Питер Джеймс - Убийства в стиле action
Он миновал горящий крест, стараясь не оступиться на осыпающихся под ногами обломках. Увидел покосившийся подъемный кран, двоих мужчин в зеленых хирургических костюмах, нью-йоркского полицейского в голубой каске с шахтерской лампой и какими-то альпинистскими причиндалами, висевшими на поясе, который крошил завал автоматическим резаком.
В завале под пьяным углом торчал звездно-полосатый флаг, словно кто-то только что отвоевал это место.
Полный и абсолютный хаос. Никто никого не координирует.
Замечательно, решил Ронни.
Глянул через плечо на тянувшуюся позади нескончаемую цепочку людей-муравьев, шагнул в сторону, пропустив ее, пошел дальше. Со временем исподтишка без всякого сожаления бросил в кучу камней мобильник, раздавил ногой. Через несколько шагов вытащил из кармана бумажник, проверил, вытащил долларовые купюры, сунул в задний карман джинсов.
Оставил пять кредиток, членские карточки Королевского клуба автомобилистов, автомобильного клуба Брайтона и Хоува и, немного подумав, водительские права.
Точно не зная, можно тут курить или нет, украдкой сунул в рот сигарету, вытащил зажигалку, прикрыл ладонями вспыхнувший язычок. Однако не прикурил, а обжег бумажник по краям, швырнул в мусор, крепко притоптал.
Только потом поднес огонь к сигарете, закурил с облегчением. Докурив, наклонился, подобрал бумажник, вернулся за мобильником. Понес то и другое к импровизированному месту сбора.
– Вот что нашел, – сообщил он.
– Кидай в мешок. Туда все пойдет, – кивнула женщина из нью-йоркской полиции.
– Вдруг поможет кого-нибудь опознать, – предположил он на всякий случай.
– Затем нас здесь и поставили, – сказала женщина. – Со вторника много народу пропало. Очень много.
– Да, – кивнул Ронни. Ткнул в мешок пальцем, чтобы удостовериться. – Все сюда складывают?
– Можешь не сомневаться, все, милый. Каждую вещь. Каждую туфлю, ботинок, пряжку от ремня. Кто бы что ни нашел, сюда тащат. У любого из нас где-то здесь были родные, – добавила женщина, широким жестом указывая на руины. – У каждого жителя города здесь был кто-то из близких. Проклятье.
Ронни кивнул и пошел прочь. Все оказалось гораздо легче, чем он думал.
72
Октябрь 2007 года
– Здесь. Сразу за фонарным столбом, – сказала Эбби, снова оглядываясь через плечо. Ни Рики, ни его машины не видно. Впрочем, он мог поехать кратчайшим путем. – Если можно, давайте повернем направо, объедем вокруг квартала.
Таксист повиновался. Это был тихий жилой квартал рядом с истборнским колледжем. Эбби внимательно рассматривала припаркованные на дороге машины. К своему облегчению, нигде не заметила никаких признаков Рики.
Водитель снова вывернул на широкую улицу с краснокирпичными домами, одной стеной примыкающими друг к другу, в конце которой стоит неуместный многоквартирный панельный дом шестидесятых годов, где живет ее мать. За сорок лет соленые ветра с Ла-Манша превратили дешевую в свое время постройку в бельмо на глазу.
Таксист остановился рядом со старым «вольво». На счетчике набежало тридцать четыре фунта. Эбби протянула две бумажки по двадцать.
– Мне нужна ваша помощь. Я сейчас с вами расплачиваюсь, только чтобы вы знали, что я не мошенница. Сдачи не надо, счетчик не выключайте.
Водитель кивнул, бросив на нее встревоженный взгляд. Она снова глянула через плечо, но ни в чем не была уверена.
– Сейчас я зайду в дом, но если через пять минут не выйду – слышите, ровно через пять минут, – набирайте три девятки, вызывайте полицию. Скажите, что на меня совершено нападение.
– Хотите, могу с вами пойти?
– Нет, спасибо, не надо.
– Поссорились с другом? С мужем?
– Да. – Эбби открыла дверцу и вылезла, оглядывая улицу. – Запишите номер моего мобильника. Если увидите серый «форд-фокус», чистенький, с четырьмя дверцами, с водителем в бейсбольной кепке, сразу же мне позвоните.
Шофер мучительно долго искал авторучку, невероятно медленно записывал.
Как только дописал, Эбби метнулась к парадному, открыла своим ключом, влетела в грязный, убогий подъезд. Странно снова здесь очутиться – кажется, ничего не изменилось. Безупречно чистый, как всегда, линолеум лежит на полу с момента постройки, в те же самые металлические щели почтовых ящиков бросают те же самые рекламные листовки пиццы, готовых китайских, тайских, индийских блюд. Сильно пахнет политурой, вареными овощами.
