Дэвид Бальдаччи - Доля секунды
— Речь идет о твоем отце. Доктор Конт говорил, что ты любила его. Поэтому могла и не рассказать.
— Может, и не рассказала бы, — невозмутимо согласилась Кейт, продолжая перекладывать с места на место линейку с карандашом.
— Хорошо, допустим, свои намерения он не озвучивал. А в остальном? Не говорил ли он что-нибудь подозрительное или необычное?
— Чисто внешне мой отец был блестящим и успешным университетским профессором, но внутри оставался непримиримым радикалом, по-прежнему жившим в шестидесятых. Вам бы, наверное, показалось подозрительным многое из того, что он говорил.
— Ладно, давай перейдем к более конкретным вещам. У тебя есть соображения, откуда у него оказался пистолет, из которого он застрелил Риттера?
— Меня спрашивали об этом много лет назад. Я не знала ответа тогда, не знаю и сейчас.
— Хорошо, — вмешалась Мишель. — А как насчет людей, с которыми он общался в период, предшествующий покушению?
— Вообще-то у Арнольда было мало друзей.
Шон с удивлением посмотрел на нее:
— А почему ты называешь отца по имени?
— Я считаю, что могу называть его так, как хочу.
— Значит, друзей у него было мало. А среди них могли быть потенциальные убийцы?
— Трудно сказать, поскольку я не считала таким и Арнольда. Убийцы обычно не разглашают своих намерений, верно?
— Иногда такое случается. Доктор Конт сказал, что твой отец часто приходил к нему и метал громы и молнии по поводу Клайда Риттера и его опасности для страны. А в твоем присутствии он нечто подобное говорил?
Кейт поднялась, подошла к окну, выходившему на Франклин-стрит, долго смотрела на движение машин и велосипедов и разглядывала студентов, сидевших на ступеньках.
— Какая теперь разница? Один убийца, два, три, сто! Что это меняет? — Она повернулась и, скрестив руки на груди, вызывающе посмотрела на гостей.
— Может, и ничего, — кивнул Кинг. — Но мы хотим понять, почему твой отец сделал то, что сделал.
— Он сделал то, что сделал, потому что ненавидел Клайда Риттера и все, к чему тот призывал! — горячо воскликнула она. — И Арнольд никогда не терял надежды раскачать устои этого общества.
Мишель посмотрела на политические плакаты, развешанные по стенам.
— Профессор Конт сказал, что ты подхватила эстафету отца в желании «раскачать устои этого общества».
— Многое из того, что делал отец, было правильно и достойно уважения. И у какого нормального человека Клайд Риттер не вызовет возмущения?
— К сожалению, таких хватает.
— Я прочитала все отчеты и статьи об этом событии. Меня удивляет, что никто не снял о нем фильм. Наверное, наше общество быстро потеряло интерес ко всей этой истории.
— Я вот что хочу сказать, — задушевно произнес Кинг. — Сильная ненависть еще не повод для убийства. Судя по всему, твой отец страстно верил в определенные ценности, но никогда раньше не прибегал к насилию. — Тут Кейт едва заметно вздрогнула. Кинг это заметил, но продолжил свою мысль. — Даже во времена войны во Вьетнаме, когда он был молод и многого не понимал, он не захотел никого убивать. Принимая во внимание данный факт, можно прийти к выводу, что твой отец, уважаемый профессор, мог вполне противодействовать столь ненавистному ему Риттеру, не прибегая к насилию. А к насилию его мог подтолкнуть некий внешний фактор.
— Например? — резко спросила Кейт.
— Например, некто, кого он уважал, мог попросить его составить компанию.
— Но это невозможно! Мой отец был единственным, кто стрелял!
— А что, если тот человек в последний момент просто струсил?
Кейт опустилась в кресло и снова начала перекладывать карандаш и линейку.
— У вас есть доказательства? — тихо спросила она, не поднимая глаз.
— А что, если да? Это освежит твою память? Кто-нибудь приходит на ум?
Кейт хотела что-то сказать, но передумала и покачала головой.
Кинг посмотрел на стоявшую на полке фотографию, подошел к ней и взял в руки. Фотограф запечатлел Кейт с матерью. Снимок относился к более позднему времени, чем тот, который они с Мишель видели в кабинете Конта: здесь Кейт было лет девятнадцать-двадцать. Регина сохранила свою красоту, но глаза выглядели какими-то опустошенными, будто отражали произошедшую в ее жизни трагедию.
— Ты, наверное, скучаешь по своей матери.
— Конечно, скучаю! Что за дурацкий вопрос! — Кейт взяла у него фотографию и поставила на место.
