыбкой, он назначил мне встречу на следующее утро, в семь часов, — и больше не изрек ни слова.
Габриэль пошел за мной. Он сообщил мне, что хочет поужинать «в кругу семьи», в поселке алмазной компании. Я попросил его вернуться за мной сюда же, в лечебницу, ровно через неделю. Он кивнул, подмигнул мне и пожелал удачи. Когда я услышал шум отъезжающего «Пежо», внутри у меня все похолодело.
Вскоре совсем стемнело. Какая-то женщина приготовила ужин. Я поглотил свою порцию маниоки — сероватой клейкой массы, отдававшей экскрементами, и решил отправиться спать в лечебницу. Было еще рано, когда я залез в свой спальный мешок. Вытаращив глаза, я ждал, когда придет сон. Пройдет всего несколько часов, и я узнаю, что такое джунгли. «Великий лес». Признаться, в тот вечер впервые за все время моих приключений я почувствовал страх. Такой же навязчивый, как глухие скрипучие голоса незнакомых мне лесных тварей, приветствовавших меня из чащи.
36
На следующее утро Бекес появился ровно в семь. Мы вместе выпили чаю. Его запас французских слов был невелик, он постоянно делал паузы и задумчиво произносил: «Ну, хорошо…» А вот джунгли юга страны он знал превосходно. Он сказал, что дорога, расчищенная бульдозерами лесопильного завода, уходит в лес всего примерно на километр. Дальше нам предстояло идти по узеньким тропкам. Следуя определенным маршрутом, мы сможем добраться до Зоко за три дня. Я согласно кивал, не имея ни малейшего представления о том, каким непростым будет этот марафон.
Собралась вся команда. Бекес нанял пятерых пигмеев нести провизию и снаряжение. Эти оборванные маленькие человечки курили и улыбались и, казалось, были готовы идти с нами хоть на край света. Кроме того, Бекес взял с нами повариху Тину, умопомрачительно красивую девушку из племени мбака. Она шла в обвивавшем ее стан бубу, покачивая бедрами и неся на голове огромный котелок: она сложила в него кухонные принадлежности и свои пожитки. Тина смеялась не переставая. Видимо, экспедиция приводила ее в восторг.
Я угостил своих спутников сигаретами и в общих чертах рассказал о предстоящем путешествии. Бекес переводил мою речь на санго. Я говорил только о Зоко и ни единым словом не упомянул о своих дальнейших планах. Я решил в одиночку добраться от деревни пигмеев до прииска Отто Кифера, расположенного в нескольких километрах к юго-востоку. Я не один раз повторил, что наша экспедиция продлится не более недели, и посмотрел на латеритовую дорогу. Красная ленточка уходила в бесконечность, терялась в чудовищном переплетении деревьев и лиан. Итак, наша команда тронулась в путь.
Джунгли показались мне настоящим царством мертвых, где бок о бок существовали неистребимая жажда жизни и ее полная противоположность. Источенные червями пни, рухнувшие деревья, запахи разложения представлялись мне последними всплесками бьющей через край жизни. Мы находились в джунглях, и это значило, что вокруг нас постоянно что-то умирало, витали запахи тоски, а мхи и болота окутывала печаль. Порой невесть откуда пробивалось солнце. От его брызг буйная масса листьев и лиан мигом пробуждалась и старалась подставить под солнечные лучи свое тело, жаждущее света. И тогда лес превращался в диковинный питомник, где все росло так неудержимо, так торопливо, что мне казалось, будто я это слышу.
Тем не менее атмосфера джунглей не тяготила меня. Лес представлялся мне огромным, волнующимся, безбрежным морем. Какая-то непостижимая свобода правила всеми этими высокими стволами, оплетенными лианами, всеми этими висящими в воздухе растениями и мириадами листьев, всем этим гигантским кружевным миром, порой чем-то похожим на наши европейские леса. Несмотря на оглушительный гомон и множество деревьев, лес казался широким открытым пространством. Обманчивое впечатление. Здесь каждый миллиметр почвы был кем-нибудь заселен. Здесь повсюду копошились и сталкивались друг с другом всевозможные живые существа.
По словам Бекеса, каждое животное занимало здесь свою нишу. Прогалина, образовавшаяся при падении дерева, служила пристанищем для диких свиней. В непролазном подлеске, заплетенном лианами, жили антилопы. А на полянах, над которыми смыкался лесной свод, вили гнезда и целыми днями пели птицы: им был не страшен дождь.
Иногда, слыша скрежет или свист, выделявшийся из общего хора, я спрашивал: «Бекес, кто это кричит?» Он какое-то время раздумывал, потом отвечал:
— Это муравей.
— Муравей?
— У него крылья и клюв, и он может ходить по воде. — И пожимал плечами. — Да, это муравей.
У Бекеса были особые представления об экваториальном лесе. Как и все мбака, он считал, что джунгли населены духами, мощными и невидимыми силами, таинственным образом связанными с животными. Впрочем, африканцы и о самих животных говорили не так, как европейцы. По их мнению, звери — существа, по меньшей мере равные людям, их надо бояться и уважать, потому что они якобы способны испытывать неведомые нам ощущения и обладают властью над иными мирами. Так, например, о Горилле Бекес говорил почти шепотом, «чтобы ее не обидеть», а о Пантере рассказывал, что она может прийти вечером и одним взглядом разбить стекло лампы.
