Дмитрий Вересов - Скитания ворона
Доминик скорчила трагическое лицо. Но тут же бросилась к кустам, где Жажа, найдя что-то вкусное для себя, нахально грызла.
— Нельзя, брось немедленно эту гадость.
Доминик схватила покорную собаку, прижала к себе как ребенка и, целуя ее в хитрую мордочку, пошла прощаться с Нилом.
Ввели девушку. Она равнодушно посмотрела на Нила и покорно села напротив. Конечно, это была не Лиз. Общее в облике, безусловно, имелось, хотя ни рост, ни фигура не имели и приблизительного сходства с его любимой. Девушка была небольшого роста, худая, но не хрупкая. Некрасивые руки с короткими пальцами и грубоватые черты лица выдавали ее пролетарское происхождение. Но лицо действительно было похоже, только оно, казалось, не было доведено до конца, будто черновой вариант скульптора, бросившего модель, не доведя ее до совершенства.
— Как ваше настоящее имя? — Сделанное открытие и обрадовало Нила, и огорчило. — Говорите правду, я не из полиции и не собираюсь вас закладывать.
— Да мне плевать, откуда ты, я все равно ничего не скажу.
Голос у нее был грубый и прокуренный, но акцент Нил услышал и сразу почему-то перешел на русский.
— Ты давно из России приехала?
Девушка побледнела и, секунду подумав, кивнула.
— Уже полгода.
— Где ты взяла ее документы? Учти, ты меня совсем не интересуешь, а вот настоящая Лиз — очень. Гарантирую, что чистосердечное признание спасет тебя на некоторое время, пока французы сами тебя не раскроют. Здешняя тюрьма — просто курорт по сравнению с нашими зонами, в книжках, наверное, читала? Так что, выбирай сама.
— Закурить дай!
Девушка жадно затянулась предложенным «Голуазом» и, устремив взгляд куда-то в угол, заговорила:
— Это долгая история. Она сама отдала мне свой паспорт… Как-то мы зашли в театральный магазин и начали мерить парики. Когда я нацепила парик с точно такими же волосами, как у Лиз, наше сходство стало совсем очевидно. Вот я и решила, что можно попробовать съездить ненадолго, посмотреть Францию, Париж. Так-то фиг выпустят. Я с детства знаю язык, потому что мать преподом работает. А потом все так закрутилось… В общем, остальное ты знаешь, раз пришел сюда. А свой паспорт я Лизке отдала, чтобы менты не прикалывались и прочие. А где она, я не знаю, но должна быть в Питере. Она снимала у кого-то, а так все у нас тусовалась, в общаге да в «Сайгоне».
— Ну, так зовут-то тебя как?
Нил терял терпение, в любую минуту ее могли увести.
— Да обыкновенно зовут. Света я, Сапунова. Кличка СС. В Питере меня хорошо знают центровые. Но ты обещал, смотри, не закладывай, может, еще выкручусь. А на зону на нашу все равно не пойду, лучше уж здесь остаться, у них и кладбища комфортные, пусть хоть так, но получу постоянное место жительства.
— Значит, слушай, Света и внимательно. Французскому мама тебя выучила, а вот правду говорить — нет. Я сейчас тебя сдаю с головой следователю, а предыдущий наш договор аннулируется по причине дезы. У тебя две минуты на исправление. А о кладбище будешь на нарах мечтать, если тебя на лесоповале не потеряют. За то же вранье — это нигде не приветствуется.
— А почему ей все, а мне ничего? — хищно прошипела Света. — Мать с двумя языками каждую копейку экономила, а уж про тряпки и говорить нечего, на все только и копили. Они машины меняют, когда хотят, и жрут от пуза то, что мы и в Новый год не видывали. Она, добренькая такая, и покормит и джинсики отдаст поношенные. Витаминчики дедуля подбрасывал и валютку, которую я сроду в руках-то не держала. К ней все липнут, как мухи на навоз. А чего ради? Да, все за жвачку, да за пакетик из «Тати». Готовы ей были зад лизать все подряд. Есть она не могла наши продукты, так ей прямо с поезда раз в неделю из Европы дедуля пересылал. А за что? Я тоже человек и имею право жить не как скот. А паспорт ей и не нужен, если что и новый выпишет, им все можно.
Сжатые кулаки побелели, но Нил сдержал себя.
— Так, говори телефон и адрес, слово лишнее прибавишь и конец тебе.
Нил медленно встал.
— Адрес не знаю, на взгляд только помню, где-то на Петроградке, а телефон скажу…
Нил вышел на улицу, заметив на углу кабачок, зашел, заказал кофе с коньяком. Народу почти не было. «Не договаривает, сука, что-то важное не договаривает…» Тревога прочно засела в нем, и только в России, только там он сможет во всем разобраться и найти Лиз. Надо ехать.
