Лоренсо Сильва - Нетерпеливый алхимик
— Я жду вас снаружи.
Пита воспринял мои вопросы с таким спокойствием, словно заполнял анкету послепродажного обслуживания, подсунутую ему владельцем автомобильного салона. Мы получили четкие краткие ответы, которые почти совпадали с мнением Давилы, однако благоприятный отзыв Питы имел для нас несравнимо большее значение. Попытки начальника составить объективное мнение о подчиненном часто сталкиваются с методичным противодействием последнего, дабы преподнести себя в лучшем свете и тем самым защититься от нападок того, чьи приказы он исполняет. В какой-то момент мне показалось, будто Пита намеренно уклоняется от критической оценки Тринидада ради уважения к памяти покойного или из-за боязни нарушить установленные на станции правила. Однако вряд ли за его умолчанием скрывалась важная информация. Когда я спросил, не замечал ли он чего-нибудь необычного в поведении Солера за последние месяцы, он неожиданно ошарашил нас лаконичным, но чрезвычайно значимым для дальнейшего хода следствия заявлением:
— Ему часто звонили.
— Из города или по внутренней связи? — поинтересовался я.
— Чаще из города.
— На телефон станции или на его сотовый?
— На сотовый. — Он засмеялся. — Забавно, но у Тринидада их было два: один предоставила администрация, а другой он купил сам, года полтора назад. Я в шутку окрестил его Малышом Билли[77] — у того, если вы видели фильм, на обеих ляжках висело по мобильному, хотя по сравнению с ними телефон Тринидада выглядел сущей безделицей — какая-то финтифлюшка размером с зажигалку.
— Так вы не можете сказать, кто ему звонил? — спросила Чаморро.
— Правда, не могу, — сказал Пита, виновато сморщившись. — Постойте, сейчас припоминаю, что ему звонили сюда, в отдел. Женщина. Это продолжалось целый месяц, и она замучила меня просьбами подозвать к телефону Тринидада. Ее имя вертится у меня на кончике языка. Ага! Патриция. Ее зовут Патриция.
Мы с Чаморро переглянулись. Моя помощница оказалась проворнее и зачастила:
— Патриция, а дальше?
— Только Патриция. Она не называла фамилию.
— Он вам когда-нибудь о ней рассказывал?
— Никогда, — уверенно ответил Пита. — Похоже, ему не очень нравилась ее настойчивость. Не спрашивайте, почему, но когда я передавал ему очередное сообщение, он хмурился или делал озабоченное лицо.
— Когда начались звонки? — встрял я, улучив момент.
— В начале года, — прикинул он. — Не берусь сказать точнее.
Мне представилось, как бы развернулись события, если бы мы узнали о Патриции в апреле. Мы бы тут же локализировали ее звонки — тогда это было проще простого — и не только не закрыли дело, а, напротив, вовремя придали бы ему правильное направление. Только самонадеянный кретин, сказал я себе, ограничивается разговорами с начальниками, понимая, сколько притворства и лжи содержится в тех откровениях, которые они выслушивают. Ни для кого не секрет, что правда доходит до вышестоящих ушей если не в искаженном, то в сильно измочаленном виде.
Мы закончили разговор, и Давила в сопровождении Питы повел нас по станции. Мы пробежались по гигантскому залу электрооборудования, затем быстро осмотрели зал управления, напоминавший рубку звездолета из «Космической одиссеи, 2001 год».[78] Что нас заинтересовало всерьез и даже внушило трепетный страх, так это помещение с ядерным реактором — так называемая «контролируемая зона», где незримо витала тень Тринидада Солера, в чьи обязанности входило предотвращение повышенной радиационной опасности. Туда не пускали без специальной одежды и дозиметра. Давила объяснил его назначение:
— Дозиметр служит для измерения уровня радиации. Не волнуйтесь, — успокоил он нас, увидев, какую мину состроила Чаморро. — Доза ничтожно мало и не превышает одного микрозиверта. Для наглядности могу привести пример: она в пятьдесят раз меньше того облучения, какое мы получаем при рентгеноскопии грудной клетки.
В раздевалке была только одна кабинка, и Чаморро пошла первой. Вскоре она появилась перед нами затянутая в оранжевый комбинезон, слишком узкий для ее фигуры. Пита моментально просек округлые выпуклости на теле Чаморро, отсалютовав ей блеском загоревшихся глаз. Моя помощница покраснела и принялась остервенело, но безрезультатно растягивать эластичную ткань на груди и бедрах Все, подумал я, теперь Пита от нас не отстанет: для него Чаморро была нежданной завлекалочкой, чтобы потащиться за нами через всю станцию по уже обрыднувшему маршруту, меж тем как для меня — серьезным испытанием, которому уже не в первый раз подвергалась моя стойкость. Давила ничего не заметил.
