Мишель Креспи - Охотники за головами
– О, полиция… Да они потащат всех без разбору. А потом – суд, – протянул я. – Как и большинство французов, я не доверяю правосудию своей страны. Нет уж, я все смету, и останется только одна версия – моя. Шарриак думает так же. Пули, попавшие в Пинетти и Хирша, вылетели из его ружья. Меня он не пощадит. Он должен заставить меня замолчать. Другой цели у него нет. Он мыслит логически, следовательно, он предсказуем.
– Или же, – возбужденно продолжала Лоранс, – возьмем лодку и переправимся на другой берег. Там мы будем в безопасности.
– Лодки уже нет. Она уплыла.
– Господи, – простонала Лоранс, – не знаю уж, чего вам бояться? Есть свидетели: вы, Мастрони, я, дель Рьеко… не может же он убить нас всех!
– Он уже пристрелил двоих, доберется и до остальных. Я не могу позволить Шарриаку заговорить зубы судье. Ведь он юрист, и неплохой. А что потом? Увязнуть в бесконечном процессе, сидеть год под следствием и ждать, пока Шарриак и его адвокаты перелопатят процессуальный кодекс и вотрут очки судьям? А затем получить самое меньшее пять лет? А потом искать работу? Вы шутите! Дель Рьеко удрал, чтобы вызвать полицию. Думаете, Шарриака это испугает? Впрочем, это уже не проблема. Сейчас речь идет о наших жизнях. – Я повернулся к Мастрони, продолжая рассуждать вслух: – Нужно охранять вход в холл. Я не силен в стратегии, но, если мы заблокируем его, будет хорошо. Оттуда можно контролировать этажи и подходы. Один из нас…
Лоранс уцепилась за мой рукав в последней молчаливой мольбе. Я осторожно отстранил ее и продолжил:
– Один из нас встает там и никого не пропускает. Другой осматривает этажи. Убедившись в безопасности внутри, может, мы атакуем тех, кто снаружи.
– Сэр, да, сэр! – выпалил Мастрони, встав во фрунт и подняв подбородок, подражая американским морским пехотинцам.
Здесь была не только ирония. Казалось, что он, как и Хирш, начинал находить во всем этом удовольствие.
– Вольно, рядовой. Вы, Лоранс, останьтесь здесь. На вас возложена организация госпиталя. Это полезнее ваших рыболовных крючков. К вам будут приносить раненых.
Она покорно отошла и села на пол около Пинетти.
– А что наверху? – спросил я Мастрони.
– Думаю, все заперлись в своих номерах. Я никого не встретил, когда спускался. В лесу они были все до одного, а потом вдруг исчезли, как стая птиц. Только начни в них стрелять, и нет ни одной. Наши друзья, должно быть, закутались в одеяла, надеясь переждать непогоду.
– А со стороны кухни? Ведь туда есть проход из ресторана?
– Ну конечно, – произнес голос Шарриака.
* * *Он бесшумно вошел за нашими спинами, пройдя через служебную дверь. Я много раз видел, как входил и выходил официант, но, поскольку мы никогда не пользовались ей, вспомнил о ней слишком поздно. Почему-то у меня в мозгу засело, что в ресторане только один вход, и сейчас я проклинал себя за невнимательность.
Шарриак наставил на нас ружье между Мастрони и мной (может быть, немного ближе ко мне). Очки на его носу сидели криво, галстука не было. В мятом костюме, разорванном на плече и обвисшем на спине, он казался одетым в пижаму. Дельваль из осторожности держался сзади, готовый выскочить в кухню при малейшей опасности.
Шарриак ухмылялся. Положение было ужасным, но с виду он был вполне нормальным, таким, каким мы его всегда знали: уверенным в себе, внимательным и слегка презрительным.
– Привет. Вы по-хорошему кладете оружие, и вам не будет больно, – медленно произнес он.
Лоранс закрыла лицо руками и заплакала. Мне же эта сцена из полицейского фильма показалась скорее смешной. Странно, но я совсем не испытывал страха. Мне казалось, что игра продолжается и что сейчас мне влепят игрушечную пулю, которая просто оставит красное пятно на моем пиджаке. А может быть, и настоящую пулю, но все равно это будет игра.
– А не положить ли тебе свое? Нас двое, а ты один…
– Верно. Но одного-то я уж точно прикончу. Вопрос на сто тысяч франков: кого именно? Или обоих, как знать…
Дельваль, почуяв запах жареного, отступил в спасительную тень. Шарриак повел стволом.
– При малейшем движении я стреляю! Не проведем же мы так всю ночь… Карсевиль, до чего же ты упрям! Почему ты не хочешь признать, что проиграл? У меня и в мыслях не было попасть в кого-либо. Но слишком уж высоко подняли ставки там… Как теперь выйти из создавшегося положения?
