Рут Ренделл - Подружка невесты
— Мне оперировали простату, — сказал Джоли, приветствуя Филиппа у своего очага, состоящего из свечи и тряпья, и предлагая ему свою подушку — ярко-красный пакет «Теско», набитый газетами. — При моем образе жизни, как вы могли бы выразиться, нежелательно каждые десять минут бегать по малой нужде. Представляете, я в этой больнице чуть не умом тронулся.
— Постоянно вас мыли, да?
— Не в этом дело, начальник. Двери запертые — я этого не переношу. Нас в палате было шестеро. Днем все нормально, но на ночь двери запирают. Я как свинья потею, когда двери закрыты. Пришлось выздороветь. Пришлось, меня просто вынудили. «Вы не пойдете отсюда сразу обратно на улицу», — сказали мне они. Будто я уличная девка. Вот, мол, друг, как тебе подфартило!
Филипп дал старику пятифунтовую купюру.
— Большое спасибо, начальник. Вы порядочный человек.
С тех пор он видел Джоли еще дважды, но не рассказал Сенте ни об одной из этих встреч. Да и о чем говорить? Еще раз упрекнуть ее во лжи? Больше тут ничего нельзя сделать. Кроме того, Сента, может быть, искренне считала, что Джон Крусифер — это Джоли.
Теперь Филипп позвонил в справочную, продиктовал адрес «Уордвилл Пикчерз», и удивился, получив номер телефона. Собравшись с силами, сделав глубокий вдох, он позвонил.
— Могу я поговорить с Тиной Уэндовер?
— Она на читке. Кто ее спрашивает?
Филипп был ошеломлен. Сента сказала, что в среду читка сценария «Нетерпимости». Сегодня среда. Филипп представился.
— Не хотели бы вы поговорить с ее помощником?
Он согласился, а когда его соединили, сказал, вяло бормоча, что звонит от имени агента Сенты Пелхэм. Он правильно понял, что Сенте предложили роль в «Нетерпимости»?
— Да, совершенно верно, — помощница, казалось, была удивлена и спросила с подозрением: — А с кем именно я разговариваю?
Филипп чувствовал себя виноватым, потому что сомневался в Сенте, но тем не менее он был поражен. Такое подтверждение возродило его чувства к Сенте, помогло увидеть ее в другом свете. Не как нового человека, а как более цельную, еще более необыкновенную Сенту, более умную, более искушенную и успешную, чем он мог предполагать. Даже в эту минуту она сидит на читке. Он, конечно, не знал, что происходит на таком предварительном мероприятии, но представлял себе, как актеры и актрисы, некоторых из них он знает в лицо, сидят за длинном столом, на котором лежат листы сценария, и читают свои роли. И среди них Сента, она одна из них, она знает, как правильно себя вести, знает порядок дальнейшей работы. Она, возможно, в длинной черной юбке и серебристо-серой кофте, серебряные волосы распущены и закрывают ее плечи… С одной стороны сидит Дональд Синден, а с другой — Миранда Ричардсон. Филипп понятия не имел, снимаются ли они в этом сериале, но рядом с Сентой представил именно их.
Вдруг она стала для него более реальной, чем была прежде, — деятельным ответственным человеком, живущим в обществе. Благодаря такой прекрасной новости Филипп понял, что любит Сенту еще сильнее. Страхи отступали. Они уже выглядели невротическими подозрениями, происходящими из того, что он просто не знал таких людей, как Сента, не знал мира грез и вымысла, в котором эти люди, должно быть, неизбежно обитают, такое уж у них ремесло. К тому же они заменяют свою жизнь чем-то выдуманным, ненастоящим — или так кажется обывателям вроде него. Стоит ли удивляться тому, что и правду они понимают нетривиально, что для них правда — это что-то неясное и расплывчатое, дающее возможность для бесчисленных творческих интерпретаций.
Дома Филипп услышал из гостиной голоса — Кристин и какого-то мужчины. Он открыл дверь и увидел, что гость — Джерард Арнэм.
Видимо, Арнэм позвонил в тот же день, когда случайно встретился с Филиппом, а Кристин ничего не сказала сыну. Филипп обнаружил, что и мать тоже способна что-то скрывать. Она выглядела симпатично и молодо, и ее легко можно было принять за старшую сестру Фи. Она покрасила волосы и сделала прическу, и Филиппу пришлось признать, что мать все же недурной парикмахер. Кристин надела светлое голубое платье с белыми горошинами, такие (он каким-то образом догадался о причине) всегда нравятся мужчинам, а женщины их часто не любят: с широкой юбкой, узкой талией и большим квадратным вырезом.
Арнэм вскочил:
— Филипп! Здравствуйте! Мы уже собрались идти ужинать. Я как раз подумал, хорошо бы вас дождаться, повидаться.