С тревогой взглянув на ящик матери, она увидела торчавшие конверты, уже не помещавшиеся внутри. Один из них напоминал о необходимости возобновить лицензию на трансляцию телевизионных передач.
Мама всегда первым делом забирает почту. Фанатично обожает всевозможные викторины и конкурсы, выписывает кучу журналов, которые их проводят, отлично справляясь с заданиями. Благодаря ее победам Эбби в детстве часто получала подарки, даже поездки на каникулы, а добрую половину нынешнего материнского имущества составляют выигранные призы.
Почему ж она не берет почту?
С выскакивающим из груди сердцем Эбби помчалась к дверям квартиры в дальнем конце коридора. Откуда-то сверху слышался телевизор. Стукнула в дверь, отперла своим ключом, не дожидаясь ответа.
– Эй, мам!
Бубнит чей-то голос – прогноз погоды.
Громче крикнула:
– Мама!
Боже, как странно. Не была здесь больше двух лет. Понятно, как будет потрясена мать, но сейчас ее это не беспокоит.
– Эбби? – послышалось изумленное восклицание.
Она влетела в гостиную, почти не заметив запаха сырости и человеческого тела. Мама сидит на диване, худая как спичка, с обвисшими, сильно поседевшими волосами, в цветастом халате и тапках с помпонами. На коленях поднос с розочками, памятный с детства. На подносе открытая банка с рисовым пудингом. По всему полу разбросаны вырезки из газет и журналов, по выигранному телевизору «Сони» с широким экраном, установленному на специальной подставке, тоже выигранной, передают сегодняшний прогноз погоды.
Поднос упал на пол. Мать смотрела на нее как на привидение, широко вытаращив глаза.
Эбби подскочила, схватила ее в объятия.
– Как я люблю тебя, мама! До ужаса…
Всегда миниатюрная Мэри Доусон стала теперь еще меньше, как бы усохнув за два последних года. Хотя лицо по-прежнему миловидное, с прекрасными голубыми глазами, морщин гораздо больше, чем при последней встрече. Эбби тискала мать, обливаясь слезами, капавшими на немытые волосы. Пусть запах несвежий – это запах мамы.
После страшной, но милосердно быстрой смерти отца от рака простаты десять лет назад Эбби какое-то время надеялась, что мать кого-то себе найдет. Постановка диагноза развеяла надежды.
– Эбби, что случилось? – Мать вдруг усмехнулась. – Приехала для участия в семейном телешоу «Как поживаете»?
Эбби рассмеялась и, не разжимая объятий, вспомнила, как давно не смеялась.
– По-моему, его уже много лет не снимают.
– В нем призов не дают, моя милая.
Эбби снова фыркнула.
– По тебе соскучилась!
– И я по тебе, дорогая. Почему не предупредила о возвращении? Когда приехала? Если б я знала, привела бы себя в порядок.
Вдруг вспомнив про время, Эбби глянула на часы, увидела, что прошло три минуты, вскочила:
– Через секунду вернусь…
Вылетела на улицу, опасливо оглядываясь по сторонам, подбежала к такси, открыла пассажирскую дверцу.
– Еще несколько минут, но просьба та же самая. Звякните, если увидите.
– Если появится, мисс, я из него потроха выколочу.
– Просто позвоните.
Она вернулась к матери.
– Мам, я сейчас не могу объяснять. Немедленно вызову слесаря, чтоб поставил новые замки, цепочку и врезал глазок.
– Но что происходит? В чем дело?
Эбби схватила телефонный аппарат, перевернула вверх дном. Неизвестно, как выглядят жучки, но на дне не видно ничего подозрительного. И в розетке. Только можно ли точно сказать?
– Есть другой телефон?
– У тебя неприятности? Что? Рассказывай матери!
Эбби присела, подняла поднос, сходила на кухню за тряпкой, принялась собирать рассыпавшийся пудинг.
– Куплю тебе новый телефон. Мобильный. Пожалуйста, этим больше не пользуйся.
Узнала ковер, который вытирала, старый, из гостиной родительского дома в Холлингбери. Темно-красный с широкой каймой, на которой переплетаются розы зеленого, охряного, коричневого цвета, потертый. Все равно видеть его приятно. Переносишься в детство.
– Так в чем все-таки дело?
– Ни в чем. Все в порядке.
Мать покачала головой:
– Я, конечно, больная, но вовсе не дура. Ты напугана. Если сама старухе-матери не расскажешь, то кто это сделает?
– Слушайся меня, пожалуйста. У тебя есть «Желтые страницы»?
– Внизу в среднем ящике. – Мать кивнула на высокий ореховый комод.
