Фред Варгас - Уйди скорей и не спеши обратно
— Чтобы не повредить, когда чиню доски.
— Он дорого стоит?
— Шестьдесят две тысячи франков.
— Откуда он у вас? Фамильная драгоценность?
— Мотоцикл продал, 1000 RL, почти новый, покупатель расплатился этим.
— Мужчины ведь редко носят бриллианты.
— А я ношу. Раз он у меня есть.
Данглар подошел к двери и знаком отозвал Адамберга в сторонку.
— Только что звонили ребята с обыска. Они ничего не нашли. Ни пакета с углем, ни блох, даже крыс нет, ни живой, ни дохлой, а главное — ни одной книги, ни в магазине, ни дома, только несколько карманных изданий.
Адамберг поскреб затылок.
— Отпустите его, — настаивал Данглар. — Вы все равно ничего не добьетесь. Этот парень — не сеятель.
— Ошибаетесь, Данглар.
— Нельзя же цепляться за этот бриллиант, это смешно.
— Мужчины не носят бриллианты, Данглар. А он носит его на безымянном пальце левой руки и поворачивает камнем вниз.
— Чтобы не повредить.
— Ерунда. Алмаз нельзя повредить. Это самый надежный талисман от чумы. Он принадлежит его семье с 1920 года. Он лжет, Данглар. Не забывайте, что он трижды в день имеет доступ к урне чтеца.
— Господи, да он же ни одной книжки в жизни не прочел! — раздраженно воскликнул Данглар.
— Откуда нам знать?
— Вы можете представить этого парня знатоком латыни? Смеетесь вы, что ли?
— Я не знаком с латинистами, Данглар, поэтому не так предубежден, как вы.
— А Марсель? Как он мог оказаться в Марселе? Он постоянно торчит у себя в магазине.
— Его не бывает в воскресенье и понедельник утром. После вечернего чтения у него было время сесть на восьмичасовой поезд и вернуться домой к десяти утра.
Данглар в бешенстве пожал плечами и пошел к своему компьютеру. Если Адамбергу нравится выставлять себя дураком, на здоровье, а он в эти игры не играет.
Лейтенанты принесли ужин, и Адамберг разложил пиццу прямо в коробках на столе. Дамас поел с аппетитом, у него был довольный вид. Адамберг спокойно подождал, пока все насытятся, поставил коробки возле мусорной корзины и продолжил допрос за закрытой дверью.
Через полчаса Данглар постучал. Похоже, он немного смягчился. Взглядом он попросил Адамберга выйти.
— Дамас Вигье не зарегистрирован, — тихо проговорил он. — Человека с таким именем не существует, у него фальшивые документы.
— Вот видите, Данглар. Он лжет. Проверьте его пальчики по картотеке, он наверняка отбывал срок. Проверим его с самого начала. Тот, кто вскрыл замки у Лорьона и в Марселе, был знатоком своего дела.
— Файл с отпечатками не открывается. Я же вам говорил, что эта чертова база меня уже неделю достает.
— Езжайте в министерство, старина, и побыстрее. Позвоните мне оттуда.
— Черт, на этой площади все живут под фальшивыми именами.
— Декамбре говорит, что бывают места, где веет особенный дух.
— Ваше настоящее имя не Вигье? — задал вопрос Адамберг, прислоняясь к стене.
— Это фамилия для магазина.
— А для документов? — Адамберг протянул ему удостоверение. — Вы живете по фальшивым документам.
— Один знакомый их сделал, мне эта фамилия больше нравится.
— Почему?
— Потому что не люблю фамилию отца. Слишком известная.
— Так назовите ее.
Дамас впервые умолк, стиснув зубы.
— Я ее не люблю, — выговорил он наконец. — Все зовут меня Дамас.
— Ну что ж. Придется подождать эту фамилию, — сказал Адамберг.
Адамберг вышел пройтись, оставив Дамаса под охраной лейтенантов. Иной раз очень легко отличить, когда человек врет, а когда говорит правду. А Дамас не врал, говоря, что никого не убил. Адамберг видел это по его глазам и слышал по голосу, это читалось у него на губах и на лбу. Тем не менее комиссар был убежден, что перед ним сеятель. Впервые, допрашивая подозреваемого, он ощущал в себе какое-то странное раздвоение, словно две половины его существа вступили в противоречие. Он позвонил ребятам, которые обыскивали магазин и квартиру. Обыск совершенно ничего не дал. Через час Адамберг вернулся к себе в кабинет, прочел факс, присланный Дангларом, и переписал его себе в блокнот. Он почти не удивился, увидев, что Дамас уснул, сидя на стуле, крепким сном человека с чистой совестью.
— Уже сорок пять минут, как спит, — доложил Ноэль.
Адамберг положил руку на плечо Дамаса:
— Проснись, Арно Дамас Эллер-Девиль. Сейчас я расскажу тебе твою историю.
