Джек Кертис - Слава
Зазвонил телефон, и одновременно птица начала хлопать крыльями; звуки накладывались один на другой, усиливая друг друга. Грудь Лауры словно сжали железные обручи, дыхание с присвистом вырывалось из легких высоким истеричным диссонансом.
Лаура, я скоро буду у тебя...
* * *Фил Мэйхью посмотрел, как на ринг взбирается очередная пара боксеров, потом перевел взгляд на Дикона и Архангела, которые наклонились друг к другу, точно конспираторы. Ему очень хотелось рассмеяться – он знал, что это нервное. С того места, где он сидел, все выглядело погано. Он пришел в зал заранее и видел, как появился Дикон, а потом – Архангел. Он отметил спокойствие Дикона – минимум движений, даже когда Архангел сел рядом с ним. Напряженная сосредоточенность сапера, разминирующего бомбу. Мэйхью остро ощущал свою близость к эпицентру возможного взрыва. Архангел прикинул в уме ставки и сказал:
– Тебе не приходило в голову, что я мог приказать тебя убить вне зависимости от того, что произойдет здесь?
– Мне пришло в голову, что ты мог попытаться, – ответил Дикон. – Итак, кто нанял Джексона?
* * *Лаура открыла дверь и вышла из дома. Там, куда не достигал свет из окон, темнота сгущалась и становилась почти осязаемой, она душила девушку, словно паутина. Лаура пошла на шум прибоя, спотыкаясь о заросли песчаного тростника. Она, будто лунатик, вытянула вперед руки, боясь того, чего не могла видеть. Начинался прилив, и ветер гнал к берегу барашки. Лаура слышала тихий шелест отползающих волн, сопровождаемый мертвым молчанием, потом – снова шипение, заканчивающееся глухим рычанием разбивающейся о берег волны. Она не знала, как далеко еще до берега. Сначала она искала дорожку, но теперь было непонятно, как ей поможет дорожка. Десять шагов сюда, двенадцать – обратно. Девушка не понимала, куда и зачем идет. Хотя ее глаза были широко открыты, она ничего не видела, будто слепая, и только ощущала похожие на трепещущий флаг порывы ветра на лице.
Не помня себя, Лаура подошла к морю и вошла в воду. Волна сбила ее с ног и накрыла с головой. Тяжело дыша, она выползла из пенного потока. Огни домика показались ей единственным спасением, и она устремилась к ним, подобно путнику, преодолевающему последние шаги долгой дороги.
Птица в дымоходе отчаянно билась за свою свободу. Телефон снова зазвонил. Раздался голос: Лаура...
* * *Архангел поставил «дипломат» на пол.
– Человек по имени Бакстон, – сказал он.
Дикон испустил тихий вздох.
– Менеджер банка?
– Да.
– Джексон был программистом?
– Да.
– Зачем он был им нужен?
– Я не спрашивал.
– Попробуй ответить еще раз.
– Он изменил программу. Кое-что добавил.
– О'кей. Как?
– Я не...
– Я спрашиваю, не как он это сделал, а для чего он ее изменил? Зачем?
– Он слегка подправил обменную ставку некоторых валют в пользу банка.
Итак, ему удалось установить главное: Архангел говорит правду.
– Кому это выгодно?
– Я же сказал – банку.
– Кому в конечном счете шли деньги?
– Я не знаю.
– Надеюсь, ты захватил с собой зубную щетку: сегодня ты не будешь ночевать дома.
– Я не могу рассказать, потому что не знаю. Джексон тоже не знал. Они не сказали ему, поэтому он не мог сказать мне. Зачем бы они стали говорить? Он оператор. Они платят мне, я плачу ему. Пойми же, наконец!
– Я могу и не поверить тебе.
– В любом случае, это все, что я знаю.
Дикон ему поверил.
– Теперь можешь идти, Маркус, – сказал он.
Выступающие на ринге тяжеловесы начали бой в темпе и, кажется, вовсе не собирались соблюдать дистанцию. Рев толпы почти заглушил позволение Дикона.
– Почему ты отдал их ему? – Архангел замолчал, ему пришла в голову другая мысль. – Почему не захотел сторговаться со мной?
– Я доверяю ему, – ответил Дикон, – и не доверяю тебе.
Архангел кивнул.
– Теперь можешь мне поверить: погляди через плечо – сейчас я буду далеко отсюда. – И вставая, добавил: – Запомни это хорошенько.
* * *Всю ночь птица слабела. Всю ночь звонил телефон. Некуда идти.
Лаура передозировала вентолин. Тахикардия повторяла симптомы ее страха – порочный круг. Она скорчилась на полу, чувствуя, как бешено бьется сердце в грудной клетке, и прислушиваясь к крикам умирающей птицы.
