Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение (с иллюстрациями)
Я видела своего врага – умное, симпатичное мне лицо, поднятые брови, усмешка. И это лицо двоилось: то один человек, то другой. Я пыталась примерить свои мысли к обоим. Вот некто открывает мой альбом, видит гравюру с наклонившимися пальмами, улыбается: палочки для еды – оружие? Любопытно. А все прочее – вопрос не таких уж больших денег.
Но откуда у тебя эти деньги, и вообще зачем ты все это делаешь? – спрашивала я сначала одного, потом другого. Оба не отвечали.
Поскольку я давно уже поняла, что мне поможет только полная глупость и неожиданность действий, я быстро пронеслась вдоль Эспланады до полицейского управления. Приблизилась к неизменному сикху у входа, спросила моего дорогого друга Тамби Джошуа. И получила ответ, что он ненадолго отъехал домой.
Домой? Почему бы и нет. Даже и лучше.
Дорога до Рангун-стрит неподалеку от Бирма-роуд заняла у меня пятнадцать минут. Я провожала нервным взглядом проезжавшие мимо велосипеды, рикши и редкие автомобили, выискивая в них темное, тонкое, застывшее лицо Тамби (другой дорогой он возвращаться, скорее всего, не мог).
Доехав до конца Рангун-стрит, я остановилась. Кампунг Серани: здесь начинались бунгало таких, как я – не англичан, не китайцев или индийцев, а «прочих». Домик Тамби, тамильского христианина, стоял в отдалении от остальных, я хорошо его знала – и совершенно не ожидала того, что там увидела.
Дом кишел народом. Причем народом, совершенно ничем не взволнованным, не суетящимся. Видно было, что эти люди поселились тут давно и всерьез, чуть ли не на газоне, устроив себе и хозяину настоящую «маленькую Индию». Вот темнокожие собратья Тамби – тамилы, непонятно и неважно какой веры, целых четверо, сидят на корточках у каменных столбов входа. Какие-то женщины развешивают мокрые тряпки на веревках, протянутых во дворе. Одинокий сикх-охранник, не глядя ни на кого, курит короткую трубку под банановыми листьями в нескольких ярдах от дома с видом человека, который только что отоспался после бессонной ночи и постепенно возвращается к жизни. Между ставней на втором этаже мелькают еще какие-то головы.
Дом Тамби Джошуа был превращен в крепость с гарнизоном, обмануть бдительность которого просто невозможно: слишком велик.
Инспектор полиции, который боится?
Я улыбнулась знающей улыбкой. На самом же деле я не понимала ничего, кроме того, что разгадка близко, очень близко.
И повернула обратно, в старый город, на Чулиа-стрит, размышляя, где сейчас живет Магда. Скорее всего, в «Чун Кинге», который «на самом деле», по словам знатока диалектов Тони, был «Чунцином». В «Ен Кенг» по соседству, как я понимала, она не перебиралась уже давно. Ну, а время сейчас было как раз такое, чтобы найти ее именно там, в комнате за задернутыми от полуденного жара занавесками.
Махнув рукой знакомому портье, я пошла вверх по темной, твердого дерева лестнице. Забыв постучать, открыла дверь. И мгновенно ее захлопнула.
С красным лицом начала спускаться по той же лестнице, а потом, поскольку ноги меня держали не очень хорошо, присела на подушки раттанового кресла под летаргическим вентилятором.
Потому что первое, что я увидела в комнате – это белые, в веснушках, немного повисшие и этим до странности взволновавшие меня ягодицы Магды.
Она стояла, чуть раздвинув ноги в черных, выше колена, сапогах; я успела заметить поросль темно-медных волос на фоне белевшей между ее расставленных ног простыни.
– А! – с азартом сказала она, поднимая над головой черный хлыст.
– О… – послышался счастливый стон с кровати, там, где виднелись тощие согнутые голые ноги и чуть провисающий живот Тони.
Раздался громкий шлепок, но меня у двери уже не было.
Подставив лицо вентилятору, я попыталась отогнать совсем некстати пришедшие воспоминания.
Мускулистые руки, очень, очень медленно раздевающие меня, глупо мурлычащую. Испанское горбоносое лицо с усиками, улыбка. Лос-Анджелес.
Мой голос: «Я старомодная девушка, поэтому у тебя сейчас будет маленькое препятствие. Но это только один раз, больше оно нам не будет мешать никогда».
Какое там, к черту, препятствие – я его и не заметила, боли не было никакой, только детский восторг: я доставила радость своему возлюбленному, вот он морщится и жмурится, усики топорщатся, он говорит «а-ах» и тяжело дышит, утыкаясь этим невообразимо красивым лицом в мое плечо. Я приподнимаю ладонями его лицо, вижу – он улыбается, и целую эту улыбку, опять и опять.