Когда они обменивались рукопожатиями, Филипп увидел перед глазами ту женщину, которая вышла из дома Арнэма и обвинила его в том, что он ехал слишком быстро. Надо предупредить мать о существовании этой женщины, как бы ни огорчала его такая перспектива. Но не сейчас, сейчас нельзя. А еще Филипп вспомнил, что наверху, у него в шкафу, стоит Флора.
— Можно выпить по бокалу хереса, Фил, — Кристин произнесла эти слова так, будто это будет очень смелым поступком.
Филипп сходил за хересом, принес бокалы. Разговор завязался, но довольно неловкий, ни на чем подолгу они не останавливались. До прихода Филиппа Арнэм, по-видимому, отчитался Кристин о том, как подобрал новый дом и как переехал. Он и теперь вернулся к этой теме, а Кристин жадно слушала подробности. Филипп не придал этому большого значения. Он вновь поймал себя на том, что взвешивает шансы Арнэма как потенциального мужа матери. И ему показалось, что та женщина, которая сбежала но лестнице, услышав звук его тормозов, была печальна. Неужели они с Арнэмом не поладили? Они собирались расстаться?
Он смотрел, как Кристин и Арнэм идут по дорожке к калитке, и махнул матери на прощание. Машина Арнэма стояла на противоположной стороне улицы, вот почему он не заметил ее, когда приехал.
Арнэм помог Кристин сесть в машину вполне утонченно и старомодно, и Филипп почувствовал, что если бы не летнее тепло и духота, то захотелось бы укрыть колени пледом. Невозможно удержаться и не представлять Кристин как миссис Арнэм, живущую в Чигвелле в доме с садом, где растет боярышник. Возможно, женщина, которую он видел, сестра Арнэма или экономка.
У него будет право уйти. Ничто не может воспрепятствовать его с Сентой переезду в квартиру на последнем этаже в доме на Тарзус-стрит. Филипп думал об этом, когда ехал по холму Шут-Ап, как о чем-то вполне реальном, совсем не как о несбыточной мечте. Черил, естественно, переедет с матерью. Жить в семье с двумя родителями и в более привлекательном месте — это лучшее, что можно придумать для сестры. Филипп помнил, что уже думал об этом раньше, когда Кристин только познакомилась с Арнэмом, но тогда все было иначе, тогда в его жизни еще не появилась Сента.
Джоли нежился в своей тележке на солнышке, как старый пес. Филипп махнул ему рукой, и Джоли в ответ поднял вверх большие пальцы. Наступало время сильной жары, она уже чувствовалась в атмосфере, в тихом вечере, в ровном золоте заката. И Филипп ощутил, войдя в дом и услышав звуки вальса, что все становится таким, каким было когда-то. Пройден полный круг, возвращается былое счастье. Нет, даже больше: новое счастье становится следствием испытаний, ошибок и наградой за их осознание. Внизу его ждет Сента, его великодушная, честная, мечтающая, любимая. К Кристин вернулся Арнэм. Джоли снова на своем посту. Погода обещает быть еще более великолепной.
Жара стояла ужасная и в то же время замечательная. Совсем хорошо было бы на морском побережье — Филипп без конца мечтал, как они с Сентой там окажутся. В Лондон жара приносит с собой засуху, вонь и пот. Но в подвальной комнате Сенты стало прохладно. В обычную теплую погоду там душно, в холодную — очень холодно. Теперь Сента открыла задние окна, о существовании которых Филипп даже не подозревал, и сквозняк проветрил подвальные комнаты.
Была пора прогулок, когда Лондон на какое-то время превращается в европейский город с уличными кафе на тротуарах. Филиппу хотелось проводить вечера на свежем воздухе. Ничто ему не нравилось так, как когда его видят с Сентой, ему льстила зависть других мужчин. Гулять с Сентой по Хэмпстеду и Хайгейту, взявшись за руки, среди столпотворения других молодых людей казалось ему самым заманчивым вечерним занятием — но, конечно, с мыслью о раннем возвращении на Тарзус-стрит. И Сента соглашалась, хотя, наверное, с радостью оставалась бы дома.
На четвертый день этой жары, когда не было никаких признаков перемены погоды, Филипп поехал в Чигвелл. Пришла новая мраморная плита для миссис Райпл, безупречная, слишком ровная и без всяких трещин, чтобы быть похожей на настоящий мрамор. Он решил, что сам отвезет ее, услышит одобрение хозяйки и даст личное обязательство, что на этой же неделе сборщик все установит. Был понедельник.
В те выходные они с Сентой были невероятно счастливы. Филипп поздравил ее с ролью в «Нетерпимости» (разумеется, не сказав о том, что наводил справки) и увидел, какое удовольствие приносят ей его похвалы и как она рада отвечать даже на самые наивные вопросы. Сента демонстрировала ему, как собирается играть свою роль, меняла голос и выражение лица так, что правдоподобие перевоплощения пугало Филиппа. Она, похоже, уже выучила почти все свои реплики. Филипп предвкушал ту гордость, которую он испытает, когда увидит Сенту на экране. Волнение было сильным, он едва не задыхался.
