Джон Гришэм - Партнер
— Теперь, когда Лэниган пойман, вы можете сказать, что портреты были удачными?
— В целом — да. Мы несколько ошиблись с подбородком и формой носа.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Мы поспешили в Бразилию. Нашли там три лучших частных детективных агентства: в Рио, Сан-Паулу и Ресифи, это на северо-востоке. Мы имели возможность нанять на свои деньги самых высококачественных специалистов. Мы создали оперативную группу и целую неделю готовили ее в Сан-Паулу. А потом выслушали всех ее членов. Они представили дело так, будто бежавший из Америки Патрик разыскивается за убийство дочери весьма состоятельных родителей, предложивших хорошую награду за информацию о его местонахождении. Нас это устраивало. Убийца ребенка должен был, безусловно, вызвать больше негодования, нежели человек, обокравший юридическую фирму. Мы пошли по школам, где преподавали португальский, размахивали фотографиями Лэнигана и предлагали наличные. В приличных заведениях дверь перед нами захлопывали. Кое-кто с интересом смотрел снимки, но помочь ничем не мог. К этому времени мы уже научились уважать Лэнигана и не считали, что он будет учить язык там, где ведут какие-либо записи и отвечают на вопросы посторонних. Поэтому нам пришлось обратиться и к частным учителям, а их в Бразилии не менее миллиона. Тоскливая работа.
— Вы сразу начинали с того, что предлагали деньги?
— Мы делали то, что рекомендовали наши бразильские агенты. А они настаивали на том, чтобы показать снимки, рассказать жуткую историю убийства девочки и посмотреть, как на это будут реагировать. В случае малейшей заинтересованности мы осторожно намекали на вознаграждение.
— И были заинтересованные?
— Крайне мало. Но денег мы никому не платили, я имею в виду учителей.
— А другим?
Глядя прямо перед собой на чистый лист бумаги, Стефано кивнул.
— В апреле девяносто четвертого мы нашли в Рио хирурга, занимавшегося пластическими операциями, который попросил оставить ему фотографии. Он продержал их у себя около месяца и в конце концов убедил нас в том, что работал над лицом Лэнигана. Были у него и собственные снимки до и после операции. Расписал все как по нотам, и мы согласились заплатить четверть миллиона долларов за всю его папку.
— Что вы нашли в ней?
— Снимки нашего приятеля до и после операции. Это было странно, поскольку Лэниган отказывался фотографироваться. Он не желал оставлять следов и платил наличными. Имени своего не назвал, представился бизнесменом из Канады и сказал, что просто хочет выглядеть моложе. Хирург только это от него и слышал. Естественно, у него возникли кое-какие подозрения, и он установил скрытую камеру. Вот как появились фотографии.
— Мы сможем их увидеть?
— Конечно.
Адвокат сделал движение — и на стол перед Андерхиллом лег конверт. Тот вскрыл его и бросил взгляд на снимки.
— Как вы нашли хирурга?
— Проверяя школы и частных преподавателей, мы не забывали и о других профессионалах: изготовителях поддельных документов, хирургах, импортерах.
— Импортерах?
— Да, по-португальски они называются иначе, импортеры — это весьма условный перевод. Есть некие мастера, которые могут ввезти вас в Бразилию и попросту растворить в стране: новые имена, новые документы, предоставить лучшие убежища, где можно комфортно жить. Это узкий и замкнутый круг лиц. Нам не повезло с изготовителями документов: они наотрез отказывались говорить о своих клиентах. Это не шло на пользу их делу.
— С докторами было иначе?
— Они тоже молчали, но одного хирурга мы наняли в качестве консультанта, он-то и дал нам фамилии коллег, работавших с теми, кто предпочитал не называть имен. Вот так мы и вышли на этого парня в Рио.
— Через два с лишним года после того, как пропал Лэниган.
— Это правда.
— Что еще вы сделали за это время?
— Потратили уйму денег. Постучали в сотни дверей. Отследили десятки никуда не ведших нитей. Я уже говорил: Бразилия — большая страна.
— Сколько человек на вас там работали?
— Помню, что платил шестидесяти агентам. Слава Богу, они не так дороги, как в Штатах.
* * *Если судья хотел пиццы, то ему приносили ее от Хьюго, из старого бистро, принадлежавшего семейству на Дивижн-стрит и расположенного довольно далеко от разбросанных вдоль побережья ресторанчиков быстрого обслуживания. Едва они с Патриком вернулись в палату, как охранник внес туда коробку. Аромат пиццы Патрик почувствовал, когда парень вышел из лифта. Сидя на кровати, судья раскрыл коробку, и палату наполнил божественный аромат маслин, грибов, итальянских колбасок, зеленого перца и шести сортов сыра.
