Том Клэнси - Государственные игры
– Меня подхлестывали не амбиции, а отчаяние. Я старался занять себя, чтобы не превратиться в Хитклифа «Хитклиф – найденыш, сирота из известного романа Э. Бронте “Грозовой перевал” (1847).», который сидит в горах в ожидании собственной смерти. И все это, Нэнси, сделала со мной ты. Ты оставила меня в таком состоянии и в такой растерянности, что единственное, о чем я помышлял, было отыскать тебя, исправить что бы то ни было и вернуть все обратно. Я любил тебя до такой степени, что, если бы ты сбежала с другим мужчиной, я не стал бы его ненавидеть, я завидовал бы ему белой завистью.
– Это не был другой мужчина, – заверила она.
– Неважно. Можешь ты хотя бы отчасти осознать всю степень моего тогдашнего отчаяния?
Теперь слегка порозовела Нэнси.
– Да, – ответила она. – Потому что испытала то же самое. И у меня были страшные неприятности. Если бы я осталась или сказала, куда уезжаю…
– То что? – потребовал Худ. – Что могло бы случиться? Что могло бы быть хуже того, что в результате произошло?
Голос Пола сорвался, и он снова был вынужден бороться с подкатившими слезами. Он слегка отвернулся от Нэнси.
– Прости, – попросила она еще более проникновенно. Нэнси подошла ближе и снова коснулась его щеки. На этот раз отводить ее руку он не стал.
– Пол, я украла чертежи нового чипа, который собиралась производить моя компания, и продала их зарубежной фирме. Взамен я получила кучу денег. Мы поженились бы, были богаты, а ты стал бы чертовски большим политиком.
– И ты думаешь, это то, чего я жаждал? – спросил Худ. – Преуспеть за счет чьих-то усилий? Нэнси покачала головой.
– Ты бы никогда не узнал. Я хотела, чтобы ты мог заняться своим делом, не беспокоясь о деньгах. Пол, я считала, что ты способен был осуществить большие дела, если бы тебе не пришлось оглядываться на интересы отдельных групп и дотации от компаний. Я имею в виду, ты смог бы тогда отойти от подобных вещей.
– Не могу поверить, что ты это сделала.
– Знаю. Именно поэтому я тебе и не рассказала. Еще больше, чем потерять тебя, мне не хотелось, чтобы ты меня презирал, – призналась она. – В то время ты относился совершенно нетерпимо к любым нарушениям порядка. Даже в мелочах. Помнишь, как ты расстроился, когда я схлопотала штраф за не правильную парковку перед кинотеатром “Синерама-Доум”, после того как мы смотрели “Роллербол”? Штраф, о котором ты меня предостерегал?
– Помню, – признался Худ. Конечно же, помню, Нэнси, добавил он про себя. Я помню все, что мы делали… Она опустила руку и отвернулась в сторону.
– Как бы то ни было, но на меня как-то вышли. Подруга…, ты помнишь, Джессика…
Худ кивнул. Ему были видны жемчужины, которые Нэнси всегда любила, и он чувствовал запах ее духов “Шанель”, так как если бы она стояла совсем рядом.
– Джесс задержалась на работе, – продолжила Нэнси, – я как раз дома собиралась на встречу с тобой у кинотеатра, но она позвонила мне и сказала, что пара агентов ФБР заходили к ним в контору. Она сказала, что они хотят меня допросить и уже выехали ко мне домой. У меня оставалось время только на то, чтобы прихватить паспорт, кое-что из одежды и кредитную карточку, черкнуть тебе записку и убраться к чертям из квартиры. – Она опустила голову. – И из страны.
– И из моей жизни, – добавил Худ. Он плотно сжал губы. Пол совсем не был уверен, что хочет, чтобы Нэнси продолжала говорить. Слышать каждое ее слово было для него пыткой, от которой поднималась нестерпимая боль.
– Как я говорила, была еще одна причина для того, чтобы не устанавливать с тобой связь, – сказала Нэнси, поднимая взгляд. – Я полагала, что тебя будут допрашивать, станут следить или прослушивать телефон. Если бы я тебе написала или позвонила, ФБР смогло бы меня найти.
– Это верно, – согласился Худ. Ко мне домой действительно приходили из ФБР. Не сказав мне о том, что ты натворила, они меня допросили, и я обещал дать им знать, если что-то о тебе услышу.
– И ты бы это сделал? – Нэнси удивленно подняла брови. – Ты бы меня выдал?
– Да, – подтвердил он. – Только я никогда бы тебя не покинул.
– У тебя не осталось бы выбора, – сказала она. – Меня бы судили и отправили бы в тюрьму…
– Это верно. Но я ждал бы.
– Двадцать лет?
– Даже двадцать, – ответил Худ. – Но столько ждать не пришлось бы. Промышленный шпионаж, совершенный молодой влюбленной женщиной, – можно было бы просить о снисхождении, и ты была бы на свободе через пять лет.
