Лайза Скоттолайн - Навлекая беду
Нужно наконец сделать выбор. Мэт оставил на ее мобильнике два сообщения с просьбой остаться у него. Она ответила на одно из них, попросив его рассказать Бет о Кевине. По правде говоря, ей хотелось заползти в его постель, спрятаться под его длинными руками и почувствовать себя в безопасности. Могла ли она признаться хотя бы в одном из этих чувств перед остальными? Это их вообще касается? Неожиданно она обзавелась и подругами, и любовником. Мысль: как только у тебя появляется личная жизнь, жить становится тяжело.
— Я не встречаюсь с ним этим вечером, — ответила Энн. «И правильно делаю. Или, наоборот, не делаю». — Я обучаема. Молода, но обучаема.
Бенни осталась довольна.
— Наилучшее решение из возможных. Еще немножко — и ты бы вылетела из адвокатуры. Учишься, девочка.
Энн поклонилась.
— Тогда где мне провести эту ночь? Я же не могу остаться у тебя, Бенни. Мне придется забрать оттуда Мэла — пока твой нос не взорвался. Наверное, стоит поискать гостиницу.
— Там небезопасно. — Вновь воодушевленная Мэри поднялась со стула. — Я знаю одно потрясающее место, где тебя можно спрятать и ты будешь в целости и сохранности! Наша явочная квартира!
Бенни тоже обрадовалась:
— Великолепная идея! Почему я об этом не подумала?
Джуди вскочила на ноги и захлопала в ладоши:
— Лучше не придумаешь!
Энн была озадачена.
— Куда мы поедем? Что еще за явочная квартира?
— Увидишь, — сказала Мэри. — Только нужно переодеться. А то убьют.
«И это называется безопасность?» — подумала Энн, но тут подошла Мэри и взяла ее за руку.
24
Энн и Мэри добрались до этого приземистого дома уже в темноте. Дом находился на юге Филадельфии, в выстроенном из красного кирпича «муравейнике». Они открыли дверь-сетку, на которой висела потемневшая от времени металлическая буква «Д» (вся в завитках). Вита и Мариано Динунцио бросились к ним, обнимая, целуя, клокоча и воркуя, будто пара старых голубей. Энн едва успела поставить коробку из-под бумаги с находящимся в ней Мэлом у потертого дивана. На подоконнике торчала пожелтевшая пластмассовая фигурка святой Марии, смотревшая на улицу сквозь перекрестье двух крошечных флагов: американского и итальянского.
— Заходите, девочки! Заходите! — приговаривал отец Мэри. Он схватил дочь, прижал ее к себе, словно Папа-Медведь,[41] и раскачивался с ней взад-вперед. — Ах, как я люблю свою крошку!
Коротенький, лысый, лет семидесяти с хвостиком, в белой футболке, темных широких шортах с черным ремнем, который был вроде и ни к чему — разве только в пару к черным же шлепанцам. Отец обнимал Мэри и радостно улыбался; его карие глаза за бифокальными очками в стальной оправе казались растопленным шоколадом.
— Наша детка пришла домой! Наша девочка! Вита, посмотри, вот наша детка — она дома!
Однако крошечная мамаша прижимала к себе Энн и трепала ее по щеке своей сухой ладонью, от которой исходил легкий запах лука.
— Так это ты — Анна? Che bellissima! Какая красивая девушка! Куда красивей собственной фотографии!
Миссис Динунцио было примерно столько же, сколько мужу, но в отличие от него ее английский «благоухал» итальянским акцентом.
— Мадонна миа, Мэтти! У нее лицо ангела! Посмотри! Лицо ангела!
— Ой! Ах! Спасибо…
У Энн тут же поднялось настроение, сил стало хоть отбавляй, и она улыбалась не переставая. Ей даже новое имя понравилось. Здорово познакомиться с людьми, закатывающими вечеринку лишь потому, что ты появилась в дверях! Давно ей не было так хорошо — лет эдак двадцать восемь. Мысль: хочу быть итальянкой.
— Такая красавица, прямо грех! Господи, прости!
Сильные очки увеличивали небольшие карие глаза миссис Динунцио. Седые редеющие волосы были зачесаны назад, уложены в затейливую прическу и закрыты розовой сеткой. Нити сетки висели сзади. На Динунцио был цветастый халат и длинный, такой же цветастый, фартук. Однако Энн не собиралась играть в копа-кутюрье. Она была слишком занята объятиями. Вдыхала приятный, немного странный запах: смесь лака для волос и базилика. Миссис Динунцио перестала трепать ее по щеке и отступила назад, любуясь.
— Ну прям как из кино! Будто актриса в фильме или по телевизору! Посмотри, Мэтти, она…
— Красавица, согласен! — признался мистер Динунцио, не отпуская Мэри. Двое Динунцио говорили, не слушая друг друга, и никто не сердился. — Принцесса, вот она кто! Мы о ней позаботимся. Мы о них обеих позаботимся.