Сколько раз Патрик ел эту пиццу у Хьюго до побега! Не отказался бы и от кусочка сейчас. В жизни дома есть все же и некоторые преимущества.
— Ты выглядишь дьявольски проголодавшимся. Бери, — сказал Карл.
Патрик молча проглотил первый кусочек и протянул руку за вторым.
— Как ты умудрился настолько отощать? — спросил Карл с набитым ртом.
— А пива мы выпить не можем?
— Нет. Извини. Не забывай, ты все-таки в тюрьме.
— Все зависит от мозга. Достаточно принять решение. Неожиданно у меня появилось немало причин, чтобы похудеть.
— Сколько ты весил?
— В пятницу перед исчезновением девяносто восемь килограммов. За первые шесть недель потерял девятнадцать. Сейчас вешу шестьдесят четыре.
— Ты похож на военнопленного. Ешь.
— Спасибо.
— Итак, ты вновь вернулся в хижину.
Патрик вытер губы бумажной салфеткой, положил недоеденный кусок в коробку и сделал глоток кока-колы.
Они вновь вышли в коридор, и только тогда Патрик продолжил:
— Да, я вошел в хижину. Было около половины двенадцатого. Свет зажигать не стал. Метрах в восьмистах от моей стоит еще одна, на склоне холма, ее видно из моих окон. Хозяин живет в Геттисберге. Я предполагал, что его в хижине нет, но должен был соблюдать осторожность. Занавесил небольшое окошко ванной комнаты полотенцем, включил свет и быстро побрился. Затем подстриг волосы и выкрасил их в темно-каштановый, почти черный, цвет.
— Прости?..
— Странно, однако мне это оказалось к лицу. Глядя в зеркало, я ощутил себя совершенно другим человеком. Потом навел порядок, подмел обрезки волос, спрятал краску. Я знал, что вскоре по хижине пройдутся очень частой гребенкой. Затем тепло оделся, сварил крепкого кофе и выпил половину. Вторую налил в термос на дорогу. В час ночи я вышел из хижины. Я знал, что какое-то время уйдет на то, чтобы установить владельца машины и известить о случившемся Труди, а потом уже кому-нибудь могла взбрести в голову мысль проверить заодно и хижину. Помня обо всем этом, я все же в час ночи решил уйти.
— Ты волновался за Труди?
— В общем-то нет. Мне было известно, что переживет она эту историю довольно безболезненно. Я сказал себе: примерно месяц Труди проживет благопристойной вдовой, а потом получит страховку и станет счастливейшей из смертных. Внимание мужчин и деньги — что еще ей нужно?
— И в хижину ты больше не возвращался?
— Нет.
Не задать новый вопрос Карл не мог:
— Под одной из кроватей обнаружили ружье, палатку и спальный мешок Пеппера. Как они там очутились?
На мгновение Патрик поднял на него удивленный взгляд и тут же отвел глаза в сторону. Карл отметил это. В течение нескольких следующих дней он будет вспоминать этот взгляд.
Некий толчок, скошенные в сторону глаза и неспособность сказать правду.
В одном из старых фильмов герой говорил: «Решаясь на убийство, человек совершает двадцать пять ошибок. Если вы в состоянии назвать пятнадцать из них, то вы — гений».
А не могло ли случиться так, что Патрик просто забыл о вещах Пеппера? Слишком поспешил уйти?
— Не знаю, — сказал он очень тихо, по-прежнему глядя в стену.
Как бы то ни было, ответ Карл получил и спросил вновь:
— Куда ты направился потом?
— Мотоцикл несся с сумасшедшей скоростью, — тут же ответил Патрик, торопясь продолжить рассказ. — Было градусов пять выше нуля, но мне казалось, что стоит тридцатиградусный мороз. Я все так же старался избегать оживленных дорог. Ветер пронизывал насквозь. Я въехал в Алабаму, держась в стороне от основных магистралей. Грязный мотоцикл в три часа ночи мог бы заставить скучавшего полисмена повернуть голову, поэтому я объезжал даже маленькие городки. В конечном итоге добрался до окрестностей Мобила около четырех утра. Месяцем раньше я приметил небольшой мотель, где берут наличные и не задают никаких вопросов. Я спрятал мотоцикл за здание, пробрался на стоянку и с нее вошел через главный вход, будто только что вылез из машины. Номер стоил три бумажки по десять долларов, никаких записей. Примерно час ушел у меня на то, чтобы согреться. Два часа я проспал и встал с восходом солнца. А когда ты обо всем услышал, Карл?
