Андрей Ильин - Третья террористическая
— Ну, здравствуй, Сурен! — сказал генерал Самойлов. — Давно искал встречи с тобой.
Сурен исподлобья посмотрел на генерала.
Да… Этого разговорить будет не просто и на испуг не взять — сразу понял генерал. На воле при «попытке к бегству» он заговорил бы быстро, но здесь «полевые» методы не проходят, потому что с некоторых пор их уважаемая организация находится под демократическим колпаком. Кабы знать, что он отсюда на свободу не выйдет, тогда другое дело, тогда можно не стесняться. А так можно нарваться на международный скандал. Придется действовать с оглядкой…
— Ну что, поговорим?..
Несколько дней Сурена допрашивали с соблюдением всех норм капиталистической законности, называя на «вы», интересуясь состоянием его здоровья и качеством пищи. Хотя итог был известен заранее.
Сурен молчал. Даже по поводу качества пищи.
Сурен «закрылся».
А сроки поджимали.
Пришлось испрашивать у начальства санкцию на применение «противозаконных методов ведения допроса».
— Ладно, действуй, — смилостивилось начальство, — но только с организацией соответствующего прикрытия, чтобы комар носа не подточил.
Ну с прикрытием так с прикрытием, не в первый раз…
Задержанному «организовали» пищевое отравление, уложив в тюремную больницу, где можно было на вполне законных основаниях использовать для лечения больного внутримышечные и внутривенные вливания. И стали вливать…
Теперь адвокаты и международные наблюдатели могли по поводу соблюдения прав человека не беспокоиться, потому что тому «человеку» обеспечили полноценную медицинскую помощь, спасая ему жизнь и пошатнувшееся здоровье. Сомневающиеся могли заглянуть в его медицинскую карту.
— Ну что, еще укольчик?..
И не один!
Больной быстро «сел на иглу» и был готов за очередную дозу «лекарства» рассказать что угодно кому угодно.
И рассказал.
Очень много чего интересного рассказал.
— Где планировался следующий теракт?
Сурен назвал несколько южных и «нечерноземных» городов. План был прост и незатейлив. В нескольких километрах от аэропортов, в створе взлетно-посадочных полос поставить в засады по два террориста, вооруженных ПЗРК, которые дадут залп по заходящему на посадку или набирающему высоту самолету. Увернуться тот не сможет, потому что гражданские пилоты противоракетным маневрам не обучены.
Но почему именно эти города?.. А очень просто — планируя теракт, «чехи» в первую очередь изучили расписания полетов и выбрали аэропорты, где рейсы прибывают и убывают примерно в одно и то же время. Чтобы в один день завалить сразу несколько гражданских «бортов» до того, как власти успеют организовать усиленную охрану аэродромов. Дать залп по всей стране и исчезнуть!
Но это было не все. Потому что атака на самолеты была не единственным планируемым актом возмездия. Были и другие, о которых Сурен почти ничего не знал, хотя знал, что группа, в которую он входил, не единственная, что есть и другие.
А вот это уже интересно!..
Настолько, что дальнейшие расспросы генерал тут же прекратил…
Расследование инцидента с самолетом было практически завершено — большинство исполнителей установлено, часть — арестована, канал утечки ПЗРК перекрыт… Но, как говорится, «в ходе следствия открылись новые, до того не известные, факты». О других, предположительно планируемых на территории России террористических актах. Расследование которых выходит за рамки компетенции генерала Самойлова.
В их почтенном ведомстве положено заниматься только тем, чем поручено заниматься, а не тем, чем хочется. Шаг в сторону от данного тебе задания, и даже прыжок на месте расценивается как превышение служебных полномочий и карается… В разное время по-разному. Теперь — ссылкой с повышением в Нарьян-Мар.
Не вдаваясь в дальнейшие подробности, генерал вышел с рапортом на начальство. Ответ не заставил себя ждать. Уже на следующий день Сурена у него забрали. Причем без каких-либо объяснений.
Судя по всему, этот «сигнал» был не единственным, раз такую, в общем-то довольно «сырую», информацию приняли так всерьез — понял генерал Самойлов. Ну да это им там, наверху, виднее. Он хоть и генерал, но не «верхний» генерал, а обычный — «полевой». В общем — опер, хоть и с лампасами на штанах. Его дело землю носом рыть, информацию добывая, и с дерьмом возиться. Что он и делает. Причем, как ему кажется, неплохо делает…
Все остальное не его ума дело. Он — прокукарекал, а рассветет или нет и когда рассветет, будут решать другие. На то в государстве имеются специальные, которым за это деньги платят, людишки.
