Том Клэнси - Живым или Мертвым
В правом верхнем углу была проставлена маленькая, в четверть дюйма величиной, стрелка, указывающая вверх, и три точки, а рядом — такая же стрелка, только направленная вниз, и четыре точки.
— Легенда! — прошептал Марголин.
Глава 23
Каша заварилась в Министерстве юстиции. Пентагон переадресовал туда рукописный рапорт первого сержанта Дрисколла об операции по захвату пещеры в Гиндукуше. В кратком, всего на три страницы, рапорте все же достаточно подробно рассказывалось о том, что и как делали Дрисколл и его люди. Сотрудника, просматривавшего донесение, потрясло перечисление убитых. Дрисколл честно сообщил, что они убили не менее девяти афганцев, четверых из них — лично он выстрелами в упор из пистолетов с глушителем. «Выстрелами в голову» — прочитал юрист, и у него похолодела кровь в жилах. Из всего, с чем ему приходилось сталкиваться в жизни, этот документ лучше всего подходил под определение «признание хладнокровного убийцы». Ему доводилось читать признания убийц, но никогда еще ни один из них не сознавался столь откровенно. «Этот самый Дрисколл грубо нарушил законы, или правила, или что там еще может быть, — думал юрист. — Дело происходило не на поле битвы, это была даже не работа снайпера, который с расстояния в несколько сотен ярдов убивает людей, когда те высунутся из-под прикрытия, словно силуэты уток в стрелковом тире. Он «занимался плохими парнями» (так он назвал все это), когда те спали. Спали! Совершенно беззащитные, а он, не раздумывая, убил их всех и бесстыдно признался в этом, как будто докладывал всего лишь о том, что подстригал газон перед домом.
Это не лезло ни в какие ворота. Он свалился на них, словно снег на голову, как говорят герои вестернов. Они не могли даже оказать сопротивление. Даже не знали, что им угрожает смертельная опасность, но этот мерзавец Дрисколл вынул пистолет и расстрелял их всех, как мальчишка топчет муравьев. Но ведь это были не муравьи! Это были человеческие существа, находившиеся под защитой международного права, их следовало арестовать, после чего они получили бы статус военнопленных, находящихся под защитой Женевского протокола. Но Дрисколл убил их, не проявив ни капли милосердия. И, что еще хуже, этот злодей даже не подумал о том, что от этих людей можно получить ценную информацию. Он решил, что девять человек не стоят совсем ничего, ни как люди, ни как источник информации».
Юрист был молод, ему еще не исполнилось тридцати лет. Он закончил Йель одним из лучших в своем выпуске, после чего получил место в Вашингтоне. Он мог бы стать помощником судьи Верховного суда, но ему перебежал дорогу какой-то выскочка из Мичиганского университета. Впрочем, теперь он не сомневался, что это место не понравилось бы ему. Новый Верховный суд уже пять с лишним лет представлял собой оплот твердолобых консерваторов, поборников предельно узкого толкования конституции, поклонявшихся букве закона, словно она заменила для них Зевса — верховное божество древних греков. Как баптисты из южных штатов на своих молитвенных собраниях или телевизионных проповедях, которые показывали каждое воскресенье по утрам и которые он видел лишь мельком, переключая каналы в поисках утреннего ток-шоу.
Черт возьми!
Он вновь перечитал рапорт и был на сей раз оскорблен качеством изложения. Мало того, что солдат армии Соединенных Штатов убивал без жалости и без оглядки на международные законы, так он еще описал все это таким языком, который и суконным-то назвать было бы слишком мягко.
Рапорт попал к нему на стол от приятеля-однокурсника, работавшего в аппарате министра обороны, с запиской, что никто в Пентагоне не обратил никакого внимания на эту бумагу, но он, юрист, считает ее совершенно возмутительной. Нового министра обороны совершенно подмяли под себя гнусные бюрократы с противоположного берега реки. Хотя он и сам юрист, но ему приходится слишком много общаться с этим быдлом в погонах. Он никак не отреагировал на этот отвратительный документ, невзирая даже на то, что действующий президент запретил применение вооруженной силы где бы то ни было, кроме открытых войн.
«Ну уж нет!» — решил молодой юрист и принялся составлять свою собственную пояснительную записку по поводу этого дела. Этой гневной записке предстояло попасть к руководителю секции, выпускнику Гарварда, имевшему прямой доступ к президенту. Ну, во всяком случае, такой доступ у него должен был иметься, поскольку его отец был одним из главных политических сторонников президента.
