Кровь отверженных - Слотер Карин

– Привет, – сказала Сара с лукавой улыбкой на губах.

Джеффри онемел. Он смотрел на нее, не отрываясь. Волнистые волосы распущены по плечам. Шелковое черное платье струилось по телу, подчеркивая соблазнительные изгибы. В длинном боковом разрезе мелькнула нога. На Саре были туфли на высоких каблуках, и Джеффри захотелось поймать и лизнуть ее гладкую ногу.

Она взяла его за руку, ввела в дом. Джеффри остановил ее в коридоре и притянул к себе. Высокие каблуки добавляли ей три дюйма роста. Сара оперлась рукой на его плечо и сбросила туфли. Теперь их глаза были на одном уровне.

– Так лучше? – спросила она.

Он не ответил, и она коснулась губами его рта. Он держал глаза открытыми так долго, как мог: смотрел, как она его целует. Рот ее был нежным, он чувствовал вкус шоколада и вина, выпитого ею.

Не отрывая от нее глаз, Джеффри закрыл за собой дверь. Такой красивой он ее еще не видел, несмотря на повязку на лбу.

– Я не хочу говорить о том, как провела день. О твоем дне тоже не хочу слышать.

Он мог только кивнуть.

Сара взялась рукой за стену и озадаченно на него взглянула:

– Уж не утащила ли кошка твой язычок?

Джеффри прижал руку к груди, стараясь выразить свои чувства.

– Иногда, – начал он, – я забываю, насколько ты хороша, и, когда вижу тебя…

Он замолчал, пытаясь отыскать нужные слова.

– У меня просто перехватывает дыхание.

Она недоверчиво вскинула бровь.

– Я люблю тебя, Сара, – сказал он и сделал шаг ей навстречу. – Я очень тебя люблю.

Она сдержала улыбку, и он любил ее за это еще больше. Джеффри всегда знал, что Сара с трудом принимала комплименты.

– Насколько я поняла, тебе понравилось платье.

– Оно мне понравилось бы еще больше, если бы очутилось на полу.

Сара отодвинулась от стены, завела руки за спину и что-то сделала. Под платьем у нее ничего не было, и, когда оно упало вниз, она оказалась перед ним совершенно нагая.

Джеффри сам испугался собственной страсти, опустился на колени и целовал ее, пока у нее не подкосились ноги.

Среда

12

Лена услышала во сне стук молотка, заколачивающего гвоздь. Повернувшись в кровати, почти ожидала увидеть прибитую к полу собственную руку, но оказалось, что это Хэнк колотит по дверным петлям.

Лена уселась на постели и завопила:

– Какого черта?

– Я говорил, что отныне все переменится, – сказал Хэнк, продолжая лупить по штырю, на котором держалась петля.

– Господи помилуй! – воскликнула Лена и зажала уши, чтобы не слышать громкого стука.

Глянула на часы на туалетном столике.

– Еще и шести нет! – закричала она. – А на работу мне сегодня надо только в девять.

– Хорошо, у нас уйма времени, – заметил Хэнк, выбив штырь.

– Ты что же, снимаешь мою дверь? – поразилась Лена и натянула простыню до подбородка, хотя на ней была толстая футболка и такие же штаны. – Что ты о себе вообразил?

Хэнк оставил этот вопрос без внимания и принялся за верхнюю петлю.

– Прекрати! – приказала Лена и встала с кровати, завернувшись в простыню.

Хэнк продолжал стучать.

– С сегодняшнего дня все переменится, – объявил он.

– Что именно?

Он сунул руку в задний карман и вытащил сложенный листок бумаги.

– Читай, – сказал он и протянул ей записку.

Лена развернула листок, но не могла сосредоточиться на тексте. Ей припомнились подростковые годы. Хэнку не нравился мальчик, с которым Лена встречалась. Он заколотил окна ее спальни, чтобы она ночью не выскакивала на улицу. Тогда она сказала, что он нарушает правила пожарной безопасности, а Хэнк ответил, что лучше пусть она сгорит живьем, чем будет встречаться с таким мерзавцем.

Лена попыталась отобрать молоток у Хэнка, но не могла справиться.

– Я не ребенок, черт побери!

