Брюнония Барри - Читающая кружево
Потом, в один прекрасный день, Мэй заглянула ко мне как ни в чем не бывало и сказала, что приняла решение: мне следует жить у Евы.
— Можешь вернуться сюда летом, если захочешь, но сейчас ты должна жить в Салеме. Когда Бизер приедет на каникулы, ему тоже лучше остаться в городе, с тобой.
Вот так спокойно она избавилась от детей. Как будто Мэй вдруг вспомнила, что однажды уже так поступила, когда внезапно у нее родились сразу две девочки: тогда она предпочла одну отдать. Она собрала мои вещи, и я оказалась у Евы, прежде чем успела понять, что случилось. Мэй сказала Еве, что приедет, как только похолодает, и бабушка поверила. Но только не я.
Через неделю Бизер прислал нам письмо. Он решил вернуться домой и пойти в обыкновенную школу вместе со своим другом Джей-Джеем. Тон письма был бодрый, но я всегда умела читать между строк. Брат беспокоился о матери, как и я. Ева немедленно написала ответ, сказав, что это плохая идея и что, даже если он вернется в Салем, ничего не получится. Ла Либерти жили в другом округе, поэтому Бизер все равно не смог бы учиться вместе с Джей-Джеем. Ева заверила его, что у нас все хорошо и что ему надлежит оставаться там, где он сейчас находится.
Она записала меня в школу Пингри. В конце концов, туда уже внесли плату за Линдли. Места в школьном автобусе не нашлось, поэтому бабушка наняла водителя, который возил меня в школу каждый день. Когда я первый раз туда отправилась, разразился ураган. В полдень нас эвакуировали из школы. Мой водитель едва успел вернуться в Салем, как ему пришлось ехать обратно, чтобы забрать меня и привезти домой. Остаток дня я провела на смотровой площадке, переживая за Мэй. Я понятия не имела, знает ли мать о приближении урагана. На острове радио слушали мы с Бизером, но не Мэй. Я попыталась послать ей сигнал бедствия азбукой Морзе, но шел такой сильный дождь, что свет в окне не было видно даже с Зимнего острова, не говоря уже о Салеме. Я стояла на смотровой площадке, пока Ева не заставила меня спуститься. Она сказала, что Мэй приедет со дня надень. Ева в этом не сомневалась.
В школе я держалась особняком. К началу ноября большинство рыбаков перестали выходить в море, но Мэй так и не приехала. Чтобы я отвлеклась, Ева сделала меня официанткой в своем кафе и записала в школу танцев. В ноябре я получила приглашение на бал в Гамильтон-Холл. Раньше я неизменно выбрасывала эти открытки, и сейчас сделала то же самое, но Ева отыскала приглашение в мусорном ведре и вместо меня ответила согласием. Два дня подряд я не видела свет в окне Мэй и не спускалась со смотровой площадки. И тогда Ева решила, что с нее хватит. Она наняла лодочника и отправилась на остров за Мэй — точно так же, как ездила за Линдли, — и вновь вернулась одна. Ева явно была расстроена, но не хотела меня тревожить. Это случилось в День ветеранов — я запомнила, потому что в школе не было занятий.
— Она и не собиралась сюда, — сказала я, зная, что Мэй скорее откажется от детей, чем покинет остров.
— Все не так просто, — возразила Ева, пытаясь прочесть мои мысли.
— А по-моему, проще некуда.
— Господи, София, имей хоть каплю сострадания.
— Знакомая история. — Я была так взволнована, что не могла усидеть на месте.
— Что ты имеешь в виду?
— Точно так же Мэй поступила с Линдли.
— А при чем тут Линдли? — Ева проговорила это медленно, будто пытаясь понять, много ли я знаю.
— Сначала мать отказалась от Линдли, а теперь от нас с Бизером.
— О чем ты говоришь? — Ева пристально взглянула на меня.
— О том, как живет Линдли! О том, что с ней делает Кэл! — Меня охватила дрожь, когда я вспомнила тот ужасный вечер в доме Бойнтонов. — Ничего этого бы не произошло, если бы Мэй не отдала дочь Эмме. Все знают, как Кэл обращается с Линдли! — Я зарыдала в голос.
— Все будет хорошо. — Ева обняла меня.
Но я не понимала, каким образом.
Ева отвезла меня к бостонскому психологу. Мне прописали мягкий антидепрессант. Ева надеялась, что я поговорю с врачом, но я не сумела.
— Расскажи о своей сестре, — попросил он.
Но я не смогла. Можно было поговорить о Линдли с Евой, но постороннему такое не рассказывают. После шести сеансов я отказалась продолжать.