«Этот первый сержант Дрисколл — просто убийца», — думал юрист. Конечно, когда дело дойдет до процесса, судья может пожалеть его, сослаться на то, что он вроде как солдат и вроде как воевал. Юрист твердо знал, что это чушь, что войны никакой нет, потому что Конгресс ее не объявлял. Но общественное мнение привыкло воспринимать происходящее там именно так, и адвокат Дрисколла будет упирать именно на это, и федеральный окружной суд — который защита выберет под предлогом беспристрастного отношения к солдату, — сжалится над убийцей именно по этой причине. Это стандартная тактика защиты, но при любых обстоятельствах убийце придется несладко. Даже если его оправдают (что вполне вероятно, особенно если учесть, что защитник поработает над составом жюри присяжных, что ему будет не так уж трудно сделать, особенно в Северной Каролине), он получит хороший урок, который пойдет на пользу и множеству других солдат, которые пока еще бегают по горам с ружьями, а не торчат на скамье подсудимых.
Чего тут рассуждать — этот случай окажется посланием, а это послание просто необходимо отправить. Среди множества вещей, которые отличают Соединенные Штаты от какой-нибудь банановой республики, на первом месте стоит беспрекословное подчинение военщины гражданскому руководству. Иначе Америка не отличалась бы от Кубы или какой-нибудь паршивой Уганды при Сиди Амине. Преступление Дрисколла, какой бы мелкой сошкой он ни был, выходило за грань допустимого. Этим типам необходимо постоянно напоминать о том, кто ими командует.
Юрист закончил подготовку сопроводительной записки и переслал документ своему руководителю секции, не забыв поставить запрос на сообщение о прочтении электронного письма. Этого Дрисколла необходимо как следует проучить, и сделает это именно он. В этом молодой юрист нисколько не сомневался. Да, они охотились за Эмиром, но ведь они его так и не поймали, значит, придется отвечать за неудачу, как полагается в реальном мире.
После пятичасовой поездки автомобилем он сел в Каракасе на самолет, чтобы лететь в Даллас и следующие намеченные места. В сумке, которую Шазиф Хади взял с собой в самолет, находился ноутбук, который на пункте контроля тщательно проверили, чтобы удостовериться, что это действительно компьютер, а не муляж. Проверили также и девять компакт-дисков с различными играми, предназначенными для того, чтобы коротать время перелета над океаном. Кроме одного. Но даже если бы проверили этот диск, то обнаружили бы только набор кодов, написанных на языке программирования C++ и не имеющих, на взгляд непосвященных, ровно никакого значения. Но, если только Управление транспортной безопасности не держит на своих пунктах досмотра программистов и хакеров, никто так и не сможет отличить его содержимое от обычных компьютерных игр. Ему ничего не говорили о том, что именно он везет, лишь указали место встречи в Лос-Анджелесе, где он должен будет передать этот диск некоему человеку. Его предстоит узнать по обмену условными фразами.
Совершив передачу, он для видимости проведет еще несколько дней в Калифорнии, потом вылетит в Торонто, а оттуда вернется на свою то ли постоянную, то ли временную базу, чтобы ждать нового задания. Он был прекрасным курьером — не знал ничего по-настоящему важного и потому не мог выдать ничего важного.
Между тем ему отчаянно хотелось послужить делу более серьезным образом, о чем он и сообщил человеку, с которым имел дело в Париже. Неужели он не доказал еще свою преданность, неужели могут быть сомнения, что он готов пожертвовать жизнью, если прикажут? Действительно, он был очень слабо подготовлен в военном отношении, но ведь в современной войне не только стреляют из ружей, верно? Впрочем, наряду с этими мыслями, Хади ощущал и угрызения совести. Если Аллах в его мудрости потребует от него большего, он с радостью повинуется. Но если ему предначертано и дальше играть эту скромную роль, он и с этим смирится без ропота. Чего бы ни потребовал от него Аллах, он с готовностью выполнит все, что угодно.
Он прошел проверку, оказавшуюся для него более тщательной, нежели для всех остальных — в последние годы во всех аэропортах внимательно присматривались практически ко всем людям, сколько-нибудь похожим на арабов, и направился к выходу на посадку. Еще двадцать минут, и он уже сидел в кресле самолета с пристегнутым ремнем.