– Ты мой ребенок, – сказал Хэнк, выбил последний штырь, и дверь свалилась на пол. – Я носил тебя на этих руках, – сказал он и, бросив молоток, продемонстрировал ей свои руки. – Я укачивал тебя по ночам, когда ты ревела. Я готовил тебе ленч, когда ты ходила в школу. Давал деньги, чтобы ты заплатила за дом.

– Я вернула тебе все до последнего пенни.

– Ну а это воспринимай как проценты, – он взялся за дверь и поднял ее с тяжким стоном.

Она с недоумением смотрела на то, как дядя вынес дверь в коридор.

– Зачем ты это делаешь? – заканючила Лена. – Прекрати, Хэнк.

– В доме больше не должно быть секретов, – пробормотал он и с трудом приставил дверь к стене.

Обернулся к ней и сказал:

– Я устанавливаю здесь законы, детка.

– Я не собираюсь ничего выполнять! – воскликнула она и швырнула в него листок.

– Попробуй только! – возразил он и на лету поймал бумажку. – Ты будешь ежедневно выполнять каждый пункт этого списка, или я обращусь к твоему боссу. Что скажешь?

– Не угрожай мне, – сказала она и пошла за ним в спальню.

– Если хочешь, можешь рассматривать это как угрозу, – сказал Хэнк и открыл один из ящиков ее комода.

Он перерыл ее белье, с шумом захлопнул ящик и открыл следующий.

– Что ты делаешь?

– Вот, – сказал он и вытащил шорты и футболку. – Надень это. Через пять минут я жду тебя внизу.

Лена только сейчас заметила, что на Хэнке не всегдашние джинсы и пестрая гавайская рубашка, а белая футболка с рекламой пива на груди и шорты, такие новые, что на них сохранились складки от фабричной упаковки. Новехонькие кроссовки и белые носки, длиной почти до колена. Лена несколько раз моргнула, прежде чем разглядела, где заканчиваются его белые ноги и начинаются носки.

– Зачем мне идти вниз? – Лена скрестила на груди руки.

– Побежим.

– Ты собираешься со мной бегать? – спросила она, не веря своим ушам.

Она считала, что Хэнк сошел бы за старца в инвалидном кресле. Он даже до почтового ящика идти ленился.

– Через пять минут, – бросил он и вышел из комнаты.

– Ублюдок, – проворчала Лена, раздумывая, идти за ним или нет.

Она так рассвирепела, что не могла сделать выбор, однако в конце концов сняла пижамные брюки и надела шорты.

– Паршивый пес, – бормотала она, натягивая футболку.

Выбора у нее не было, это-то и выводило ее из себя. Если Хэнк расскажет Джеффри хотя бы половину из того, что он знал о поведении племянницы, Лене не поздоровится.

Она бросила взгляд на составленный дядей список. Он начинался с «ежедневных физических упражнений» и заканчивался «нормальной едой на завтрак, ленч и ужин».

Она вспомнила все известные ей ругательства – не зря же десять лет работала в полиции – и обрушила их на Хэнка. Затем надела кроссовки и спустилась вниз.

Лена сидела в кабинете Джеффри, глядя на настенные часы. Он опаздывал на десять минут. Лена не помнила, чтобы это когда-нибудь с ним случалось. Она порадовалась, что его пока нет, потому что хотелось посидеть и прийти в себя после утренней пробежки с Хэнком. Он оказался крепким стариком – опередил ее с первого же шага. Лена вынуждена была признать, что упрямство, должно быть, передалось ей от дяди. Как только он что-то вбивал себе в голову, ничто не могло его остановить. Даже когда Лена тормозила, чувствуя, что легкие вот-вот взорвутся, а мышцы вконец ослабеют, он бежал на месте, сердито сжав губы. Поджидал, когда она снова стартует.

– Привет, – сказал Джеффри, ворвавшись в кабинет; галстук болтался на шее, пиджак висел на руке.

– Привет!

Лена поднялась со стула.

Он жестом пригласил ее сесть.

– Извини за опоздание, – сказал он. – Пробки.

– Где? – спросила Лена, потому что пробки в городе были только возле школы, да и то в определенные часы.

Джеффри не ответил. Уселся за стол, одной рукой застегнул воротник. Лена готова была поклясться, что у него на шее красное пятно.

– Не слышно ли чего о Лэйси? – спросила она.

– Нет, – сказал он, завязывая галстук. – По пути сюда я говорил с Дейвом Файном. У него есть записи разговоров с Марком.