Мы одолели еще несколько турникетов и дверей, пока не очутились в сердце огромной белой сферы. Несмотря на размеры, в ней ощущалась гнетущая стесненность и было жарко. На платформе, куда мы поднялись, располагались три одинаковые установки высотой с целый дом, покрашенные в такой же белый цвет, и бассейн, сиявший девственно чистой голубизной. Тут же, как нам объяснили, находился и сам реактор. Мы подошли поближе. У бассейна, в нескольких метрах от того места, где происходила ядерная реакция, сидели два оператора, на вид иностранцы, и о чем-то тихо переговаривались, используя для отдыха кратковременный перерыв в работе. Их голоса заглушал ровный гул, не очень сильный, но довольный, чтобы скрадывать отчетливость произносимых слов. Если бы мы не знали, что операторы расположились прямо над активной зоной, в которой, пытаясь высвободиться, бурлила и клокотала неизмеримо опасная сила, то могли бы принять их за нежившихся на солнышке туристов.
Давила вел себя с прежней настороженностью, однако Пита вполне разделял спокойное равнодушие операторов. Он старался держаться рядом с Чаморро и объяснял ей, что к чему, а та не оставляла безнадежных попыток растянуть облегающую ткань комбинезона. Для Питы, как и для Тринидада Солера, обстановка была обыденной. Мои мысли опять переключились на покойного. Я попытался представить себе его лицо, представить его движения, когда он находился в этом помещении, похожем на величественный древний храм в ультрасовременном исполнении. Бассейн пересекал перекидной мостик. Нас пригласили подняться, что мы и сделали, не спуская глаз с неподвижной воды.
— А что там, на дне? — спросила Чаморро, разглядев какие-то темные предметы наподобие прямоугольных металлических блоков.
— Отработанное топливо, — сказал Давила и тут же пояснил: — Урановые стержни, сгоревшие в реакторе.
— Да они же радиоактивные!
— Еще какие, — вмешался Пита.
— А тут наверху, не опасно? Ведь нас разделяет только слой воды, — встревожился я.
— Он равен почти семнадцати метрам, хотя по виду не скажешь, — успокаивал нас Давила. — Защищает лучше всякого свинцового блиндажа.
— А почему вода такая голубая? — осведомилась Чаморро.
— Она не голубая, — улыбнулся Давила. — Так кажется. Эффект голубизны создают отделанные легированной сталью стенки бассейна.
— Всех почему-то завораживает этот цвет, — опять вмешался Пита. — Даже тех, кому он до чертиков надоел. Вот и Тринидада тоже. Он подолгу смотрел вниз, на радиоактивное топливо. И не переставал изумляться тому, что можно спокойно созерцать красоту, заключающую в себе страшную разрушительную силу, от которой тебя отделяет лишь слой прозрачной голубой воды.
Мы, как водится, помянули покойного минутой молчания: Пита слегка нахмурил брови, а Давила устремил отрешенный взгляд на дно бассейна. Налюбовавшись вволю диковинными сооружениями, мы покинули контролируемую зону, вернули оранжевые комбинезоны в раздевалку и простились с Питой. Давила провел нас обратно через турникеты и проводил до выхода. Потом вдруг решил пройти еще несколько метров по направлению к нашей машине. Меня немного насторожило его нежелание с нами расставаться. Похоже, начальника эксплуатационного отдела мучили какие-то сомнения.
— Сержант, я хочу еще раз удостовериться, — решился он. — Обещание, что вы дали вчера по телефону, действительно серьезно?
— Разумеется, серьезно, — ответил я.
Давила все еще колебался. Потом твердо заявил:
— В таком случае чувство долга обязывает меня открыть вам нечто очень важное. Неделю назад в ходе плановой проверки были выявлены расхождения в учете радиоактивных материалов определенного типа. Мы несколько раз сверяли данные, но обнаруживали все те же расхождения. Короче говоря, проверка показала: кто-то из работников вынес часть отработанного топлива за пределы станции. Разумеется, утечка не спровоцирует всемирной катастрофы, но она чрезвычайно опасна для тех, кто будет находиться в непосредственной близости от источника заражения. Поэтому вчера мы сообщили об инциденте в Комитет по ядерной безопасности. Однако проблема в другом. — Давила тяжело вздохнул. — Эти материалы находятся в бесконтрольном обороте уже больше года. Предпринятое нами внутреннее расследование выявило факт подделки учетных карточек. И хотя все это нуждается в подтверждении, должен вам сообщить, что доступ к учетным карточкам имел единственный человек на станции — Тринидад Солер.
