Деннис Лихэйн - Остров проклятых
— Имипрамин?
— Еще его называют тофранил.
Тедди улыбнулся:
— Ихлорпро…
— …мазин, — кивнул Коули. — Это то, что вы должны принимать и от чего вы пока воздерживаетесь. Мы вам даем хлорпромазин последние два года.
— Последние… что вы сказали?
— Два года.
Тедди хмыкнул:
— Послушайте, я знаю, что у вас, ребята, длинные руки. Но зачем набивать себе цену?
— Я не набиваю себе цену.
— Вы накачиваете меня в течение двух лет?
— Я предпочитаю термин «лечим».
— Вы хотите сказать, что в бюро федеральных приставов у вас есть свой человек, который каждое утро подмешивает мне в кофе эту дрянь? Погодите, или он работает в киоске, где я по дороге на службу покупаю стакан кофе? Еще лучше. Значит, в течение двух лет ваш человек в Бостоне пичкал меня лекарствами.
— Не в Бостоне, — тихо произнес Коули. — Здесь.
— Здесь?
Главврач кивнул.
— Здесь. Вот уже два года вы являетесь пациентом этой больницы.
До слуха Тедди донесся звук прибоя, в ярости разбивающегося о скалы. Он сцепил пальцы, чтобы как-то унять дрожь, стараясь не обращать внимания на пульсирующий глаз, а уколы становились все жарче и настойчивее.
— Я федеральный пристав, — сказал Тедди.
— Вы были федеральным приставом, — поправил его Коули.
— Был и есть. Федеральный пристав Соединенных Штатов. Я выехал из Бостона в понедельник утром 22 сентября 1954 года.
— Вот как? Может, вы мне скажете, как вы добрались до парома? — попросил Коули. — На машине? И где же вы припарковались?
— Я приехал на метро.
— Ветка метро не доходит до порта.
— Я пересел на автобус.
— Почему не на машине?
— Она в ремонте.
— Ах так. А что вы помните об этом дне? О воскресенье? Вы можете мне рассказать, чем вы занимались? Что с вами было перед тем, как вы очнулись в туалете на пароме?
Да, он мог рассказать. Точнее, мог бы, если бы не этот чертов прут, сверливший изнутри его глаз, откуда боль распространялась в гайморову полость.
Ладно. Напрягись. Скажи ему, что ты делал в воскресенье. Ты пришел домой с работы. В свою квартиру в Баттонвуде. Нет, нет. Квартира в Баттонвуде сгорела дотла, после того как ее поджег Лэддис. Тогда где ты живешь? Господи. Стоит перед глазами. Сейчас, сейчас. На… на… Каслмонт-авеню. Ну конечно. У воды.
О'кей, о'кей. Расслабься. Ты вернулся к себе на Каслмонт, поужинал, потом выпил молока и лег спать. Так? Так.
— А как насчет этого? — спросил Коули и пододвинул ему учетный листок Лэддиса. — Успели посмотреть?
— Нет.
— Нет? — Главврач присвистнул. — Вы же ради этого приехали. Если вы принесете сенатору Херли эту бумажку — доказательство отрицаемого нами существования шестьдесят седьмого пациента, — вы раскроете наши черные делишки.
— Это правда.
— Еще какая правда. И у вас за двадцать четыре часа не нашлось времени на нее взглянуть?
— Я же сказал, началась небольшая…
— Заварушка, понимаю. Что ж, взгляните сейчас.
Тедди прочел: имя, возраст, дата поступления. И комментарии:
Пациента отличает высокий интеллект и в высшей степени бредовые идеи. Склонность к насилию. Повышенная возбудимость. Не испытывает угрызений совести за совершенные преступления, поскольку отказывается их признавать. Пациент сочинил целую серию детально проработанных фантастических историй, которые мешают ему осознавать свои реальные действия.
Подпись: доктор Л. Шин— Вполне правдоподобно, — сказал Тедди.
— Вполне правдоподобно?
Тедди кивнул.
— В отношении кого?
— Лэддиса.
Коули встал. Он подошел к стене и сдернул одну из простыней.
Прямо на стене пятнадцатисантиметровыми заглавными буквами были написаны четыре имени:
EDWARD DANIELS — ANDREW LAEDDIS
RACHEL SOLANDO — DOLORES CHANAL
Тедди ждал продолжения, как, впрочем, и Коули, так что целую минуту оба хранили молчание.
Наконец Тедди изрек:
— Свой резон в этом, наверно, есть.
— Вглядитесь в имена.
— Я вижу.
— Вы, пациент номер 67, пропавшая пациентка и ваша жена.
— Да. Я не слепой.
— Вот вам ваше «правило четырех», — сказал Коули.
— В смысле? — Тедди массировал висок в надежде каким-то образом выгнать изнутри этот огненный прут.
— Вы у нас гений по части шифров, вот вы мне и скажите.
