Марк Биллингем - Погребённые заживо
— Отлично с ними знаком…
Дальше они, смеясь, направились вместе к комнате допросов, пройдя через дверь, которая отделяла камеру предварительного заключения от остальной тюрьмы.
«Камера» — неверное название данного места, поскольку это слово ассоциируется обычно с чем-то мрачным и сырым. Впрочем, и на номер-люкс в дорогой гостинице это место не походило. Вместо серого фабричного ковра здесь был голый бетонный пол, сами стены излучали страх, а атмосфера еще больше давила на сознание тех, кого обвиняли в совершении преступления.
Именно здесь участок становился тюрьмой.
Два дежурных сержанта, или «начальника», сидели в центре на возвышении, регистрируя прибывших, работая за компьютерами и просматривая изображения, которые поступали сюда на мониторы из камер и коридоров. «Клетка» была без задней стенки: через нее вводили сюда с заднего двора заключенных, и здесь же, если возникала необходимость, ультрафиолетом просвечивались все посторонние предметы, которые они могли пронести. Коридоры в обоих направлениях вели к двадцати семи камерам, которые располагались по кругу. Каждая камера от пола до потолка была обложена кафелем, у одной стены металлический унитаз, а вдоль противоположной стены — голубой пластиковый матрас. Двойные двери вели во внутренний дворик для прогулок, куда выводили заключенных, если, им требовалось подышать воздухом, а чаще всего — покурить.
Китсон замедлила шаг возле крошечной кухни, где дежурный тюремщик мог приготовить для заключенных чай или кофе либо разогреть одно из пяти готовых блюд в микроволновке. Ивонна понизила голос:
— К тому же, Том, у меня есть результаты экспертизы ДНК.
Торн не сразу понял, о чем она.
— Когда же ты его арестовала?
— Я позаботилась об этом заранее, вчера днем носила в лабораторию.
— Понятно… — проговорил он, все еще над чем-то размышляя.
— Разумеется, это всего лишь предварительные результаты. Пока вероятность сходства лишь на девяносто процентов с небольшим. Но это его не исключает — вот что главное!
— Однако! Могут, когда хотят. Результат за сутки!
Китсон покраснела:
— В лаборатории ко мне неплохо относятся. Сделали одолжение.
— Я в шоке! Ты заигрывала с ним?
— С ней…
— Совсем стыд потеряла! — притворно ужаснулся Торн. Он еще раз быстро пролистал документы. — Что-то я не вижу здесь этой экспертизы.
— Как я уже сказала, это всего лишь предварительные данные. Необходимо провести еще два анализа, прежде чем будут окончательные результаты.
— Все равно, ты могла бы подложить сюда предварительные. Тогда ты уж точно «прикроешь» этого Фаррелла. — Торн поднял глаза и заметил, что Китсон еще больше зарделась, но совсем не смущение было тому причиной. — Когда ты об этом «позаботилась»?
Китсон рассказала ему о вчерашнем дне. Она описала свою встречу с Адрианом Фарреллом на автобусной остановке, реакцию мальчишки на ее вопросы и то, как она соскребала его плевок с асфальта. Торн смотрел на нее, вытаращив глаза от изумления и восхищения. Потом — как же ему не хотелось приносить дурные вести! — он указал на то, что ни одна из добытых ею улик не будет принята в суде.
— У меня есть свидетель, — заявила Китсон. И она рассказала Торну о женщине в спортивном костюме, которая видела, как Фаррелл плюнул на тротуар. О женщине, которая была настолько любезна, что дала Китсон, когда той потребовалось, ватку и пластиковый пакет.
— Даже если и так…
— Ладно, послушай, я знаю, что не могу это использовать. Я возьму законный образец, как только мы оформим его за решетку. Но я просто хотела удостовериться. Неужели ты не понимаешь?
Торн вернул ей документы.
— Вероятно, тогда ты права, что не приобщила сюда результаты экспертизы ДНК, — согласился он. — Пока.
— Да, — она постучала пальцем по виску и усмехнулась. — Но приятно знать, что мозги здесь есть, верно?
— Верно, черт возьми! — сказал Торн. — Всегда приятно.
Они завернули за угол в комнату для допросов — в так называемый «бункер», где Китсон ожидал Фаррелл. Торн бросил беглый взгляд в маленькое окошко.
Китсон кивнула на еще одну комнату в дальнем углу.
— Думаешь, ты своего арестовал? Я имею в виду за похищение?
Торн задумался над ее вопросом.