Кто предупрежден, того врасплох не застанут…
Глава 36
Таких маленьких отрядов не бывает. Что такое три бойца в сравнении с армией целого государства… Что могут они сделать против полноценных, укомплектованных по военному времени взводов, рот, батальонов, полков. Против гаубичных калибров, установок залпового огня, «вертушек», штурмовой авиации и ракет класса «воздух — земля».
Ничего!
Они могут только погибнуть. Что понимали все трое. Но все — по-разному.
Мурад понимал меньше других, потому что был самым молодым. Впрочем, это с какой стороны посмотреть. Если по давно потерянному паспорту, то он был совсем еще пацан — школьник. Если по поступкам, то этот «школьник» не хорошие оценки зарабатывал, алгебру с геометрией зубря, а воевал. По-взрослому. Всерьез. Имея на своем счету убитых федералов побольше, чем некоторые оценок в четверти.
Как-то сложно считать мальчиком бойца, который ходил в рейды и штыковые атаки и собственноручно отрезал головы пленным солдатам, при этом даже не меняясь в лице.
Мурад понимал, не умом, сердцем, что до своего совершеннолетия он, скорее всего, не доживет — слишком много он видел вокруг себя смертей, чтобы считать себя бессмертным. Слишком много убивал сам. Смерть стала для него повседневностью, как для его сверстников поход в кино. Пока ему везло, но выжить в этой мясорубке было невозможно. Почти все те, кто был в отряде, когда он туда пришел, давно были мертвецами. Их убили — кого пуля, кого осколок, кого мина. Кто-то умер мгновенно, ничего не почувствовав, кто-то мучился, таща за собой по траве вывалившиеся из вспоротого живота кишки и пытаясь запихнуть их обратно, кто-то исходил болью сутками, кончаясь в наскоро построенном шалаше от полученных ран. Но никто, ни один, не умер своей смертью, от старости или болезней.
Мурад знал, что он тоже умрет, и был готов к этому. Каждый день. Он давно отомстил за своего пропавшего брата, защитив честь своего рода, и теперь не боялся, как это было в первые дни: погибнуть, никого не убив.
Ему идти втроем против всех было не страшно. Он воевал не для того, чтобы спастись. Он не рассчитывал спастись.
Магомед тоже не боялся смерти, он искал ее. Ему незачем было жить. У него был дом, но его расстреляли, превратив в руины, «вертушки». У него должен был появиться наследник, но его убили федералы. У него были друзья, но их не стало. У него осталась жена, но она стала калекой и стала бесплодной.
Война разрушила ему жизнь дважды. В первый раз, когда он был рядовым срочной службы Сашкой Скоковым. Если бы не война, он отслужил бы положенных ему два года, дембельнулся домой, поступил на завод или в институт, женился, сделал детей и, может быть, дожил до глубокой старости, так и не узнав, как пахнет выхлестывающая из перерезанного горла человеческая кровь, как выглядят разбросанные по земле мозги. Дожил бы и умер где-нибудь в больнице, на чистых простынях, в окружении своих близких. Но война порешила иначе. Война заставила его отречься от прошлой жизни и начать новую, с чистого листа, под новым именем, на новом месте. И не позволила умереть, когда он готов был умереть, когда ему лучше было бы умереть. Война вернула его к жизни, но лишь для того, чтобы вновь лишить всего. Он обрел и потерял дом, нашел и утратил друзей…
Так чего ему бояться?.. Боится тот, кому есть что терять. Ему — нечего. Все, что возможно, он уже потерял. Причем два раза!..
Магомед готов был идти куда угодно, в каком угодно составе, хоть даже одному на пулеметы. Его душа сгорела в том, где сгорел его дом, пожаре. А может быть, еще раньше, когда он расстреливал своих земляков…
Возможно, прожив год, или два, или пять в мирной обстановке, он бы оттаял и сделал еще одну попытку, начав жить в третий раз. Но кто бы ему мог пообещать эти пять или два мирных года? Или год? Или даже месяц?.. Никто!.. В его ближайшем будущем мир не предвиделся. И в отдаленном тоже. В его будущем была одна только война. Так какой смысл цепляться за жизнь, которой все равно нет и которой не будет, потому что рано или поздно он найдет свою пулю?
Так не думал — так чувствовал Магомед.
Слишком много чего вместил в себя последний год его жизни — слишком много для одного человека. Наверное, так понимают себя старики, которые устали жить и ощущают смерть не как нечто ужасное, а как должное, как избавление от немощи, боли и страданий. Хотя на самом деле Маго-меду было… Было чуть больше, чем Мураду, — было всего-то двадцать лет.
