Сергей Арбенин - Собачий бог
Бракин подумал, отхлебнул чаю из треснувшей чашки.
— Ладно, — сказал он. — Не знаю, — так узнаю. Они ищут собаку. Но не тебя. Так что сядь, успокойся. Иди, я приласкаю тебя.
Рыжая подбежала, снова ткнулась горячим носом в ладони, лизнула их шершавым языком, и опять отбежала.
Посмотрела с тоской и печалью, и легла на свитер у порога.
— На тебя там дует. Давай я переложу свитер ближе к печке.
«Нет. Тогда я не успею предупредить тебя, если мёртвый-живой войдет».
— Вот глупышка, — сказал Бракин и вздохнул. — Ну, хорошо. Как хочешь. Уже поздно. Давай будем спать.
Алёнка поправлялась, но как-то медленно, неохотно, с трудом.
— Вишь, какая бледная, — ворчала баба. — Хоть бы на улицу сходила, погуляла.
— Не хочу, — отвечала Аленка.
— «Не хочу»… А чего же ты хочешь?
— Ничего.
Аленка или лежала в кровати, молча глядя в потолок, или садилась на постели, поближе к окошку, отодвигала бабкины горшки с цветами и подолгу глядела на соседский заснеженный двор.
— Съешь чего-нибудь! — говорила баба.
— Не хочу.
— Опять «не хочу»!
Баба собиралась, шла в магазин, приносила огромные зеленые и красные яблоки, виноград, апельсины. Ворчала как бы про себя, что вся пенсия на эти «хрукты» уйдет. «Хрукты» Аленка ела, — но тоже нехотя, без желания. Откусит яблочка, — отложит. Через час вспомнит про него — опять откусит.
И вдруг однажды в ранние сумерки в окне появилась кудлатая, страшная морда.
— Тарзан!! — не своим голосом взвизгнула Аленка.
Баба от неожиданности выронила кастрюлю, вареная картошка раскатилась по полу.
— Как «Тарзан»? Какой Тарзан? — полушепотом спросила она и тоже кинулась к окну.
А Аленка уже соскочила с постели, одевалась быстро, наспех. С улицы доносилось радостное повизгивание блудного пса. Тарзан колотил лапами по стеклу, даже пробовал его лизать. Баба нащупала под собой стул, села.
— Баба, я его в избу заведу? — спросила Аленка с порога.
— А? — баба выглядела совершенно ошалевшей. — Веди, чего уж там…
Когда Тарзана накормили и вытерпели все его бесконечные ласки, Аленка повела его в пустую стайку, где когда-то держали курей, но куры все передохли от какой-то куриной болезни. В стайке было довольно тепло, — тепло давала лампочка, висевшая под потолком. Дощатый пол был выстлан сеном.
Аленка попросила бабу нагреть ведро воды, взяла хозяйственное мыло, щетку, на которой когда-то баба драла шерсть, и пошла в стайку мыть Тарзана. Тарзан не спал, ждал. Бока его раздулись от еды, морда выражала верх блаженства.
— И где же ты был? — спрашивала Аленка, принимаясь за мытье. — Где ходил, а? Вон шерсть вылезла, шрамы какие. Ты из деревни сбежал, да?
Тарзан повизгивал, норовил лизнуть Аленку в щеку, в руку, но она твердо отворачивала его морду, прикрикивала по-взрослому:
— Да стой ты нормально! Налижешься ещё, успеешь.
В стайку пришел Андрей — баба пустила, — присел рядом на корточки, стал помогать. Тарзан был такой грязный, шерсть так свалялась на нем от грязи и крови, что одного ведра воды не хватило. Андрей вылил грязную воду в помойку, притащил еще ведро.
И они снова мыли, расчесывали, распутывали и вырезали ножницами култы шерсти.
Под конец оба взмокли — не хуже Тарзана.
Они обтерли его ветошкой, и на последок Аленка аккуратно расчесала его своей старой расческой.
Теперь Тарзан стал похож на ухоженную домашнюю собаку. Он еле вытерпел конца мытья, и снова кинулся лизать Аленку и Андрея.
А баба глядела в окно, из-за которого доносились повизгивание пса и голоса ребятишек, и думала: «Прибежал. Небось, километров двести пятьдесят отмахал. Лошадь и лошадь. Чем кормился? А может, он заразный? Дворы по пути зорил? Надо Вальку позвать, — пусть посмотрит».
Баба вздохнула и стала одеваться на улицу.
Когда баба вернулась, не застав соседку дома, — увидела во дворе, на бетонированной дорожке, Тарзана и Аленку с Андреем. Все трое сияли от счастья.
— Баба! Можно мы с Тарзаном на улице побегаем?
— Можно. Но только здесь, по переулку. А где машины — ни-ни. И к почте не ходите. Там милиция дежурит, всех бродячих ловит. Как бы вашего Тарзана не поймали.
— Так он же не бродячий, он теперь домашний. Смотри, какой!