Прямо в лапы к Асурову и его начальничкам? То-то они его по головке погладят — и за Проваленное задание, и за трехлетнее молчание.
С другой стороны, если бы нужен был — нашли бы, он же ни от кого не скрывался, у той же мамочки, Ольги свет Владимировны, записан его американский адресок, стало быть, и Конторе он известен. За себя Нилу не было страшно, но вот отдавать гэбэшникам Лиз… Надо что-то придумать. И срочно…
Глава 9
РЫБИЙ ЖИР ФОНАРЕЙ
(1988)
Научно-производственное объединение «Ленглавбетонконструкция», что затерялось где-то в диковатой промзоне между Лиговкой и железнодорожной полосой отчуждения, лихорадило с самого Нового Года. Еще бы — к нам едут французы! Причем не какие-нибудь там залетные гастролеры-однодневки по линии обкома или ВЦСПС, а самые что ни на есть конкретные, деловые, с серьезными интересами и долгосрочными планами. «Билль дю Солей», строительная фирма, посылала в Ленинград представительную делегацию для изучения вопроса о создании совместного советско-французского предприятия с целью развертывания на базе объединения экспериментального цеха по производству универсальных евромодулей повышенного качества. Предполагались значительные капиталовложения, масштабные поставки новейшего оборудования, а в будущем — выход готовой продукции на мировые рынки. Проспекты фирмы «Вилль дю Солей», разворованные на второй же день, являли собой чудо полиграфического искусства, а чертоги, запечатленные на глянцевых страницах, были столь ошеломительно великолепны, что любой сотрудник ЛГБК без колебаний поменял бы год жизни в своей коммуналке, «хрущобе» и даже дефицитной «сто тридцать седьмой» на один-единственный денек посреди такой буржуазной роскоши. Хотя никто в объединении не имел и приблизительного представления, что такое «евромодули повышенного качества», от головокружительных перспектив захватывало дух. Готовясь к встрече, в экстренном порядке заасфальтировали дорожку от проходной до административного корпуса, провели косметический ремонт директорского этажа, в кабинет завезли новую финскую мебель, а работникам двух цехов, в которые, по представлениям начальства, с наибольшей вероятностью захотят заглянуть дорогие гости, выдали новенькие чешские комбинезоны.
По объединению поползли упорные, официально не подтвержденные, но и не опровергнутые слухи, что будто бы из особо отличившихся работников будет отобрана группа в десять человек для трехмесячной стажировки во Франции. Оптимисты записались на курсы французского при ДК железнодорожников и принялись с удвоенной силой демонстрировать служебное рвение перед руководством; самые завзятые пессимисты, хоть и уверяли, что списки на Францию давно составлены, и входят в них, естественно, директор с замами, парторг, комсомольский бог Каконин, директорский референт Оля и секретарша Аллочка, ходили подтянутыми и исподволь готовили хвалебные характеристики на самих себя.
В международный аэропорт явилась представительная делегация, человек пятнадцать «главбетонов» и прикомандированный переводчик из «Интуриста», вихлястый молодой человек с кошачьими повадками и обесцвеченной перекисью челкой. На всякий случай, сразу трое держали таблички с надписью черным фломастером: «Lenglavbetonokonstrukcija».
Пассажиров из Парижа было немного, и трое мужчин в роскошных длиннополых плащах, с клетчатыми кофрами через плечо, — посередине высокий, по бокам маленькие, справа толстый, слева худой, — сразу обратили на себя внимание встречающих. Депутация устремилась к ним.
— Бонжур, месье, ну сом трез аншанте… — солидно начал глава делегации старательно заученную речь.
— Бонжур, дарагой, бонжур, — прервал его маленький и толстый, по-русски, правда, с сильным кавказским акцентом. — Скажи своим, чтобы багаж наш взяли, да?
Он сунул в ладонь остолбеневшему Чмурову несколько картонных бирочек.
Подскочивший крашеный переводчик бирочки забрал.
Высокий француз что-то тихо и коротко бросил толстому. Тот виновато улыбнулся.
— Извини, дарагой, ты начальник, наверное.
— Николай Петрович Чмуров, заместитель директора по общим вопросам.
Николай Петрович протянул руку, и толстый коротышка с чувством пожал ее.
— Робер Тобагуа. Очень рад, очень… Господин генеральный директор…
Второй коротышка, тощий, сделал шаг вперед.
— Жан-Пьер Запесоцки, — с ударением на последний слог произнес он.