— Насколько я понимаю, твои родители не жили вместе, когда это случилось?
— Да, и что? Многие браки распадаются.
— А почему, по-твоему, распался их брак? — поинтересовалась Мишель.
— Отец был ярым социалистом, а мама — республиканкой. Может, из-за этого.
— Но они таковыми были с самого начала, разве не так? — спросил Кинг.
— Я не знаю. Они редко между собой говорили о политике. В молодости мама была потрясающей актрисой с очень перспективным будущим. Выйдя замуж за отца, она ради него отказалась от своей мечты и разрушила карьеру. Может, она стала жалеть о своем решении. Может, даже считала, что прожила жизнь напрасно. Я действительно не знаю, почему родители разошлись, и, если честно, знать не хочу.
— А почему твоя мать совершила самоубийство? Может быть, из-за смерти Арнольда?
— И чтобы осознать эту утрату, ей понадобились годы!
— Так ты считаешь, что дело в другом?
— Я не думала об этом!
— Я тебе не верю. Бьюсь об заклад, ты думаешь об этом все время, Кейт!
Она поднесла руки к глазам:
— Наша беседа окончена. Уходите!
Оказавшись на улице, Кинг сказал:
— Она что-то знает.
— Да, знает. Вопрос только в том, как из нее это вытянуть.
— Для своего возраста она очень развита, но у нее в голове столько всего перепуталось.
— Интересно, насколько близки Тристан Конт и Кейт? Он очень быстро и подробно сориентировал ее в отношении нас.
— Я тоже себя об этом спрашивал. Но вряд ли между ними какая-нибудь романтическая связь.
— Больше похоже на то, что он заменил ей отца.
— Возможно. А отцы готовы пойти на многое, чтобы защитить своих дочерей.
— И каковы наши дальнейшие действия? — осведомилась Мишель.
— Мы явно выбили Кейт из колеи. Посмотрим, куда это нас приведет.
48
От сотрудников филадельфийской юридической фирмы Джоан узнала немало интересного о семействе Бруно. О Кэтрин Бруно все отзывались плохо.
— Эта леди так высоко задирает нос, что просто удивительно, как она не захлебнется во время дождя, — заметила одна из секретарш.
Джоан удалось расспросить еще одну женщину, которая работала с Бруно во время его прокурорства в Вашингтоне. Она помнила Билла и Милдред Мартина и читала об их смерти.
— Вот уж никогда бы не подумала, что Билла могут убить! Он был очень хорошим человеком. Правда, слишком доверчивым.
Джоан тут же ухватилась за эту фразу:
— Доверчивым даже себе во вред, так ведь?
— Я не люблю выносить сор из избы.
— Мы обе уже взрослые люди и можем себе позволить говорить то, что думаем, — не сдавалась Джоан. — Особенно если это помогает восстановить справедливость.
Женщина тем не менее промолчала.
— Ну а какое у вас сложилось впечатление о служебной деятельности Билла Мартина и Бруно?
— Для своей должности Билл был слишком мягким. Все так считали, хотя в лицо, конечно, ему об этом не говорили. Что касается Бруно, то, на мой взгляд, по своим личным качествам он идеально подходил для работы прокурора.
— Жесткий и бессердечный? Цель оправдывает средства?
Женщина покачала головой:
— Нет, я бы так не сказала. Он был жестким, но я не слышала, чтобы позволял себе лишнее.
— Но я читала, что в те годы у вашингтонского отделения были большие проблемы и разразился скандал.
— Это так. Некоторые прокуроры, как и многие полицейские, действительно переступали черту. Но в то время это было обычной практикой. Во времена акций протеста в конце шестидесятых — начале семидесятых полицейские вместе с прокурорами систематически фабриковали улики, арестовывали за вымышленные преступления, запугивали и шантажировали людей. Это было просто ужасно. Настоящий позор!
— Тем не менее вы говорите, что Бруно не был замешан ни в чем подобном?
— Если и был, то я об этом не слышала.
— А вы знали жену Билла Мартина, Милдред?
— Она была та еще штучка! Всегда хотела жить не по средствам. И терпеть не могла Бруно, это точно!
— То есть вы бы не удивились, узнав, что она поливала Бруно грязью и наговаривала на него?
— Вовсе нет! На нее это похоже. Она хотела, чтобы ее муж проводил жесткую линию на своей службе, тайно надеясь, что это вознесет его — и ее! — на самый верх, туда, где крутятся большие деньги. Но Билл был скроен иначе. В отличие от Бруно, которому Милдред просто завидовала.