— Я уже ни в чем не уверен, — признался он. — Если бы ты сейчас спросила, как меня зовут, я был бы в состоянии сообщить тебе лишь предварительные результаты.
Глава шестнадцатая
— Это другая комната, — сказал Фристоун.
Торн кивнул, как будто был поражен.
— А тебя не проведешь, да, Грант? — Он указал на красненький огонек на дальней стене и сообщил Фристоуну: если огонек горит, значит, допрос записывается на пленку и за его ходом следят другие полицейские.
— Ты необычайно популярен, — признался Торн. — Многие с нетерпением хотят поздороваться с тобой, но мы же не допустим, чтобы они набились в такую маленькую комнатушку, правда?
Донован явно хотел, чтобы его присутствие заметили раньше. Он наклонился к своему клиенту:
— И они не хотят, чтобы я заявил, что вас запугала банда огромных, сильных копов.
— Вас тоже не проведешь, да? — заметил Торн. Он секунду-другую молча смотрел на Фристоуна. — Не похоже, чтобы тебя легко было запугать.
— Нельзя поддаваться страху, верно? — ответил Фристоун.
Торн отлично понял, что имел в виду Фристоун — он очень много времени провел в качестве объекта намного более грубого унижения, чем то, которое мог выдумать Торн.
— Тебе уж точно нельзя, — согласился он.
Портер, не отрываясь, смотрела на Фристоуна с противоположного конца стола.
— Вы не слишком хорошо выглядите, — заметила она. Потом обратилась к Доновану: — Вы уверены, что ваш клиент хорошо себя чувствует?
Торн бросил взгляд на камеру, посредством которой, как ему было известно, Хигнетт и Бригсток наблюдали за ходом допроса. Он решил, что они одобрили бы этот вопрос. Портер была права, что хотела исключить на этом этапе любые случайности.
— Нет, если уж зашла об этом речь, он далеко не здоров, — ответил Донован.
Фристоун быстро закивал:
— Мне нужна граммулечка, и я буду в порядке.
Для всех присутствующих было очевидно, что именно нужно Фристоуну. Торн не знал, насколько серьезна его зависимость, «сидит» ли он на кокаине, героине или на том и другом, но в лучшем случае он принимал «допинг» часов семь-восемь назад. Еще немного — и начнется «ломка».
— Мы постараемся управиться побыстрее, а потом вызовем врача, чтобы он вас осмотрел. На самом деле только от вас зависит, как скоро это произойдет.
— За последние несколько часов моего клиента допрашивают уже в четвертый раз! — возмутился Донован. — А я еще не услышал ничего, что могло бы оправдать эти допросы.
— Очевидно, вы спали, когда он угрожал жизни ребенка.
— Не было никаких угроз…
— Когда он признался, что удерживает ребенка против его воли. Проспали?
Фристоун, который, казалось, совсем не слушает, указал на мерцающий красный огонек..
— За нами наблюдают, я прав?
— Прав, — подтвердил Торн.
— Тогда мы не можем здесь проводить встречу. Когда придет Маллен.
— Я думаю, мы бежим впереди паровоза.
— Когда он придет? Он уже едет?
— Сначала вам придется побеседовать с нами, — ответила Портер.
Торн отрицательно замотал головой:
— Нет никаких гарантий. — Он наклонил свою голову поближе к Портер. — Мы совсем ничего не обещаем. Мы вынуждены на это пойти. Да?
По выражению лица Портер Торн увидел, что она поняла. Она медленно повернулась от Торна к Фристоуну.
— Нам нужны гарантии, — заявила она.
Фристоун снова закивал, как будто это было справедливое условие. Условие, которое он с радостью готов выполнить.
— Нам необходима информация о Люке.
— А что он?
— Господи! — взревел Торн. — Догадайся с трех раз!
Он поднял руки в знак извинения под сердитым взглядом мисс Портер.
— С ним все хорошо, — сказал Фристоун.
— А как же насчет всех тех угроз, которые вы высказывали ранее? — Портер говорила тихо, чуть ли не шепотом. — Вы довольно ясно дали понять, что если мы быстро не найдем его…
— Я имел в виду большие интервалы времени: месяцы, годы.
— Ему есть чем дышать?
— Что? Я не…
— У него есть еда? Он связан?
— У него есть еда. Я оставил ему достаточно еды.
— Какой именно еды?
— Бутерброды ну и всякое разное. Знаете — все, что любят дети.
— Тебе ведь все известно о том, что любят дети, — Торн наклонился вперед. — Верно, Грант?
Фристоун открыл и опять закрыл рот.
— Минутку, — встрял Донован. — Не было ни малейшего намека…