Теперь крылья бились реже и слабее, хотя изредка птица собирала остатки энергии и отчаянно колотилась несколько секунд. После таких приступов наступало долгое затишье, потом – снова приступ, уже слабее.
Всю ночь отчаянные усилия птицы отзывались эхом в ее пульсе, сначала быстром, потом ослабевшем. Пару раз она засыпала помимо своей воли, ее истощение дошло до предела. Каждый раз ее будил телефонный звонок.
Лаура... Я совсем рядом... почти за дверью... почти здесь. Я вижу огни в доме... Я вижу дверь... Лаура... я хочу... хочу...
Некуда идти. Умирающая птица бьет крыльями, звонит телефон – сужающийся с каждым часом круг страха сдавливал ей легкие. Она чувствовала себя так, будто ей в горло засунули деревянную затычку с крошечным отверстием для дыхания. Безумие оставаться внутри, безумие идти наружу, безумие включать свет, безумие прятаться в темноте. Безумие двигаться – и безумие сидеть неподвижно.
В мертвый час перед самым рассветом крылья перестали биться – птица ждала смерти. Лаура тоже ждала, глядя на дверь. Для нее было бы почти облегчением увидеть, как она открывается, подчиниться моменту, покорно отдаться в его руки.
Лаура... я хочу... хочу...
Она ждала, как ребенок, широко открыв глаза и затаив дыхание. Она ждала, как невеста ждет жениха.
Глава 31
Дикон вздремнул часа два и выехал рано. Припарковавшись недалеко от своего домика, он нажал на гудок и вышел из машины. Было без чего-то восемь, и солнце еще не поднялось; пляж оставался в тени, зато море маслянисто поблескивало. Дикон сошел с дороги в высокую траву и по отлогому спуску направился к дому. В тени трава была еще мокрой от росы. Он ожидал, что Лаура выйдет ему навстречу, но, с другой стороны, понимал, что она могла еще не проснуться.
Дом был пуст. Сначала это его не слишком насторожило – возможно, она вышла погулять с утра пораньше. Однако постель была не смята, потом на глаза ему попались сломанный нож и царапины на обшивке камина.
Снаружи слышались только крики морских птиц и тихий шелест волн. Дикон позвал ее и подождал. Тишина. Крикнув еще пару раз, он обошел вокруг дома и направился по песчаной бровке к дорожке, ведущей на пляж. Поднявшись наверх, Джон оглянулся и увидел ее, вернее даже не ее, а силуэт человеческой фигуры, безмолвно сидящей к нему спиной у границы прибоя. Он устремился вниз, увязая в теплом песке, а когда она не ответила на его оклик, – побежал, шлепая ногами по сверкающей от отраженного солнца воде. Лаура сидела, слегка наклонившись вперед и опершись на руку, ее ноги были испачканы в тине.
– Лаура! – позвал он.
* * *Лаура рассказала ему о событиях прошлой ночи, не поворачиваясь к нему и пряча глаза, когда он сел рядом с ней и положил ей на спину руку, будто желая защитить ее от опасностей. Она на это не отреагировала. Упорно глядя на море, она говорила монотонно, без всякого выражения, иногда обрывая фразу, когда не могла произнести ее на одном дыхании, – так обычно делают дети. Когда рассказ был закончен, он сказал:
– Прости. Я больше не оставлю тебя одну, обещаю тебе. – Спустя довольно долгое время он добавил: – Нам надо ехать, Лаура.
Она не двинулась с места.
Солнце палило нещадно. Начинался отлив. Дикон поднял ее, и она склонилась ему на плечо, как жертва автокатастрофы, едва держащаяся на ногах. Он ощущал ее дрожь; из-за слабости она не могла ни рыдать, ни забиться в истерике. Они дошли до машины, где он взял монтировку, а потом вернулись в дом. Используя камень в качестве молотка, Джон вскрыл камин меньше чем за пять минут.
Это был черный дрозд, весь истрепанный, как старая перчатка; одно крыло было все еще вытянуто, словно в полете, а другое – согнуто и сломано. Смерть затянула белой поволокой его глаза. Дикон вынес его из дома и выкинул в кусты, потом запер дверь и пошел с Лаурой к машине. Пока они ехали по узкой грунтовке, ведущей от дома к шоссе, она начала клевать носом. Уже через милю она крепко спала.
Спустя два часа Дикон съехал с шоссе. Он медлил со въездом в Лондон: ему не хотелось говорить о деле ни в ее, ни в своей квартире. Лаура проснулась, когда они съехали с главной дороги и снова оказались на грунтовке, хотя здесь она была ровнее, чем в Корнуолле; по сторонам виднелись деревья, мирные Долины и идиллические пастбища.
– Куда мы едем? – Она огляделась, приоткрыв губы в натужной улыбке. Ее голос все еще был неживым.
– Ищем паб, чтобы поесть и выпить. – Он подробно рассказал ей то, что узнал вчера вечером от Архангела.