Тогда Ева дала мне работу — помогать ей на уроках танцев. Она пыталась постоянно занимать меня делом. Еще она ожидала, что я пойду на бал в Гамильтон-Холл и буду вести себя как настоящая леди. Это тоже было частью плана. Я научилась танцевать с самыми неуклюжими партнерами. Ева купила мне длинные перчатки, которые закрывали руки выше локтей, научила снимать их за ужином и есть цыпленка в сливочном соусе за переполненным столом, не двигая локтями и не роняя горох на вечернее платье. Когда я спросила, что делать, если на ужин подадут что-нибудь помимо цыпленка, Ева рассмеялась и сказала — мол, так не бывает.
За пару недель до бала я получила приглашение от одной девочки из школы Пингри: она предлагала отправиться на празднество всем вместе в микроавтобусе, который для такого случая наняли ее родители. Мы были почти незнакомы, и я помнила о ней лишь то, что она изрядно задается и постоянно ввертывает неприличные словечки — просто чтобы шокировать окружающих. Я высказала Еве, что, по-моему, это глупо: автобус отправлялся из Беверли-Фармс, а до Гамильтон-Холла можно было дойти пешком от нашего дома. Ева возразила, что я ничего не понимаю. Мне пришлось письменно ответить согласием на «любезное предложение», а потом Ева приказала водителю отвезти меня в Беверли-Фармс, чтобы я могла поехать в Гамильтон-Холл в вонючем, битком набитом автобусе.
Бал оказался не так уж плох, хотя и старомоден. Каждая девушка входила в зал сопровождаемая двумя кавалерами. Одним из моих компаньонов был знакомый парень из марблхедского яхт-клуба «Плеон». Каждый раз, когда оркестр делал паузу, музыканты бросали в публику фетровые шляпы с названием группы, вышитым на полях. Мальчики ловили их и дарили девушкам. Музыку они терпеть не могли, но шляпы им нравились. Ребята боролись за них и высоко прыгали, будто играли в бейсбол.
Во время одного из перерывов кто-то спрятал дирижерскую палочку, и танцы прекратились — старшие искали пропажу и допрашивали молодежь. Мальчики, в том числе оба моих спутника, отправились на улицу курить, и я решила к ним присоединиться, поскольку в зале свирепствовала подлинная инквизиция. Мы зашли в парк, что через улицу, и какой-то парень в вышитом поясе, закурив, принялся расспрашивать меня о Кэле и его успехах в Сан-Диего.
До сих пор никто не вспоминал о том, что мы родня. Мальчишки-яхтсмены считали Кэла героем и старались походить на него.
— Он лучший моряк на свете, — сказал парень. — И богатый. Господи, да у него есть целый остров.
— Остров принадлежит не ему, а моей матери, — возразила я сердито.
— Какая разница?
— Я видела фотографии Кэла в газете, — мечтательно вздохнула одна из девушек. — Он похож на Пола Ньюмена.
Я начала напрягаться.
— Нам еще долго здесь стоять? — дрожа от холода, спросил кто-то.
— Пока не найдут преступника, — подмигнул мне парень в вышитом поясе.
— Значит, у нас есть время, — сказал тип из яхт-клуба, вытащил из кармана пиджака серебристую фляжку и пустил по кругу.
— Я пойду домой, — пробормотала я.
— Что?
— Да брось.
— Ты не можешь уйти. Автобус придет только в одиннадцать.
— Я не собираюсь ждать до одиннадцати часов. До моего дома всего шесть кварталов.
— Может, устроим вечеринку у Таунер? — предложил кто-то из парней.
— Я живу с бабушкой.
Девушки взглянули на меня.
— Как насчет вечеринки дома у бабушки Таунер?
— Ева уже спит.
— Это неподходящее место для вечеринки, — сказала одна из девушек.
— Точно. Ева Уитни спит с учебником по этикету.
— Прошу прощения, — изогнул бровь парень в вышитом поясе. — Ты хочешь сказать, что ее бабушка еще с кем-то спит?!
Девушка захихикала, будто это была самая смешная шутка на свете.
Я ушла, прежде чем они успели придумать очередной план с моим участием. На полпути вниз по улице я вспомнила, что забыла в зале пальто, но мне не хотелось возвращаться: я боялась, что второй раз не сумею так легко отделаться. Вместо этого я натянула перчатки повыше, чтобы закрыть голые руки. Сворачивая за угол, услышала звуки оркестра и увидела, что ребята возвращаются в зал.
Когда дошла до дома, у Евы еще горел свет, поэтому я просто побрела дальше. Я начала всерьез злиться на Мэй за то, что она вынудила меня жить здесь и ходить на балы. И за то, что Бизер уехал из дому навсегда. Что его ждет после пансиона? Подготовительные курсы, потом колледж? Он уехал, пропал для нас. Я начала осознавать, как много переменилось и так быстро. Скорее всего мы никогда уже не будем жить на острове все вместе. В мгновение ока мир изменился, и никто не в силах вернуть прошлое. Линдли уехала, брат тоже. А Мэй в депрессии или сошла с ума. Или ей просто наплевать.