— В моем доме никто не будет обижен! — сказала миссис Динунцио, уставившись на Энн заблестевшими глазами. Мэри рассказала родителям о положении, в каком оказалась Энн, и миссис Динунцио просто плакала. На какую-то долю секунды в увеличенных оптикой глазах пожилой женщины мелькнуло что-то еще — и исчезло. — Боже упаси! Ты останешься у нас, и все будет хорошо!
Дрожа от сочувствия, придавшего сил ее небольшому телу, она крепко сжала Энн.
— Спасибо, — опять сказала Энн, и это прозвучало по-идиотски, однако Динунцио будто не слышала. Ее глаза мгновенно потемнели, лоб под сеткой прорезали морщины: пожилая женщина пришла в бешенство.
— Ты тоже работаешь у Бендетты Росато! Это ведьма, она нехорошая! — Миссис Динунцио погрозила узловатым пальцем. По дороге Мэри рассказала Энн, что у ее матери артрит, которым ее наградили годы шитья абажуров в подвале этого дома, в котором она выросла. Отец Мэри укладывал плитку. И оба ненавидели Бенни. — Сколько от нее бед! Оружие! Сумасшедшие! Бендетта Росато, все она! Она не заботится о Мэри! Или о тебе! Она не…
— Мама! Пожалуйста, не начинай! — Мэри выскользнула из отцовских объятий и обхватила мать рукой. — Не будем злиться на Бенни, ладно? Как я уже сказала по телефону, Энн может лечь у меня в комнате, на кровати Анджи…
— Да ладно, ладно… Разберемся. — Миссис Динунцио опять потрепала Энн по щеке, и ее гнев неожиданно прошел — словно гроза летом. — Постель готова. Чистые полотенца, чистые простыни, белье — все тебя ждет. Сначала поедим, а потом в постель. Добро пожаловать, Анна!
— Спасибо. — «Уже в четвертый раз? А что еще говорить таким замечательным людям?» — Мэри вам рассказывала? У меня еще кот…
— Отлично, кот! Люблю котов!
Миссис Динунцио разглядывала, что у Энн за спиной, а мистер Динунцио уже с шарканьем подошел к коробке и открыл верхние створки. Мэл высунул голову и издал обиженное «мяу». Все рассмеялись. Миссис Динунцио хлопнула в ладоши, потом в восхищении их сжала:
— Мадонна миа! Какой прелестный кот!
— Очаровательный котик!
Мистер Динунцио вынул Мэла из коробки. Задние лапы кота неловко висели, пока мужчина не взял их и не прижал Мэла к груди.
— Вита, посмотри, какой милый кот!
Мэл мяукал, работая под Кота Обожаемого. Мистер Динунцио широко ухмылялся, показывая аккуратный зубной протез:
— Видишь, Вита? Мы ему нравимся.
— Милый кот, ему здесь нравится! — улыбалась миссис Динунцио; ее голова совсем чуть-чуть тряслась. — Добро пожаловать, Аннин Кот!
Мистер Динунцио поцеловал Мэла в поросшую гладкой шерстью голову и взглянул на Энн:
— Как его зовут?
Энн ответила, и Динунцио нахмурился, наморщив при этом чуть не полголовы. На минуту ей показалось, что он не расслышал. Мэри рассказывала Энн, что теперь отец пользуется слуховым аппаратом, который приютился в его закрытых волосами ушах.
— Мэл? — переспросил он. — Разве это подходящее имя для котика, Анна? Никогда не слыхал, чтобы котов называли человеческими именами, вроде Джо. Или Джека.
Он не осуждал — в его тоне слышалось замешательство, которое теперь разделяла и Энн.
— Не я его так назвала. Я взяла его с этим именем из приюта. — Энн улыбнулась. — Имя немного дурацкое, теперь и мне так кажется.
— Не против, если мы будем называть его «Аннин Кот»?
Энн рассмеялась. Их с Мэлом вдруг переименовали.
— Дело ваше.
— Пошли, Вита. Дадим Анниному Коту немного молока. — Мистер Динунцио вышел из гостиной с Мэлом на руках.
— Проходите, девочки. Анна, проходите и поешьте чего-нибудь. Мэри, ты ела?
— Нет еще. Накормите нас. Мы уж пять минут здесь стоим. — Мэри потащила маму прочь из комнаты. — Мама, в чем дело? Ты меня разлюбила?
— Отстань! — ответила та, мягко усмехнувшись. Она повернулась и схватила Энн за руку. Они прошли сквозь затемненную гостиную и оказались в маленькой, залитой светом кухне, где было жарко от кипящего кофе и дымящегося томатного соуса. Миссис Динунцио направилась прямиком к плите и стала размешивать соус растрескавшейся деревянной ложкой. Энн подошла поближе.
— Вам помочь, миссис Динунцио? — спросила она, вдохнув аромат. Великолепие готовящихся томатов с чесноком заставило ее осознать, насколько она голодна. Энн не могла припомнить, когда она ела в последний раз, и она никогда не готовила так дома. Томатный соус был густо-красный, с угадывающимися под поверхностью фрикадельками; он кипел, а деревянная ложка вновь и вновь бережно его помешивала. Энн пыталась на глаз определить рецепт, который был явно впитан хозяйкой с молоком матери.