Да если бы через пару дней после этого он сам достал такой же бич, как у Магды, и начал стегать меня – я бы терпела сколько угодно, лишь бы еще и еще раз услышать это его «ах». Мой прекрасный, мой нежный, мой сильный – первый мужчина в моей жизни.
А через несколько недель – голос несравненного адвоката, обращающегося к своей секретарше: «Делла, как бы нам назвать этот случай в нашей практике – дело восемнадцать раз женатого? Нет, лучше – дело влюбленной наследницы. Госпожа де Соза, от некоторых иллюзий лучше избавляться сразу – иначе пришлось бы избавиться от очень больших денег».
И другой голос, с испанским «р», в зале суда, на прощание: «Да, и еще кое-что: тебе надо, что ли, поездить полгода на велосипеде – слишком мягкие бедра, не мой вкус».
Мой бывший супруг. Или – мой супруг, которого как бы никогда не было, раз уж брак признан недействительным, деньги мои остались в неприкосновенности, и судья поставил на этом точку ударом своего молотка.
– Ну, мы тебя не очень смутили? – раздался голос Магды, которая, оказывается, уже некоторое время сидела, завернутая в халат, в кресле напротив. – Не вижу большой проблемы постегать немножко своего мужчину – не так уж часто приходится трудиться в последнее время. К сожалению. Прости, дорогая. А когда кто-нибудь в процессе еще и вкатывается в дверь – так это у некоторых вызывает просто восторг. Так что ты как раз ускорила события… Ну, не буду, не буду. Что случилось? Филиппинцы устроили бунт? Хлыст могу взять с собой, в футляре для саксофона.
– Нет, Магда, – наконец смогла что-то произнести я. – Мне нужен Стайн. Ну, ты же привела его тогда ко мне. Вы общаетесь, верно?
– Ну, клуб пловцов «Танджун Бунга», да, конечно, – рассеянно кивнула она.
– Вот. Может быть, ты его попросишь посмотреть в библиотеках тех клубов, которые ему доступны, включая библиотеку полиции, одну книгу. И не саму книгу, а формуляры. Там написаны фамилии людей, которые брали эту книгу. Мне нужны эти фамилии. Ему стоит только приказать какому-нибудь констеблю составить список. Соври что-нибудь, что угодно, скажи, что это поможет мне… помочь ему. Я помню его предложение и скоро сделаю все, что ему надо – но сначала формуляры. И придумай, где бы нам с ним встретиться так, чтобы не помешали.
У рта Магды, с чуть размазанной помадой, появились складки. Бледные веснушки обозначились чуть яснее. Я поняла это так, что Маг-да думает и при этом почему-то волнуется.
Думала она долго. И ответила неожиданно:
– Дорогая моя, ты не очень огорчишься, если я скажу свое резкое «нет»? Да, ты огорчишься. Да, я понимаю, что не следует мне осложнять отношения с тобой. И я хорошо вижу, как для тебя это важно. Но мне просто придется отказаться, по весьма серьезным причинам. Потом я тебе все расскажу, но сейчас – никак. Мне очень жаль, дорогая.
– Ничего, – вяло сказала я и пошла вон. Магда жалостно смотрела на меня, подперев острый подбородок костлявыми кулаками.
На Чулия-стрит я поняла, что не могу сесть в седло – упаду. Прошла несколько шагов рядом с велосипедом.
У меня уже не мягкие бедра.
Но, несмотря на это достижение, я в глухом тупике. И даже лучшие друзья двинуться дальше мне просто не дают. От меня шарахаются. Я не великий сыщик, я никто.
Двоящееся лицо врага промелькнуло в моей памяти. А если я ошибаюсь – и есть какое-то еще, третье лицо? И что мне делать, если я не могу дальше сделать и шага вперед?
Уличный торговец едой широким жестом пригласил меня к своей тележке. Пуллер рикши, глупейшим образом не желая замечать мой велосипед, подогнал ко мне свою колесную повозку, призывно откидывая ее кожаную занавеску. И не желал отвязываться. Нет уж, не дождешься, близко я тебя не подпущу – особенно сейчас и особенно в безлюдном месте.
Я начинала закипать бессильной яростью – такой, в которой Элистер разгрохал рикшу о каменную колонну. Что, как мне сообщили, было даже занесено в протокол.
И тут мой взгляд упал на маленькую табличку.
Начищенную, сверкающую табличку на передней панели рикши, там, куда пассажир ставит ноги.
На табличке виднелись цифры номера. Номера рикши.
Я мысленно ахнула, села на велосипед и поехала к Бич-стрит (пуллер, к счастью, отстал).
Как же все просто. Убитый в своей комнате Корки уже неделю как сделал бы все, что тут требовалось.
Вот я и снова птица, я лечу на жертву, мои перья зловеще отливают металлом. Жаль, потому что жертва – наверняка на редкость симпатичный мне человек. Если бы этот человек не убивал.
