Пол Галлико - Посейдон
— Да, я люблю тебя.
— Сильно? Больше, чем других?
— Да. Намного больше.
— А у тебя еще кто-нибудь есть?
— Нет.
— А ты женат?
— Нет.
— Вот здорово!
Хьюби понимал, что ей и рассказывать-то особенно нечего, но ей хочется, чтобы он задавал ей вопросы, чтобы интересовался ее жизнью. И если он действительно любит ее, то должен соблюдать все правила.
— А ты? У тебя есть… — Хьюби замешкался на секунду, вместо слова «любовник» подыскивая другое: — бой-френд?
Она немного помолчала, надеясь еще и на то, что Хьюби правильно расценит эту паузу, и сообщила:
— Нет-нет. Сейчас нет.
— Но они у тебя были раньше.
Она прильнула губами к его уху и доверительно сообщила:
— Только два.
Мюллер понимал, что это явная ложь. Но, как ни странно, он испытал прилив нежности к этой девушке с ее детским и глупым страхом скомпрометировать себя. С ее инстинктивной попыткой защитить себя. Он прекрасно понимал, чем занимаются танцовщицы из труппы «Девушки Грэшема» после выступления. У Нонни, несомненно, был большой опыт отношений с женатыми мужчинами.
Теперь, удовлетворенная ответами Мюллера, Нонни заговорила о другом, но что ее тоже волновало.
— Бедняжка Мойра! — вздохнула девушка. — Теперь ей больше не придется волноваться. Она ведь в Рио умудрилась забеременеть!
— А ваши девушки часто беременеют? — поинтересовался Мюллер.
— Нам это не разрешается. В этом случае начальство не церемонится с нами, и наказание бывает очень строгим.
— А тебе никогда не приходилось оказываться в таком положении? — спросил Хьюби и тут же пожалел о своем любопытстве. Ему, в общем-то, было все равно.
Наступила долгая пауза, в течение которой Нонни Мучительно размышляла, соврать ли ей в очередной раз или не стоит. Потом все же решила сказать правду. Врать бесполезно: такие господа, как Мюллер, рано или поздно выяснят все до конца. Она понизила голос:
— Да. А что, это имеет какое-то значение?
Вот оно, начинается! Теперь Мюллер уже обязан был продолжить допрос:
— А что сейчас вообще имеет значение? Или имело раньше? Так как же ты поступила? — И он подумал о том, что где-то далеко растет еще и ребенок, оставленный на воспитание бабушке с дедушкой или каким-нибудь другим родственникам.
— Я пошла к врачу. Ну, к тому, кто помогает в подобных случаях. Это случилось в Риме. Эти итальянцы могут уговорить, кого хочешь. Вот меня и уломал один такой…
— Может, я тоже тебя уламывал?
— Нет. На этот раз все получилось совсем по-другому. Ты обнял и прижал меня к себе, когда я была сильно напугана, и во мне что-то как будто перевернулось. Его я не любила, а тебя очень люблю. — Но она не могла долго рассуждать на эту тему, а потому заявила: — А что произошло со всеми остальными? Они что же, теперь плавают в своих каютах, как дохлые рыбки в аквариуме, да?
— Не надо так говорить, Нонни, — нахмурился Мюллер. — Постарайся больше не думать об этом.
— Не могу. Мы очень долго работали вместе. Целых три года. Кажется, что всего минуту назад я разговаривала с Сибил. Я спросила ее, выйдет она к ужину или нет, и она ответила: «Пошла к черту! Поросенок ты этакий! Дай мне спокойно умереть». Понимаешь, ее сильно укачало. И вот она умерла. Наверное, и надзирательница тоже погибла. И все остальные вместе с ней.
— Что еще за надзирательница?
— Миссис Тимкер. Она отвечала за всю нашу группу, ну и, конечно, следила за нами и днем, и ночью. Чтобы мы хорошо отрепетировали свои номера, всегда были в чистых и отглаженных костюмах. Ну и, конечно, всякий раз записывала, когда мы возвращаемся в свои номера. Но мы ее по-своему любили и уважали. Она часто закрывала глаза на наши похождения, да и вообще нас понимала. Ведь она сама была такой же танцовщицей, прежде чем вышла замуж за Берта Тимкера, помощника нашего директора. Она любила одну поговорку: «все можно, если осторожно». — Нонни хихикнула. — Ну, это она как раз о том, о чем мы с тобой только что говорили, понимаешь?
Мюллер тоже рассмеялся и прижал девушку к себе покрепче.
— А почему ты меня так сжимаешь?
— И не спрашивай.
И вдруг из темноты и тишины, лишь изредка прерываемой чьим-то шепотом, раздался холодный безжалостный голос. Настолько неожиданно он прозвучал, что не сразу стало понятно, что это говорит Скотт.
