Майкл Корди - Источник
Сестра Шанталь помотала головой:
— Снаружи все живое погибнет, так что от воды и растений никакой пользы. А главное, прежде чем попасть сюда, вы все дали клятву. Вы обещали никогда не рассказывать о саде и ничего отсюда не уносить.
— Но как можно сохранять в тайне такое чудо?
— Вы дали слово. Слово надо держать.
— Я сдержу. Просто я врач…
Сестра Шанталь разозлилась.
— Не увиливай. Вариантов всего два. Никаких уважительных причин, никаких особых обстоятельств. Либо держишь клятву, либо нет. Третьего не дано. И дается клятва — навеки.
Солнце уже зашло, и они сидели у костерка, который развели в верхней части «глаза». Все уже поужинали, а теперь пили кофе и спорили об этом удивительном месте. Росс понимал точку зрения Хэкетта, но когда он показал Зеб кристалл, припрятанный в рюкзаке, и рассказал о том, что узнал в пещере, она приняла сторону сестры Шанталь.
— Росс, Лорен ведь перевела манускрипт. Она заслужила, чтобы сад спас ее. Взамен сестра Шанталь хочет, чтобы Лорен позаботилась о саде. Раз они с отцом Орландо уверены, что именно переводчик манускрипта должен решить, как поступить с этим местом, то уж Лорен-то — идеальная кандидатура. Вот что я тебе скажу: Лорен ни за что всему миру о саде не рассказала бы. Во всяком случае, пока не станет ясно, что этот самый мир сделает с садом.
Сестра Шанталь обратилась ко всем:
— Вы сдержите клятву.
Ее слова звучали как приказ.
— Да, — быстро ответила Зеб.
Монахиня посмотрела на Мендозу:
— А ты?
Мендоза выдержат ее взгляд.
— Люди заплатят любые деньги, чтобы попасть сюда и излечиться. Но золота и в затерянном городе хватает. Я сдержу клятву, — торжественно пообещал он.
— Сестра, почему бы не рассказать о саде всему миру? — умоляюще проговорил Хэкетт. — Подумайте, сколько добра он принесет.
— Кому? — спросила Зеб.
Хэкетт удивленно посмотрел на нее:
— Человечеству, разумеется. Сад будет спасать жизни.
— А кто спасет сам сад?
— Ты о чем?
— Это место открывает потрясающие возможности, причем отнюдь не для всего человечества. Как думаешь, что сделает тот, кто его отыщет?
— Будет лечить других, что же еще?
— Лечить все население Земли? Сад маленький. Кто будет решать, кого спасти в первую очередь? Кто будет брать плату за неотложное лечение — ведь скоро сила иссякнет и сад умрет? А что будем делать, когда мы вычерпаем все до дна и убьем тут все живое, лишь бы продлить собственную жизнь?
— Мы его сохраним, — сказал Хэкетт.
Зеб рассмеялась.
— Развалины — вот что человек научился сохранять. Да-да, я о вас — не зря слово «человек» мужского рода. Сохранять жизнь мы ни черта не умеем. Вот испоганим все и превратим в руины — тогда пожалуйста. И лишь когда слишком поздно — все дружно в слезы. Сестра Шанталь права, нельзя никому рассказывать о саде.
— А если дать фарминдустрии все это исследовать? — не сдавался Хэкетт. — Мы же видели, тот город нуждался в воде. Может, там какой-то регенератор стволовых клеток, электролиты какие-нибудь или аминокислоты. Их можно синтезировать. Можно создать огромный запас.
Зеб опять рассмеялась.
— А еще мы видели, что случилось с городом, когда вода кончилась. Даже если загадку сада удастся разгадать, вы правда верите, что фармацевтические компании — вот уж светоч морали, нравственности и альтруизма — будут раздавать все бесплатно?
— Хотя бы по разумной цене.
— А ты знаешь хоть одну компанию, которая продает что-нибудь стоящее — а тем более уж настолько ценное — по разумной цене? Посмотри, что творится с ВИЧ в Африке! И потом, даже если лечить всех бесплатно, разве это хорошо? Представь, что никто не будет болеть и умирать: население начнет расти, и каждому нужна будет доза, чтобы жить дальше. Да и вообще, если есть сад, не нужна никакая фарминдустрия. Компании уничтожат его — иначе он уничтожит их.
Хотя Зеб вообще была пессимисткой, Росс опасался, что сейчас она права. Своих коллег он знал хорошо: если бы вдруг удалось обнаружить заменитель нефти, они стали бы делать на нем деньги, а не выйдет — тихо похоронили бы.
Хэкетт собирался было ответить, но сестра Шанталь подняла руку, словно судья во время поединка.
— Синтезировать ничего нельзя. Пару лет назад я давала образец на анализ. Лаборатория ничего не нашла, кроме пары аминокислот и слегка повышенной радиоактивности. Попробовали синтезировать — бесполезно.