Дамас приоткрыл глаза и снова закрыл:
— Я ее и так знаю.
— Крупный авиационный промышленник Эллер-Девиль твой отец?
— Он им был, — ответил Дамас. — Слава богу, он застрелился в собственном самолете два года назад. Да не будет мира его душе!
— Почему?
— А вот так. — Губы Дамаса слегка задрожали. — Вы не имеете права меня об этом спрашивать. О чем угодно, только не об этом.
Адамберг вспомнил слова Фереза и решил зайти с другой стороны.
— Ты провел пять лет в тюрьме Флери и освободился два с половиной года назад, — говорил Адамберг, читая свои записи. — Тебя обвинили в умышленном убийстве. Твоя подружка выпала из окна.
— Она сама прыгнула.
— То же самое ты твердил на суде. Соседи были свидетелями. Они слышали, что вы всю неделю грызлись, как собаки. Много раз они хотели вызвать полицию. Почему вы ругались, Дамас?
— Она была не в себе. Все время кричала. А потом прыгнула.
— Ты не в суде, Дамас, и тебя больше не будут за это судить. Можешь сменить пластинку.
— Не хочу.
— Ты толкнул ее?
— Нет.
— Эллер-Девиль, это ты убил четверых мужчин и женщину на прошлой неделе? Ты задушил их?
— Нет.
— Ты разбираешься в замках?
— Я научился.
— Они сделали тебе что-то плохое, эти четверо и та девушка? Ты убил их? Как свою подружку?
— Нет.
— Что делал твой отец?
— Деньги.
— А твоя мать?
Дамас снова стиснул зубы.
Зазвонил телефон, Адамбергу звонил следственный судья.
— Он заговорил? — спросил судья.
— Нет. Замкнулся, — ответил Адамберг.
— Зацепки есть?
— Ни одной.
— А обыск?
— Ничего не дал.
— Поторопитесь, Адамберг.
— Не могу. Я хочу провести проверку, господин судья.
— И речи быть не может. У вас ни одного доказательства. Заставьте его говорить или освободите.
— Вигье — его ненастоящая фамилия, у него поддельные документы. Его зовут Арно Дамас Эллер-Девиль, он получил пять лет за умышленное убийство. По-вашему, этого недостаточно, чтобы задержать его?
— Совершенно недостаточно. Я хорошо помню дело Эллер-Девиля. Его осудили, потому что слова соседей произвели впечатление на судей. Но его версия не менее правдоподобна, чем слова обвинителя. Нельзя вешать на него чуму только под тем предлогом, что он сидел в тюрьме.
— Замки были вскрыты знатоком своего дела.
— А разве у вас мало бывших преступников на этой площади? Дюкуэдик и Ле Герн тоже сидели, как и Эллер-Девиль. Отличная компания для вступления в новую жизнь.
Следственный судья Арде был человеком суровым, но чувствительным и осторожным — редкое сочетание, которое в этот вечер Адамберга совсем не устраивало.
— Если мы отпустим его, — сказал Адамберг, — я ничего больше не гарантирую. Он опять будет убивать или ускользнет от нас.
— Никаких проверок, — твердо повторил судья. — Или изловчитесь и добудьте доказательства до завтра до девятнадцати часов. Доказательства, Адамберг, а не туманные предчувствия. Понимаете, доказательства! Или чистосердечное признание. Спокойной ночи, комиссар.
Адамберг повесил трубку и долго молчал, никто не осмелился нарушать тишину. Он то прислонялся к стене, то ходил по комнате, опустив голову и скрестив руки. Данглар видел, как по его смуглому лицу разливается глубокая задумчивость. Но как бы глубоко он ни сосредоточился, ему не найти трещины, которая помогла бы расколоть Арно Дамаса Эллер-Девиля. Потому что, даже если Дамас убил подружку и подделал документы, все равно он не сеятель. Если выяснится, что этот тупица знает латынь, он, Данглар, съест свою рубашку. Адамберг вышел позвонить, а затем вернулся в кабинет.
— Дамас, — заговорил он, подвигая стул и усаживаясь напротив. — Дамас, ты сеешь чуму. Больше месяца ты подсовываешь письма в урну Ле Герна. Ты разводишь крысиных блох и выпускаешь их под двери своих жертв. Эти блохи разносят чуму, они заразны и кусают людей. На трупах остаются следы их смертельных укусов, а тела чернеют. Все пятеро умерли от чумы.
— Да, — согласился Дамас. — Так писали в газетах.
— Это ты рисуешь черные четверки. Это ты посылаешь блох. И убиваешь тоже ты.
— Нет.
— Ты должен кое-что уяснить, Дамас. Эти блохи, которых ты переносишь, прыгают и на тебя. А ты ведь не часто меняешь одежду и редко моешься.
— На прошлой неделе я мыл голову, — возразил Дамас.