— Убери от меня свои пальцы, а не то я тебе руку сломаю!
Тут же последовал испуганный вскрик, по всей вероятности, женский. Джеймс Мартин вздрогнул и подумал: «Вот это да! Интересно, кто к кому приставал?» И ему вспомнилась мягкая пухлая рука миссис Льюис.
Майк Рого мгновенно включил свой фонарь:
— Какого черта? Что тут происходит?
Скотт лежал на боку, облокотившись о пол, рядом с ним сидела Линда Рого, покрасневшая от ярости. Она указывала на Скотта:
— Этот негодяй хотел меня облапать!
— Что? — изумился Рого. — Кто-кто? Он?!
— Надеюсь, вы сделаете правильный вывод, Рого, — усмехнулся священник.
Все сразу же приняли сторону Скотта. Если бы он, воспользовавшись темнотой, стал приставать к Линде, то зачем ему кричать и привлекать к себе общее внимание? Рого же был хорошим психологом и уже давно заметил: его жена неравнодушна к священнику. Очевидно, она решила попробовать соблазнить его, но он отверг ее притязания.
— Надеюсь, никто больше не позволит себе ничего подобного! — пригрозил Рого. — Иначе мне придется принять крайние меры. Кстати, кажется, мы хотели пробраться к обшивке корабля и дать о себе знать спасателям.
— Совершенно верно, — поддержал его Скотт, поднимаясь на ноги. — Пора трогаться в путь. Если трое из вас зажгут свои фонари и посветят мне, я смогу показать маршрут, по которому нам придется идти.
Гора «Посейдон»
Машинный зал гигантского четырехвинтового лайнера представлял собой несколько платформ, расположенных в огромном, высотой примерно в пять палуб, помещении. Они соединялись между собой чем-то вроде приставных лестниц, ведущих к стальным настилам. Платформы окружали гигантские паровые турбины и блоки редуктора. Всевозможные компрессоры, конденсаторы, батареи насосов, с помощью которых поддерживали определенное давление пара, следили за расходом горючего, электричества и смазочных веществ, заполняли помещение. Их оплетали бесконечные трубы и провода.
Все это соединялось с топливными и балластными емкостями, имеющими двойное дно, составляло, так сказать, пол, то есть самую нижнюю часть, корабля, и было сконструировано так, чтобы переносить крен в сорок пять градусов. Платформы поддерживались балками и перекладинами с переброшенными между ними мостиками-лестницами.
Когда «Посейдон» перевернулся, почти все его механизмы были выворочены со своих мест. Что-то сразу же отправилось на морское дно, что-то, изуродованное до неузнаваемости, до сих пор валялось в машинном зале. И все покрывала тонкая пленка вылившейся из резервуаров нефти.
Блок гигантского редуктора, серьезно поврежденный, оказался зажат с обеих сторон другими механизмами, а его зубчатое колесо одна из искореженных платформ развернула под острым углом. Луч света, направленный Скоттом, выхватил из мрака квадратные зубцы этой гигантской шестерни, спереди зловеще нависавшей и дальше терявшейся в груде гнутого металла.
Эта гора металлолома громоздилась как раз возле той платформы, на которой сейчас отдыхали путники.
Скотт внимательно изучил эту гору, выбирая для подъема такой склон, по которому можно было бы без особого труда вскарабкаться наверх. Кусок металла, торчавший под углом в тридцать градусов в восьми футах от желанной цели, — единственное, что мешало беспрепятственному продвижению наверх.
— Чего вы там высматриваете? — поинтересовался Мюллер.
— Дорогу, — вздохнул Скотт, осветив уже знакомое черное озеро, разлившееся посреди машинного зала. — Что ж, выбора у нас не остается, — вынужден был признать он и снова принялся рассматривать металлический Эверест.
— Ну, и куда же, по-вашему, мы направимся теперь? — ехидно осведомился Рого.
— Вон туда. Наверх, — кивком указал Фрэнк.
— Фрэнк, да вы, похоже, с ума сошли! — всполошился Шелби. — Это же невозможно! Моя семья, во всяком случае, вряд ли…
Священник бросил на него горящий взгляд и закричал во весь голос:
— Да, нам выпало тяжелое испытание. Но вы же верите в Бога, так будьте Его любви достойными!
— Достойными! — повторило эхо и затихло.
Скотт заговорил спокойнее:
— Не думайте, что перед вами груда металла. Представьте себе, что это самая обыкновенная гора. И вот эту гору нам обязательно нужно покорить. Не волнуйтесь, мы, как настоящие альпинисты, встретим и трещины, и выступы, и опоры, и расселины, и многое другое. Непокоримых вершин не бывает — это давно доказано.