— Совсем ничего не нашли? — переспросил Хэкетт. — Там нет стимуляторов выработки стволовых клеток? Не смогли выяснить, почему восстанавливается ДНК?
Монахиня покачала головой.
— Я думаю, за жизнь в этом месте отвечает предшественник ДНК, — сказал Росс.
Хэкетт на мгновение задумался.
— То есть, ты считаешь, тут все работает на РНК? Или на чем-то еще более простом?
— Не знаю уж, какая форма жизни самая простая, — сказан Росс, — но как геолог могу объяснить все это, только вернувшись к тому моменту, когда на планете возникла жизнь. Если ДНК с точки зрения жизни — что-то вроде «Windows», то этот сад работает на «DOS», а то и на чем-то постарше. Его сила — это нечто, что программирует ДНК. Даже не программирует — создает. Скорее всего это место единственное в своем роде. Неудивительно, что ученые ничего не нашли — они такого просто раньше никогда не видели, поэтому понятия не имели, что искать.
Хэкетт кивнул:
— Фенотипы всех здешних живых организмов не имеют аналогов во внешнем мире. В какой-то степени это объясняется средой: полная изоляция, но, похоже, главная причина — более примитивный генотип.
— Генотипы, фенотипы… что за чертовщина такая? — спросила Зеб.
— Генотип — это совокупность генов организма, своего рода набор инструкций, — ответил Хэкетт. — А фенотип — его внешний вид, на что он похож. Фенотип определяется генами и средой. Скажем, цвет твоих волос, кожи и глаз определяется генотипом, но выражается в фенотипе. И главное: генотип и фенотип обычно существуют раздельно. Скажем, генотип человека сохраняется благодаря его фенотипу: наши тела хотят секса, чтобы передать потомству свои гены. Однако, по мнению многих биологов, первые живые организмы были настолько просты, что представляли собой фактически голый набор инструкций. Генотип был их фенотипом. Программа вместо компьютера. У них не было физического тела. Если Росс прав и жизнь здесь действительно настолько примитивна, то где-то мог сохраниться ее изначальный генотип — набор инструкций для жизни — в какой-то неведомой первичной форме.
— Наука тут ничего не объяснит, — торжественно объявил Мендоза. — Это священное место. Его значение слишком велико, чтобы пускать сюда ученых и бизнесменов. Одна лишь церковь вправе судить, как поступить с садом.
— И какая именно? — спросила сестра Шанталь.
Мендоза неодобрительно нахмурился.
— Вы ведь католичка. Именно католическая церковь должна определить судьбу этого места.
Сестра Шанталь покачала головой:
— Один великий человек, священник, однажды назвал это место Садом Господним, и я ему верю. Оно и правда священно. Слишком священно, чтобы им управляла какая-то одна церковь или религия. — Она тоскливо вздохнула. — Я расскажу вам историю этого места и объясню, почему Росс и Зеб отправились со мной.
За несколько минут сестра Шанталь рассказала об Орландо Фальконе, манускрипте Войнича, Лорен Келли и генерале Леонардо Торино. Хэкетт и Мендоза увлеченно слушали рассказ монахини.
Однако Мендоза стоял на своем.
— Сестра, неужели вы предпочтете доверить судьбу сада женщине, которая лежит в коме, а не вашей церкви?
— Когда Лорен Келли поправится, моя ноша перейдет к ней. Я просто исполняю свою клятву: не больше, но и не меньше. А вас прошу исполнить свою.
Хэкетт обратился к Россу:
— Думаешь, Торино мог стоять за нападением на твою жену?
— Доказательств у меня нет, но после случая с бандитами не стал бы этого исключать.
— Он ведь высокопоставленный служитель католической церкви!
— Значит, это место для них и правда важно.
— Когда отправляемся в обратный путь? — спросила Зеб.
— Завтра. Сначала вернемся в затерянный город, — тут сестра Шанталь посмотрела на Хэкетта с Мендозой, — за вашим золотом. Потом мы с Россом и Зеб летим в Америку.
Хэкетт положил руку на плечо Россу.
— Хуарес погиб, но, похоже, наша поездка в джунгли была не напрасной. Каждый нашел, что искал.
— Пожалуй, да.
Произнося эти слова, Росс снова подумал о свете, который шел из кровавого тоннеля. Источник. Теперь было уже очевидно, что сад со всей его странной жизнью был лишь физическим проявлением чудесной силы, ради которой Росс сюда и пришел. Источником могущества сада, а может, и источником всей жизни на Земле было то, что Хэкетт назвал изначальным генотипом. Росс представлял его возможности и был готов на все, лишь бы точно знать, что Лорен поправится. Он понял, что хоть кристалл и лежит на дне рюкзака, сам он еще не нашел все, что искал. Во всяком случае, пока не нашел.