— Что я должен сказать?
— Что общего между именами Эдвард Дэниелс и Эндрю Лэддис?
Он уставился на собственное имя в паре со вторым.
— В них по тринадцать букв.
— Верно, — сказал Коули. — Верно. А еще?
Тедди долго вглядывался.
— Не знаю.
— Ну же. — Коули снял рабочий халат и перекинул через спинку стула.
Он пытался сконцентрироваться, уже успев устать от этой салонной игры.
— Не спешите.
Очертания букв начали расплываться.
— Что-нибудь еще?
— Ничего не вижу. Только одно, тринадцать букв.
Коули хлопнул по именам тыльной стороной ладони.
— Ну же!
Тедди помотал головой, испытывая тошноту. Буквы прыгали перед глазами.
— Сосредоточьтесь.
— Я сосредоточился.
— Что общего между буквами? — давил Коули.
— Я не… Их тринадцать. Там и там.
— А еще?
Буквы начали сливаться.
— Ничего.
— Ничего?
— Ничего. Чего вы от меня ждете? Как я могу сказать вам то, чего не знаю? Я не…
— Одни и те же буквы! — выкрикнул Коули.
Тедди подался вперед, стараясь сфокусировать взгляд, чтобы буквы перестали плясать.
— Что?
— Одни и те же буквы.
— Нет.
— Это взаимосвязанные анаграммы.
— Нет, — упрямо повторил Тедди.
— Нет? — Коули нахмурился и провел пальцем по верхнему ряду. — Одни и те же буквы. Всмотритесь. Edward Daniels. Andrew Laeddis. Одни и те же. Вы по части шифров дока, даже подумывали стать шифровальщиком во время войны, не правда ли? И вы мне говорите, что не видите полного совпадения букв в этих именах?
— Нет! — Тедди тер запястьями глаза, тщетно пытаясь их прочистить или избавиться от лишнего света.
— «Нет» в том смысле, что это не одни и те же буквы? Или что вы не хотите, чтобы они оказались одними и теми же буквами?
— Это невозможно.
— Это так. Раскройте глаза. Смотрите внимательней.
Тедди, еще шире раскрыв глаза, продолжал мотать головой, и буквы подрагивали и прыгали из стороны в сторону.
Коули хлопнул ладонью по нижнему ряду букв.
— Тогда попробуйте это. Dolores Chanal и Rachel Solando. По тринадцать букв. Не хотите мне сказать, что между ними общего?
Тедди отдавал себе отчет в том, что видит, но он также понимал, что это невозможно.
— Нет? Это вам тоже не по зубам?
— Этого не может быть.
— И тем не менее, — сказал Коули. — Снова одни и те же буквы. Взаимосвязанные анаграммы. Вы приехали сюда ради правды? Вот она, ваша правда, Эндрю.
— Тедди, — сказал Тедди.
Главврач смотрел ему в глаза с уже знакомым фальшивым выражением участия.
— Ваше имя Эндрю Лэддис, — сказал Коули. — Шестьдесят седьмой пациент «Эшклифа» — это вы, Эндрю.
22
— Вранье!
Тедди выкрикнул это, и крик эхом отозвался в его голове.
— Ваше имя Эндрю Лэддис, — повторил Коули. — Вас поместили в эту клинику по решению суда год и десять месяцев тому назад.
Тедди досадливо махнул рукой:
— Это уже чересчур даже для вас, ребята.
— Факты, Эндрю, факты. Вы…
— Не называйте меня так.
— …поступили к нам почти два года назад, после того как совершили страшное преступление. Общество такое простить не может, в отличие от меня. Посмотрите мне в глаза, Эндрю.
Его взгляд двинулся вверх по протянутой руке, еще выше, по торсу, и наконец встретился с глазами главврача, светившимися этим фальшивым состраданием, этой имитацией участия.
— Меня зовут Эдвард Дэниелс.
— Нет. — Коули тряхнул головой с видом человека, теряющего последние силы. — Вас зовут Эндрю Лэддис. Вы сделали страшную вещь и не можете себе этого простить, поэтому разыгрываете спектакль. Вы придумали насыщенный событиями сложный сюжет, в котором вы являетесь героем, Эндрю. Вы убедили себя в том, что вы по-прежнему федеральный пристав и приехали сюда по заданию. А здесь вы раскрыли заговор, и, стало быть, что бы мы вам тут ни говорили, это только работает на вашу фантазию о заговорщиках. Наверно, можно было бы махнуть на это рукой, живите себе в своем мире фантазии. Я — за. Если бы вы были безобидны, я только за. Но вы склонны к насилию, это ваша стихия. К тому же, с учетом вашего военного опыта и подготовки в силовых структурах, вы здорово поднаторели. Вы самый опасный пациент в этой клинике. С вами не могут справиться. Вот почему было принято решение… посмотрите на меня.