Если бы Шарриак пустился в свои бесконечные поучительные разглагольствования, у нас, возможно, и появился бы шанс утихомирить его. Надо было вынудить его говорить, следя в то же время за его глазами.
– А ты как думаешь? – спросил я.
Все испортила Лоранс. Усмотрев надежду на перемирие, она встала и начала что-то говорить.
Мастрони выстрелил, Шарриак тоже, а я же мгновенно нырнул под стол и с шумом опрокинул его столешницей вперед.
Прошло несколько секунд. Вопреки тому, что читаешь в книгах, вечностью они мне не показались, наоборот, секунды оказались слишком короткими. Все окуталось непроницаемой тишиной. Пахло порохом – в воздухе разлился терпкий запах серы. Очень медленно высунув голову, я отважился выглянуть.
Мастрони лежал на полу недалеко от Пинетти. Лоранс лежала рядом с ним. Шарриака не было. От него осталось только облачко, дымка, зависшая у двери.
Я встал на четвереньки, чтобы вылезти из своего укрытия. От этого движения, должно быть, сломалось треснутое ребро – боль пронзила всю грудь. С трудом передвигаясь, не выпуская из рук карабина, я на коленях подполз к лежащим.
Раненым оказался Мастрони. Увидев меня, он вяло улыбнулся.
– Крупная дробь, – пробормотал он. – Эта сволочь выстрелила дробью. В ногу попал, гад. Но ничего страшного. Займись девчонкой.
Капельки крови одна за другой выступали на его разодранной штанине между лодыжкой и коленом.
Не поднимаясь с колен, я повернулся к Лоранс. Если она получила часть заряда, то должна быть мертва. Но ее глаза открылись, когда я наклонился над ней.
– Все в порядке? – как можно мягче спросил я.
Лоранс моргнула. Крови на ее теле не было видно.
– Я испугалась… – тихо проговорила она.
Из ее глаз потекли слезы. Я похлопал Лоранс по руке.
– Попробуйте помочь Мастрони.
Тот вытянул руку в нашу сторону.
– Смешно, – недоуменно выговорил он, – но я почти ничего не чувствую. Думаю, для Олимпийских игр он не подходит. Он целился в тебя, я понял, что он вот-вот выстрелит, и опередил его. Он, верно, покачнулся и попал в меня. Вот так-то спасать тебе жизнь! А ему, кажется, тоже досталось.
Мастрони мужественно улыбался, а мною овладевала ярость. Хирш, Мастрони… Все эти сломленные жизни! И ради чего? Из-за какой-то дерьмовой работы – пятидесяти часов в неделю и двадцати тысяч франков в месяц? Я почти так же был зол на дель Рьеко, как и на Шарриака. В висках сильно стучало, видимо, давление было около ста восьмидесяти. В голове была только одна мысль: покончить с этими негодяями.
Не обращая в гневе внимания на мучительную боль в груди, я направился к двери, ведущей в кухню. На паркете около нее и на кафельных плитках кухни темнели капли крови.
Я повернулся к Мастрони, поднял большой палец:
– Браво, шеф! Ты прав: ты попал в него!
Он попытался улыбнуться, получилась вымученная гримаса тяжелобольного.
– Нормально. Я – охотник. Я не мог промазать. Он как слон в коридоре…
На последнем слове он споткнулся и закусил губу. Первый притупляющий боль шок прошел, и сейчас она начала давать о себе знать. Итог неутешительный: Хирш мертв или почти, Мастрони ранен, а со стороны противника – Пинетти. И все это абсолютно никому не принесло выгоды. Акционеры будут недовольны. Мастрони бессильно привалился к Лоранс, словно ребенок к маме. Я ободряюще помахал ему и бросился по следу Шарриака.
Не обязательно быть уроженцем племени сиу, достаточно было следовать за каплями крови. В какой-то момент он, конечно, спохватится, что оставляет следы, но я уже буду довольно близко. Я был ранен, и он тоже. Наконец-то мы стали на равных – сила против силы, хитрость против хитрости.
Я пересек сверкающую чистотой кухню, потом кладовку, забитую консервными банками. На небольшом столике возвышались два огромных круга сыра, над большим морозильником свисали с потолка три замотанных окорока. Состояние общепита могло бы меня успокоить в отношении качества пищи, которую мы вкушали, но не этим я был сейчас занят.
Слева от кухни была служебная дверь, выходившая во двор. Шарриак вошел через нее, через нее же он сбежал. Может быть, именно там он меня и подстерегал. Двустволку я оставил Мастрони, но мне хватало и карабина. Я распластался на полу и отважился выглянуть за дверь на уровне земли. Когда подстерегаешь кого-то, держишь оружие на небольшой высоте, чтобы попасть в область сердца, и неожиданностью считается появление нападающего в десяти дюймах от пола – это я усвоил из телефильмов, которым мы сейчас подражали.
