Александр Варго - Дом в овраге
Я немного поспал, потом меня разбудила Маша. Она принесла поднос с едой, и у меня рот заполнился слюной при виде котлет и поджаристой картошки. Салат из свежих овощей, приправленный сметаной, и стакан апельсинового сока добили меня окончательно, но все же я не притронулся к подносу, когда Маша просунула его мне.
– Ешь, Арч, не бойся, – с усмешкой сказала девушка.
– Неужели ты думаешь, что после арбуза я буду есть то, что принесла ТЫ? – сглотнув слюну, задал я вопрос, и она засмеялась.
– Дурачок. Я ничего туда не клала, Арч. А впрочем, не хочешь, не ешь.
Я раздумывал ровно секунду, и вот мои руки помимо моей воли тянулись к вожделенной тарелке с дымящейся котлетой.
Маша с улыбкой наблюдала, как я ем. Наверное, так смотрит любящая жена на своего мужа, когда тот вернулся после работы. Лишь с той разницей, что в моей ситуации «муж» сидит под замком, а «жена» выряжена в клоунский костюм и методично пытает друзей «мужа».
– Ты знаешь, когда я несла эту тарелку мимо Ларисы, она заплакала, – сказала вдруг Маша. – Наверное, она заметила стакан с соком.
Я замер с набитым ртом.
– Ты...
– Я кормила ее. Селедкой. Наверное, она хочет пить.
– Зачем ты это делаешь?
Маша пожала плечами.
– Просто так.
Она вытащила из кармана зеркальце и стала обновлять грим.
– Что ты сделала с ребятами? – спросил я. Есть что-то расхотелось.
– С кем именно?
– Вообще.
Маша убрала зеркальце и поправила резинку, на которой держался красный нос.
– Герасим болтается вниз головой. Алекса я немного отхлестала плетью. Ничего, ему не повредит.
– Что дальше? – срывающимся голосом спросил я.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – хихикнула Маша. – Узнаешь. Между прочим, что ты так печешься о своих дружках? Неужели тебя не интересует, что я приготовила для тебя?
Я замер. До настоящего момента мне даже не приходило в голову, что рано или поздно очередь дойдет и до меня, и только от одной мысли, что меня будут пытать, меня всего затрясло.
– Ну-ну, Артурчик, – успокаивающе сказала Маша. – Это будет еще не скоро. Но зато это будет большим сюрпризом для тебя.
– А кто там, на улице?
– Так, тортик один. Медовый, – отмахнулась Маша, но я ничего не понял. Что за тортик, почему медовый?
– Пришел по мою душу, с дружком. Теперь мух кормит, – добавила Маша.
Я промолчал. Едва тронутая тарелка с едой сиротливо стояла на полу. Аппетит пропал безвозвратно.
– Нас будут искать, Маша, – сказал я после длительной паузы.
– Я знаю. Вас УЖЕ ищут. Только, милый мой, пока вас разыщут, пройдет как минимум пара дней, а мне этого вполне достаточно.
– Ты не боишься? – вырвалось у меня. – Ты понимаешь, что больна? Может, есть смысл прекратить это?
Она снова засмеялась:
– Ты знаешь, твой друг тоже все время твердил как заведенный: «Прекрати, пожалуйста, прекрати!»
– Какой друг? – вздрогнул я.
– Кирилл. Будто у тебя много друзей? – удивленно сказала Маша.
– Где он?! Что ты с ним сделала?! – закричал я, вцепившись в прутья решетки.
– Ничего. Просто посадила на качели. Вы ведь виделись там, внизу, – сказала Маша, и я оцепенел.
– Как?.. как на качели? – Я едва ворочал языком.
– Очень просто, прибила его к спинке. Да ты не парься, Арч. Он был бесперспективным, этот твой Кирилл. Скажем так, расходный материал. И узнай он о смерти Ани, рано или поздно повесился бы.
Я был раздавлен. Кирилл мертв? И хотя где-то глубоко внутри я готовил себя к его смерти, слова этой ведьмы выбили и без того жалкие остатки почвы у меня из-под ног.
– Я хочу, чтобы ты умерла, – шепнул я, отцепляя руки от решетки. Они больше не тряслись, и это было даже странно.
– Это произойдет, Артур. И очень скоро, могу тебя обрадовать, – серьезно сказала Маша. Она вздохнула и взялась за ручку двери. – Твои друзья не признаются, Арч.
– В чем? – тупо спросил я, глядя куда-то в стену. Мне казалось, что я сейчас блевану, несмотря на то что блевать было особенно нечем.
– Кто ходил тогда возле колодца. Когда я была внизу. Они говорят, что это не они. Но я-то знаю, что там точно был кто-то из вас.
Глаза Маши были похожи на изумрудные штыки:
– Это точно не ты?
Знали бы вы, какого труда мне стоило выдержать этот взгляд. Такое ощущение, что кто-то невидимый проник в твой организм и сканирует его, выдавая нужную информацию на принтере.
– Нет, – сухо ответил я. – Убирайся отсюда. Меня тошнит от тебя.
