Джеффри Форд - Год призраков
— Для чего? — спросила Бабуля, отрываясь от своей раскраски.
— Мне нужно сделать луну.
— Ты хочешь сделать луну из гипса? — рассмеялся Дед.
— Это домашнее задание. И мне нужно сделать его сегодня.
Бабуля посмотрела на Деда и обратилась к нему:
— Иди и купи немного гипса.
Дед загасил сигарету и наклонил голову:
— Слушаюсь, ваше высочество.
Он надел свои мешковатые брюки и рубашку, и мы поехали вместе на его синей «импале». В хозяйственном магазине продавец спросил:
— Для чего вам гипс?
— Спросите у парнишки, — ответил Дед, вытаскивая зелененькие из кармана.
— Можно и не спрашивать у парнишки. — Продавец громко рассмеялся. — Чтобы сделать луну, да?
Дед протянул руку в ожидании сдачи.
— Я на этой неделе продал шесть коробок гипса.
Мы пошли из магазина, и в дверях Дед бросил:
— Кретин.
Я не понял, кого он имеет в виду — меня или продавца.
По пути домой он заехал на парковку для посетителей гастронома, пиццерии и аптеки и заглушил двигатель.
— Ну-ка сбегай в гастроном и купи кварту молока, — сказал он и протянул мне доллар. — А я зайду в аптеку — за моим лекарством. Через пару минут встретимся здесь.
— Можно, я куплю жвачку?
— Конечно. И Джиму с Мэри тоже по штуке.
Я взял деньги, кивнул, и мы вылезли из машины. Дед направился в аптеку, а я — в гастроном. Там всегда пахло праздником. Владелец магазина, маленький немец Руди, всегда носил белый передник. Он готовил все, что продавал, в подсобном помещении — картофельный салат, соленую капусту, фрикадельки, жареную индейку, тушеное мясо, клецки. Все это было выставлено на устланной зеленью витрине, изогнутой, как лобовое стекло машины. Я открыл дверку холодильника и вытащил бутылку молока. Руди спросил, как поживают мои родители, я ответил: «Отлично» — и выудил три пластиночки «базуки» из пластмассовой коробки рядом с кассой.
— А ты как себя ведешь — хорошо? — спросил он, улыбаясь.
Я кивнул, сунул две жвачки в карман и взял сдачу. Уже в дверях я услышал его голос:
— Скажи своей матери, что у меня есть рыбные котлеты.
Выйдя на дорожку, я сунул бутылку с молоком себе под мышку, принялся распечатывать жвачку и наконец засунул розовый прямоугольник себе в рот. Пришлось серьезно поработать зубами, чтобы маленький твердый комочек превратился в нечто тягучее. Предаваясь этому занятию, я читал маленький комикс на обертке. Базука Джо, парнишка с повязкой на глазу и в бейсболке, и его друг Морт, с поднятым до самого рта воротником красного свитера, стояли рядом с ракетным кораблем. Ни шутки, ни предсказания под картинками не имели никакого смысла, но я все равно читал их, чтобы получить за потраченный пенни по максимуму.
Засовывая смятую бумажку в карман брюк, я вдруг почувствовал, как чья-то рука смыкается у меня на локте и меня подталкивает чье-то большое тело. Я решил было, что это Дед, но он просто окликнул бы меня по имени. Я поднял глаза и понял, что меня толкают к краю тротуара к проулку, идущему между высоким сетчатым забором и стеной гастронома. Повернув голову, я увидел только кусок белой ткани.
Мы свернули в проулок.
— Пошевеливайся, — сказал мистер Уайт, и мне на щеку упала капелька слюны.
При мысли о том, что он в любую секунду может свернуть мне шею, все мое тело обмякло, и я выронил бутылку с молоком. Я слышал, как она ударилась об асфальт, и тогда мистер Уайт толкнул меня еще сильнее, и комочек «базуки» выпал из моего рта. Это пробудило меня к жизни, и я стал сопротивляться. Но он крепко держал меня ледяными пальцами, прижимая к стене. Я хотел было закричать, но мистер Уайт наклонился ко мне, и я ощутил дурной запах из его рта. Судорога сдавила мне горло. Я отталкивался от стенки, а он все напирал, и я ударился затылком о бетон. В глазах у меня помутнело, а по рукам и ногам ни с того ни с сего побежали мурашки.
Вдруг мистер Уайт отвернулся от меня, и за ним в проулке я увидел Деда.
— Эй, ты что это делаешь? — закричал Дед.
Мистер Уайт вскинул руку, атакуя, как кобра, и его пальцы впились в левое плечо Деда. Дед крякнул, его колени чуть подогнулись, но в то же время он занес свободную правую руку и ударом сбоку — не забыл Ямайскую арену — шарахнул мистера Уайта прямо в левый висок, причем с такой силой, что шляпа у того съехала набок, сам он отскочил на два шага назад, а его плащ распахнулся. Получив ускорение, он развернулся и побежал по проулку, как паук, на своих длинных ногах. Его туфли стучали по асфальту, а рука впилась в шляпу, чтобы та не свалилась. Я и глазом не успел моргнуть, как он исчез за магазинами.