Действительно, пес выглядел теперь чистым, сытым, ухоженным.
Баба покачала головой и пошла в дом.
Когда вышли за ворота, Аленка сразу почувствовала: нет, улица Тарзану не нравится. Едва увидев вдали прохожего, он остановился как вкопанный, напрягся, опустил голову. Даже шерсть на загривке приподнялась.
— Ну что, побежали? — спросил Андрей.
Аленка подумала.
— Нет. Пойдем лучше во двор.
Андрей удивился, шмыгнул носом.
— А чего?
— Видишь? Тарзану не хочется здесь бегать. Наверно, он пока сюда шел, его ловили уже. Напугали сильно.
Прохожий приближался и Тарзан внезапно начал пятиться к воротам.
Андрей посмотрел на прохожего, пожал плечами:
— Ну пошли во двор, раз такое дело…
А на другой день в ворота постучал милиционер с планшеткой на боку. Представился помощником участкового.
Он был невысоким, с одутловатым лицом, и форма на нем была какая-то изжёванная, мятая.
— Здравствуйте, хозяюшка, — сказал он, входа в избу и почему-то зацепившись ногой о порог.
Баба взглянула на него. Хотела было сказать: «Какая я тебе „хозяюшка“?», — но внезапно передумала. Участковый стоял одной ногой в сенях, другой — в комнате, и почему-то глядел на порог. Наконец переступил и второй ногой, снял шапку. Баба подозрительно смотрела на него.
— Разрешите присесть?
— Садитесь, — сказала баба.
Помощник сел, развернул планшетку.
— Так, — сказал он. — Вот здесь написано, что при первичном обходе собаки у вас не было.
— Это при каком «первичном»? Когда облава была, что ли?
— Ну да. Перед самой облавой. Мы всех собак тогда переписывали, помните?
— Я-то всё помню, — сказала баба.
— Не понял? — помощник поднял выцветшие глаза, опушенные редкими рыжеватыми ресницами.
— А чего тут понимать. Обещали облаву на бродячих, а сами хозяйского пса застрелили.
— Это не мы, — слегка смутился милиционер. — Это… Ну, в общем, неувязочка вышла.
Баба промолчала, хлопнула тряпкой по клеёнке перед самым носом помощника и стала вытирать стол.
"Был бы дед был дома, он бы вам показал «неувязочку»! — подумала она.
— Ну, так продолжим, — сказал помощник, убирая со стола планшетку и локти.
— О собаке-то?
— Конечно! — просиял гость. — У вас не было собаки, хотя раньше была. Потом исчезла, а сегодня опять появилась.
— Появилась, появилась, — ответила баба почти сердито. — Да вот интересно, откуда вы так скоро узнали?
— Соседи сказали.
— Какие соседи?
— Ну… — милиционер слегка замялся. — Ваши соседи.
— Это кто ж тут у нас вам про меня докладывает?
Милиционер понял, что попал впросак, и решил перейти в наступление:
— Так собака, говорю, появилась, или нет?
Баба — чего отпираться, — согласилась:
— Появилась. Да не успела появиться, а вы тут как тут.
— Я на службе, — довольный собой ответил милиционер. — Собака, значит, ваша. А где она была все это время?
— А вам-то какая забота?
— Нам забота есть, — суровым голосом сказал милиционер. — В городе есть случаи бешенства. Много больных собак. Вот я и интересуюсь, не больна ли ваша собака.
— Нет, не больна, — отрезала баба.
— А вы что, ветеринар?
— Вот же прицепился, — как бы про себя сказала баба. И сказала погромче: — Я что, не видела бешеных собак? Да я в деревне выросла, и здесь сколько лет живу, всегда с собаками. И бешеных видела, и всяких. Здоровую собаку от бешеной отличить могу.
— Да я и не спорю, — миролюбиво сказал милиционер. — Только порядок сейчас такой: всех новых собак положено сводить к ветеринару, чтобы он справку дал. А без справки собака как бы недействительная. Её могут случайно отловить.
— Как это — «случайно»? — насторожилась баба.
— Ну, допустим, вы её выпустите погулять, а на улице её и поймают. Всем патрулям приказано собак без хозяев ловить, усыплять, и доставлять в питомник.
— На улицу мы её не пустим, — сказала баба. — Да он и сам не пойдет. Видать, тоже наслышан про ваши «неувязочки». Вам неувязочки, а детям — горе.
— Ладно, — сказал милиционер. — Как зовут собаку? Мне записать надо.
— Тарзан.
— Сколько лет?
— А кто ж считал? Ну, Алёнке шесть в том году исполнилось, а Тарзан уже был. Родители Алёнкины его под воротами подобрали. Подкинул кто-то. Пока маленький-то был — еще ничего, а вот вырос, — целый конь, так одни хлопоты с ним. Весь палисадник, говорю, засрал… Извините, конечно, на таком слове.
— Ну, ладно. Запишем — «семь лет».
— Да ему все девять, — возразила баба.