– Не забудь покушать, – ласково сказала Маша, открывая дверь. – Остынет.
– Пошла ты!!! – завизжал я, но Маша уже вышла. Я бессильно опустился на пол и заплакал.
* * *Гарик уже не кричал – сил на это не было. Он просто глухо выл, как умирающий зверь, попавший в яму. Обрадованные кровососы снова жадно копошились на его теле, вгрызаясь все глубже и глубже в плоть. Они залезали в уши, в ноздри, в рот, он пытался спасти глаза, крепко зажмуриваясь, но, похоже, какая-то мерзость добралась до его левого глаза.
Он чувствовал, что в доме что-то происходит. Теперь крики слышались все чаще и чаще, голос был женским, иногда кричал мужчина. Гарик не знал, радоваться ему или сожалеть. С одной стороны, клоун занят, истязая кого-то другого. А возможно (хотя надежда на это была слишком мала), расправляются как раз с этим наряженным психом. В таком случае, если клоуна обезвредят, его, может, спасут. А может, и нет.
«Никто тебя не спасет, кретин», – сказал он про себя.
Съешь его.
Съешь труп. СЪЕЕЕЕЕШЬ!
Из потрескавшихся губ мужчины вырвался клекот, в котором уже не было ничего человеческого. Собравшись с последними силами, он стал тянуть на себя руку, пытаясь освободить кисть трупа от проволоки, которой он был прикручен к качелям. От напряжения открылись запекшиеся ранки, Гарик стонал, но тянул, невзирая на боль. На какой-то миг ему даже показалось, что у него стало получаться... или это уже галлюцинации, ведь это невозможно, особенно в его состоянии...
Внезапно его всего тряхнуло, и он едва удержался на ногах, по инерции качнувшись влево. Гарик приоткрыл глаза – перед лицом была рука клоуна. Перчатка в некоторых местах лопнула, сквозь дыры торчали пальцы с отслаивающимся эпидермисом и ногтями. Господи, он сделал это.
Гарик мрачно усмехнулся. Разъяренная боль куда-то ушла, уползла, оставив вместо себя лишь какое-то ноющее онемение во всем теле.
Да, он обязательно попробует мертвечинку. Потому что другого выхода у него нет. В доме снова кто-то завопил, и Гарик принялся обкусывать плоть с руки трупа.
«Мясо, вареное мясо», – твердил он себе безостановочно, чтобы его не вырвало. Изредка он приоткрывал веки, чтобы видеть плоды своего труда. Только так, и не иначе. Только так он сможет освободиться от «браслетов».
* * *Она долго не появлялась, и мне уже стало казаться, что я останусь в этих стенах навсегда. Хотя криков не стало меньше, наоборот, они стали громче. Судя по всему, пытки были в самом разгаре. Зато на улице наступила тишина, и мне даже почудилось, что я слышу стрекот сверчков. Значит, наступил вечер.
Я лег на матрац и закрыл глаза. Я пытался представить себе мать, отца, всю нашу веселую, дружную семью, то время, когда мы были вместе. Однако вместо матери воображение рисовало скелет в истлевших лохмотьях, а отец неизменно превращался в оборотня с оскаленной пастью.
Возле дверей кто-то завозился, и я подскочил. Кто там?! Неужели эта сумасшедшая стерва пришла за мной?!
Дверь открылась, и в комнату вошла Маша, держа в руках какой-то рюкзак. Она все еще была наряжена в клоунский костюм, но грима на ее лице не было. Я со злорадством отметил, что она выглядела настоящей старухой – кожа бледная, как рыбье брюхо, под глазами обозначились глубокие круги, уголки губ опустились. Боже, и я мог влюбиться в нее?!
Маша скинула рюкзак и начала снимать с себя маскарад. Движения ее были вялыми, какими-то заторможенными, будто она делала это все во сне.
– Что с ребятами? – отважился я задать вопрос.
– Герасима уже нет, – буднично ответила она, скидывая огромные башмаки с налипшей травой. – Алекс тоже доходит.
– Ты убила Геру? – спросил я, чувствуя, что мои глаза влажнеют.
Маша помотала головой:
– Я предоставила им выбор. Лариса хотела пить. Я вскрыла вену на шее Геры, а ей дала медикаменты. У нее было два варианта – спасти своего жениха или утолить жажду кровью. Она выбрала второе.
Я, не мигая, смотрел на переодевающуюся девушку.
– Он бы мог выжить. Но все вышло так, как вышло, – продолжала Маша. – Он умер от потери крови.
– Что с Ларисой? – спросил я, не узнавая свой голос, он напоминал хрип больного пса.
– Я сделала ей трепанацию черепа. Попрактиковалась, скажем так.
С этими словами Маша сунула руку в рюкзак и вытащила целлофановый пакет, в котором лежало что-то полукруглое, красное. Она вытащила предмет из пакета и швырнула его в мою сторону. Это «что-то» закрутилось возле клетки и остановилось, покачиваясь, как папье-маше.