Я уже начал реветь, и Дед прижал меня к себе. Когда мы выходили из проулка, стекло от разбитой бутылки молока хрустело у нас под ногами. Дед отвел меня назад к машине, открыл передо мной дверь, сел сам и вставил ключ в замок зажигания.
— Мы этого сукиного сына достанем, — сказал он, потирая плечо, и выехал задом с парковки.
Следующее, что я помню, — как мы стояли у полицейского участка.
Мы сидели в комнате с деревянными панелями на стенах; на флагштоке в углу — американский флаг, на стене — портрет президента Джонсона в рамке. С другой стороны стола сидел полицейский с авторучкой и записывал то, что говорил Дед. Время от времени полицейский переставал писать, чтобы задать вопрос, а сам ерзал на месте — как я понимаю, от возбуждения.
— Ты когда-нибудь видел этого человека прежде? — спросил он, и тут я понял, что он обращается ко мне.
— Видел его? — повторил за ним Дед.
Я кивнул.
— И где ты его видел? — спросил полицейский.
— Он несколько дней работал в нашей школе уборщиком.
— Борис? В Ист-Лейке?
— Нет, Бориса тогда не было, — сказал я. — Его зовут Лу.
— Мне придется получить кое-какую информацию из школы, а потом мы сможем объявить его в розыск, — сказал он Деду так, словно меня там и не было.
— Я знаю, где он живет, — сообщил я.
Полицейский посмотрел на меня.
— Правда? И где же?
— Да тут, за магазинами.
— Можешь меня туда сейчас проводить?
Я кивнул.
Мы с Дедом сели на заднее сиденье полицейского автомобиля, а полицейский — за руль. Скоро мы остановились у дома мистера Уайта.
— Сейчас сюда подъедет еще одна машина. Скажете, что я пошел в дом. — Полицейский вытащил пистолет и, направив дуло вверх, проверил его. — Оставайтесь в машине, — велел он, посмотрев на нас в зеркало заднего вида, потом открыл дверь и обошел дом, направляясь к заднему входу.
— Дик Трейси,[66] — сказал Дед, закуривая сигарету. — Откуда ты узнал, где живет этот тип?
Я представил себя, запертого в морозилке внутри гаража.
— Мне сказал один парень в школе — он живет тут рядом.
Дед затянулся сигаретой, размышляя над моими словами.
— Ну, как ты? — спросил он.
Я опять кивнул, но ничего не сказал.
— Черт, плечо ужасно болит в том месте, где он меня хватанул. Видимо, попал куда-нибудь в точку пережатия.
Подъехала еще одна черно-белая машина с двумя полицейскими и остановилась перед нами. Дед вышел и сказал им, что их товарищ пошел в дом. Те вытащили пистолеты и направились вокруг дома. Я прислушивался: вот сейчас раздадутся выстрелы и предсмертные крики, — но день оставался совершенно прозрачным и спокойным. Тихо шелестели молодые листочки на деревьях.
— Не знаю, почему я пошел искать тебя в этот проулок, — сказал Дед. — Еще пара минут, и тебя бы не было.
— Чимто, — сказал я.
— Этот пес никогда не теряет следа.
Полицейские вернулись спустя несколько минут. Тот, что говорил с нами в участке (его пистолет снова был в кобуре), сел в машину и сказал:
— Дал деру. Похоже, тот, кто здесь жил, быстро собрал вещички. Мы опоздали на какие-то секунды. Сообщим в школу, чтобы предупредили ребят, и дадим объявление в газету. Даже если он сбежит в другой штат, мы его достанем.
Когда мы вернулись в участок, я рассказал о машине у мистера Уайта, но об остальном говорить побаивался. Дед позвонил домой, чтобы сообщить Бабуле о происшествии. Когда мы приехали, мама уже вернулась. Она ждала меня. Увидев ее, я снова разревелся, и мама меня обняла.
— Все хорошо, — успокоила меня она. — Все будет хорошо.
Время пришло
И после этого год тени укатил. Мысль о том, что мистер Уайт бежал из города, спасаясь от полиции, убедила нас, что все закончилось. Мы забросили Драный город, и все стали спать лучше. Джим взял деньги, которые накопил с дней рождения и праздников, и купил старую гитару. Мэри неожиданно перестала считать лошадей и больше времени начала проводить на улице с ее новой — невыдуманной — подружкой Эмили, которая жила на Катберт-роуд. Эмили была высокой и тощей, с большим носом и длинными волосами, закрывавшими лицо. Они вместе с Мэри курили самокрутки в кустах форзиции. Любимой их песней была «Время пришло».[67]