– Пять лет, – повторила она. – И ты женился бы потом на преступнице?
– Нет. На тебе.
– Ладно, на бывшей заключенной. Ни тебе, ни мне никто не доверил бы самого маленького секрета. На этом бы кончились все твои мечты о жизни политика.
– Ну и что?! – воскликнул он. – Зато я не чувствовал бы себя так, будто жизнь кончилась вообще.
Нэнси перестала спорить. Она снова заулыбалась.
– Бедный Пол, – заговорила она. – Это так романтично, но и несколько театрально, и именно эти черты я в тебе и любила. Однако реальность заключается в том, что с моим исчезновением твоя жизнь не кончилась. Ты встретил кого-то еще, кого-то очень милого. Ты женился. У тебя есть желанные дети. Ты устроился.
Да, устроился, подумал Пол, прежде чем успел остановить свою мысль. Он ненавидел себя за то, что так подумал, и про себя извинился перед Шарон.
– Чем ты занималась после отъезда? – спросил Худ, стараясь не думать, а говорить.
– Отправилась в Париж, – начала рассказывать Нэнси, – и попыталась найти работу по системному программированию. Но выбор у меня оказался невелик. Рынок сбыта был еще не очень развит, и существовали протекционистские законы, не позволявшие американцам отбирать работу у французов. А поэтому, поистратив свои тридцать сребреников – Париж дорогой город, особенно когда ты вынужден давать взятки чиновникам из-за того, что у тебя нет визы, и ты не можешь показываться в американском посольстве, – я переехала в Тулузу и стала работать на компанию.
– Компанию?
– Ту, которой я продала секреты, – пояснила она. – Я не стану ее называть, потому как мне не хотелось бы, чтобы ты что-то предпринял из-за своей известной репутации белого рыцаря. Ты и сам знаешь, что предпринял бы.
Нэнси была права. По возвращении в Вашингтон он нашел бы с десяток способов, как правительству США добраться до воров.
– Самое смешное, – продолжила Нэнси, – у меня всегда было подозрение, что парень, которому я продала чертежи, сам же меня и сдал, чтобы вынудить перейти к нему на работу. Не потому, что я была блестящей программисткой. Кстати, учти, я стащила собственную лучшую идею, ладно? А потому, что он считал, что коль скоро я от него завишу, то никогда его не предам. Я не хотела на него работать, так как стыдилась того, что сделала, но мне нужно было на что-то жить.
Она невесело улыбнулась.
– Ну, и в довершение всего я раз за разом терпела неудачи в любви из-за того, что всех сравнивала с тобой.
– Ха! – воскликнул Пол. – Не могу передать, насколько мне от этого стало легче.
– Не надо, – попросила Нэнси. – Не надо быть таким. Ведь я все еще тебя любила. Чтобы просто быть в курсе твоих забот, я покупала в киоске с международной прессой “Лос-Анджелес тайме”. И случалось – очень-очень много раз, – что я хотела тебе написать или просто позвонить. Но решала, что лучше не стоит.
– Тогда почему же на этот раз ты изменила себе? – продолжал настаивать Худ. Он снова был зажат между болью и горестными чувствами. – Неужели ты думаешь, что сегодня мне хоть чуточку менее больно?
– Я ничего не смогла с собой поделать, – призналась она. – Узнав о том, что ты в Гамбурге, я не могла не увидеть тебя. И еще я подумала, что ты сам хотел со мной встретиться.
– Да, я бросился за тобой там, в отеле. Я хотел с тобой встретиться. Мне это было нужно. – Худ тряхнул головой. – Господи, Нэнси, я до сих пор не могу поверить, что это ты.
– Это я, – ответила она.
Пол заглянул в эти глаза, глаза, с которыми он провел вместе столько дней и ночей. Их притяжение было каким-то сверхъестественным и одновременно страшным, сладким сном и кошмаром. Он был просто в иной весовой категории, чтобы этому сопротивляться.
Прохладный ветер, подувший с наступлением сумерек, холодил влажную спину. Худ готов был возненавидеть Нэнси. У него появилось желание повернуться и уйти. Но больше этого ему хотелось вернуться во времени и не дать тогда уйти ей.
Взгляд Нэнси продолжал его удерживать, когда она взяла его за руки. От этого прикосновения Пола словно ударило током, и разряд дрожью пробежал от головы до пят. Худ понял, что должен освободиться.
Он сделал шаг назад, и нервная связь пропала.
– Я не могу это сделать, – сказал ей Худ.
– Не можешь сделать что? Быть честным? – спросила она, и тут же нанесла один из своих мелких уколов, которые так хорошо у нее получались. – Что с тобой сделала политика?
– Нэнси, ты знаешь, что я имею в виду. Я не могу здесь с тобою остаться.
